Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов
– Если б я был мэром, то отделил бы овец от волков железной загородкой. Волки, значит, рыскают с одной стороны, а с другой овечки мирно пасутся. Идет овечка, допустим, за справкой к волку, а тот из-за решетки на лапу просит. Овечка свободно показывает ему дулю.
Дрюня совсем захмелел, уронил голову на стол. Посапывала и Тонька, свернувшись калачиком. Тоненько скрипели сверчки. Тихая дрема повисла в хате.
И приснился Дрюне сон.
Стоит он в папахе, в полковничьих погонах, с орденами, выбритый и умытый посреди Георгиевского зала в Кремле. Золотая роспись на белых стенах горит в косых солнечных лучах, ниспадающих сквозь высокие сводчатые проемы окон. Горит на орденах и медалях Дрюни, на погонах, на… Дрюня глянул на свои сапоги и похолодел от ужаса. Сапоги были в грязи, с засохшими ошметками навоза на голенищах. Топнул ногой – на сияющий мраморный пол посыпались комья чернозема. От волнения разбух язык, задеревенели щеки. Позор казаку, на веки вечные позор! Оглянулся – сзади щупленький Президент стоит, голова набок, хитро улыбается, удивленно разглядывает Дрюню и поглаживает свою желтую пролысину. Посмотрел на сапоги, с укором покачал головой.
Дрюня хотел рассказать, как трудно он шел по чернозему и суглинку, особенно между Воронежем и Мичуринском. А в рязанской земле кацапы избороздили большаки и проселки глубокими колеями, и он стер в кровь ноги, пока выбрался аж под Ряжском. В Кремле позабыл глянуть на свои ноги, и вот промашка вышла…
– Ладно, Андрей Васильевич, – вежливо и тихо сказал Президент, – у меня сегодня день рождения, пойдем выпьем и поговорим о делах.
– Господи! – перекрестился Дрюня. – У меня и подарка нет…
– Ничего, – подтолкнул его за локоть Президент. – Лучший подарок для меня ты сам, так сказать, Загряжский субъект. Загряжск для меня очень, очень дорог. Знаешь, почему? В Загряжске нет американцев!
Хозяин повел Дрюню по кремлевским палатам в свой кабинет. В кабинете был еще один кабинет – для отдыха. Тут был накрыт столик для двоих. Боже мой, чего здесь только не было! И селедка, и редиска, и огурцы малосольные, и сало с прорезью, и грибы маринованные, и рыба жареная. Салаты разные. Выпивки тоже было богато. Одной водки бутылки четыре. А иноземных флаконов не счесть. Дрюня, разинув рот, оглядывал кабинет.
– Сними свои сапоги, Андрей Васильевич, – тихо попросил Президент, – нехорошо в нечищеных, да и пахнут… Я как главнокомандующий дарю тебе свои.
Президент вынул из шкафа новенькие с зеркальными стоячими голенищами сапоги и поставил перед Дрюней.
– Переобувайся – и к столу.
Дрюня не переставал дивиться вежливости и гостеприимству Президента. Свой парень, свой в доску! Если бы его вместо Жеребцова! «А может, предложить ему эту идею? – опалила его мысль, но тут же погасла. – Дубина, он же и так всей Россией…»
– Выпьем, Андрей Васильевич, – предложил Президент.
– Да… да! Будь, как говорится!
И – понеслось! Пили, закусывали, опять пили. И говорили, щелкали, как соловьи.
– Теперь послушай, Андрей Васильевич, – чуть заикаясь, говорил захмелевший Президент. – Я тебе всю правду в глаза скажу. Ненадежный ты человек. И казак говенный!
– Подожди! – налился бурячной краской Дрюня и как перед дракой почесал поясницу. – Это мне дюже не нравится.
– Сиди! – толкнул его ладошкой в грудь Президент. – Это ты Курлюку будешь возражать, а я главнокомандующий…
Дрюня устыдился и замолчал.
– Так вот, – продолжал Президент. – Пропили и прос…ли вы Дон, господа казаки. А я на вас крепко надеялся. На Загряжск надеялся, на тебя конкретно. Сколько денег вам отвалили! Безотчетных, подчеркиваю… А что сделано? Срам! Розенбаума в казаки приняли. Ну что ж, любо, как говорится… Земля ваша, казачья – берите, владейте. Нет, в фермеры пошли хохлы и кацапы, а вы гребуете. Лампасы шьете. И погоны цепляете. Сколько у вас генералов?
Дрюня почесал затылок, пошевелил губами.
– Много… На Кубани даже маршалы есть.
– А рядового состава сколько?
– Рядового состава мало.
– Вот! – сурово, но вежливо продолжал Президент. – Деньги профукали, от земли отказались. Обещали взять под общественный контроль рынки, заниматься коневодством, рыбоохраной и рыборазведением, восстанавливать храмы Божьи… Где все это, я спрашиваю?
– Промашка вышла, – виновато опустил голову Дрюня.
– Кругом промашка! Передрались, переделились. Войско там, войско тут. Кругом одни атаманы, и все просят поддержки Президента. Нет, Дрюня, виноват, Андрей Васильевич, народ вас не поймет. Где депутаты Госдумы от казачества?
– Выставляли много раз – не пущают. Клевещут на казачество.
– А может, не клевещут? Правда глаза колет? Не работаете, сидите у жен и стариков на шее, пьянствуете. Кто же вас в Думу пустит! Я, честно говоря, очень надеялся – и надеюсь пока! – на Загряжск, на казачество. Верю, что возрождение России начнется именно с Загряжска как уникального субъекта. Я готовлюсь сейчас – это пока между нами – посетить Загряжск с визитом. Но вы к этому не готовы. Надо основательно поработать, обрести настоящее, подобающее лицо Загряжску и сделать все, чтобы визит имел историческое значение.
– Да мы… – подобострастно замычал Дрюня, – мы живота… Ей-богу, как один, все как есть ляжем…
– Ложиться не надо, – насмешливо перебил Президент, – Ты конкретно помоги Татьяне Петровне Веревкиной. Ей сейчас трудно, рынок – сложное хозяйство. Рядом с ней должен быть надежный человек, опора.
– Татьяне я всегда… как есть, то есть…
– Это первое. Второе. Прекратите, хотя бы временно, промысел котов и шитье из них полушубков. В Брюсселе «зеленые» уже сделали нам официальный запрос.
– Как есть прекратим.
– Значит, договорились. Давай выпьем, и у меня будет к тебе личная просьба.
Выпили, закусили. Глазки у Президента замаслились. Пролысина посветлела. Заулыбался загадочно-виновато.
– Я нечужд ничего человеческого, – вкрадчиво заговорил он. – У меня в Загряжске была любовь. Во время студенческой практики месяц там жил. Романтическая любовь. Вздохи и страдания, а потом страсти африканские. Я бы, наверное, там и остался. Представляешь, когда я предложил ей пожениться, она отказала. Почему, спрашиваю? У тебя, говорит, ноги тонкие и ростом мал. Я чуть не упал, ей-богу. Ростом я ниже ее, но при чем тут ноги! Посмотри. – Президент поднял штанину. – Разве тонкие?
Дрюня нагнулся и посмотрел на белую лодыжку.
– Совсем не тонкие. А как ее кличут?
Президент смутился, виновато опустил голову.
– Знаешь ты ее… Я скажу, но опять же, строго между нами.
– Могила! – заверил Дрюня.
– Это Натэлла Уткина…
– О-о! – радостно взревел Дрюня. – Знаю! Как же я не допер, у нее сынок – весь в тебя!
– Да ну? – усомнился Президент. – А впрочем, что ж, может… может.
– Твой, твой! Вылитый.
– Давай на
