Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
Сергеев, не отпуская моей руки, усадил меня на диванчик, на котором сам сидел напротив меня, и попытался обнять.
– Нет, пожалуйста, я… – Я, понимая, что обижаю его, отодвинулась. – Я совсем не чувствую нашего родства. – Я увидела, как взглянул на нас все тот же официант. Думает, наверное, что взрослый дяденька привел девчонку…
– Ужасно. Я так и говорил Вале. Но она не хотела, чтобы у тебя в сознании было два отца. Вот – как она хотела, так и получилось. Меня в твоей жизни нет. Она говорила – это разорвет твое сознание. Хотя, что тут такого? Многие так живут.
– Многие живут плохо, Анатолий, – сказала я.
– Как ты меня называешь?! Нет уж, извини. Если отцом не можешь звать, не зови никак. Ладно, пойдем. Обед не заладился. Давай я тебе город покажу. Он мне не родной, но родным стал.
Я взглянула на Сергеева. Он так это сказал, как будто с особым смыслом. Просто вышло так, наверное.
– А родной какой?
– Я из Подмосковья. Когда с Валей расстались, я уехал подальше. Тут и вторую жену встретил, и жизнь совсем по-другому пошла. Я тоже МГУ окончил, на два курса старше их, – Вали и Якина. И работать начал в лаборатории. А когда уехал – где там было наукой заниматься? Я ткнулся туда, ткнулся сюда, институты как раз разваливались и закрывались, я в научный городок поехал, в Новосибирск, но там и денег не было вообще и по моей теме ничего не велось, предложили заниматься в чужом проекте, я не стал. Всё тогда так было… И я решил попробовать себя в другом. Знаешь, как в сказке про мужика, который вел на рынок продавать корову, а вернулся домой с котом. Вот и я. Думал, уеду от всего, от того, что не получилось, спрячусь в науку, быстро смогу защититься, сделаю то, что собирался, докажу Вале, что я лучше Якина, у меня уж очень тема интересная была… А в результате совсем ушел из науки. Думал – на год-два, пока устроюсь. А всё так закрутилось, у меня стало получаться. Купил – продал, еще купил – еще продал, появились деньги… Кто-то хочет заработать и разоряется, а я хотел временно перебиться, метался, и у меня как-то пошло-поехало. И оказалось, что это совсем неплохо. А тут и вторая жена… Ну и… Всё думал – вот еще заработаю, чтобы жить где было, машину куплю, и всё. А понравилось как-то, наверное, я не такой одержимый ученый, как твои родители. Другой азарт, другие законы. Ты так слушаешь меня, что мне хочется всё рассказывать. Не помню уже, чтобы я так долго говорил, да еще и трезвый. Мы же не будем пить за встречу?
– Я не пью, – пожала я плечами. – И вам не советую.
Сергеев засмеялся.
– Взрослая дочь… Хорошо. Да, взрослая дочь, которую совсем не знаешь, но которая на тебя так похожа… Это, конечно, сильно меняет твою жизнь.
– А родители ваши живы? Мои бабушка с дедушкой?
Сергеев как-то повел плечами.
– Бабушка с дедушкой… – повторил он. – Валя отрезала тогда: «Не будет сложного мира и непонятных отношений!» Поэтому не знаю, как тебе ответить. Тем более, что отца моего давно нет, а мама… – Сергеев потер висок. – В прошлом году ездил в Москву, не повидался, дернули меня… Да, мама в Подольске, перед фактом ее когда-то поставили… Она… – Он как-то запнулся, подбирая слова, – привыкла жить в своем мире.
– Значит, теоретически есть еще бабушка, – проговорила я, надеясь, что когда-нибудь мы еще поговорим об этом. Сейчас он явно не хотел продолжать и лишь развел руками.
Пока мы разговаривали, его телефон несколько раз вибрировал, он каждый раз взглядывал, кто звонит, но не отвечал.
– Мне на самом деле нужно идти, – сказала я. – У нас программа, скоро начинается конференция.
– Хорошо, – кивнул он. – Тогда до вечера. Я тебя отвезу и заберу, когда ты мне позвонишь. В университет ведь ехать? Там конференция?
– Вы знаете? – удивилась я.
– А то! – подмигнул мне мой отец.
Да, отец. Я же видела свое свидетельство о рождении, первый раз увидела в четырнадцать лет, когда пошла получать паспорт. Там было написано: мать – Тобольцева Валентина, русская, отец – Сергеев Анатолий, русский. И заполняя потом всякие анкеты, я уже сама писала в графе «отец» другого человека, не папу. Я пыталась спросить маму и папу, но они отшучивались и отмахивались: «Не обращай внимания! Бюрократия!» Но это не бюрократия, а что-то совсем иное, чему я пока просто точного слова не знаю. И зачем так сделали родители, я тоже не понимаю. «Чтобы у меня не разорвалось сознание!» А теперь оно у меня не разрывается?
– А вы чувствуете, что я ваша дочь? – спросила я Сергеева, когда мы вышли на улицу.
И не надо было заседать в ресторане. На улице был такой чудесный день. На площади было очень красиво, реку не было видно, но она чувствовалась. Воздух в городе был гораздо лучше, чем в моем районе в Москве.
– Лучше бы мы с вами где-нибудь на реке посидели.
– Посидим, успеется. Ты хочешь увидеть реку?
– Я хочу подышать свежим воздухом.
– Подышим, но в другом месте. Ты же в Сибири, Маша. Поездим, посмотрим красивые места.
– Я через два дня улетаю.
– Это мы еще посмотрим, – подмигнул Сергеев. – Садись. Вот этот танк – мой.
Его машина на самом деле больше всего была похожа на огромный красивый танк, чистый, блестящий. Если бы танки бывали такого цвета – молочного шоколада. Понятно… Что-то становится понятно… И еще больше непонятно. Я взглянула на Сергеева.
– Вы разбогатели, да? А чем вы занимаетесь?
– Так я же говорю: продал одно, купил другое, так и понеслось, – засмеялся он. – Ну да, наверное, это можно так назвать. Разбогател, размордел, ты это имеешь в виду?
– Я только две ваши фотографии видела, – честно сказала я. – Я точно не знаю, какое раньше у вас было лицо. Мне кажется, вы были гораздо худее и с усами.
Сергеев крякнул.
– Ясно. Валюша постаралась. Ладно. – Он снова быстро провел рукой по голове. – Да, Маша, я обеспеченный человек.
– Почему все-таки у меня мамина фамилия? – решила я вернуться к самому важному. Потому что пока я так ничего и не узнала.
– Валюша так решила, уже тогда сомневалась, когда тебе было две недели… Я в загсе, где мы тебя записывали, удивился, но ничего поделать не смог. Валюша четко сказала: «Тобольцева». – Он улыбнулся и провел по моему плечу. – Ты будешь садиться
