Дом у реки - Ханна Ричел

следовало признать — раздражению Кит, без нее Ева успокаивалась заметно быстрее. А вот она сама — нет. Она вяло и потерянно бродила по бывшему яблочному хранилищу, чувствуя, как в горле стоит ком, а глаза щиплет от подступающих слез. Бесцельно листала книги, часами сидела на деревянном причале, свесив ноги, глядя на водоросли, струящиеся под водой, точно волосы утопленницы. Она сорвала несколько ивовых ветвей и сделала пару деревянных ловцов снов, но все никак не могла найти себе место. Что-то казалось неправильным.

Она понимала, что впустую тратит время. Вместо того чтобы помочь, задумка Теда будто бы только усугубила ощущение собственной бесполезности. Кто же она? Ей нужно поддерживать Теда, помогать ему. А вдруг то, что он проводит время с дочерью, — только предлог, чтобы избежать работы над пьесой? И вдруг это станет самой короткой дорогой, которая уведет их в трясину долгов?

Спустя пару таких вечеров, проведенных в своей новой студии, она окончательно сдалась и вернулась домой, привлеченная голодным плачем Евы.

— Давай ее мне, — сказала она, забирая малышку из рук Теда. — Это была чудесная идея, но не думаю, что она сработает. — Прижав девочку к груди, она тут же расплакалась: — Ничего не выходит, Тед. Я ужасная мать. Ты никогда не закончишь свою пьесу.

— Закончу, милая. Обещаю.

Она подняла на него удрученный взгляд:

— Я видела его, Тед. Черновик на твоем столе. Ты неделями к нему не прикасался. — Она вздохнула: — Я думала, это то самое место. Но это не оно. Этот дом душит нас, Тед.

Тед, словно лишившись дара речи, наполнил чайник и заварил чай. Поставил перед ней чашку, погладил по плечу. От его нежного прикосновения ей захотелось кричать.

— Может, стоит позвонить врачу? — мягко спросил он.

Она покачала головой.

— Я пытаюсь, Китти. Я правда пытаюсь.

Ева начала плакать. Кит расстегнула блузку и поднесла малышку к груди. Та отвернулась. Кит попыталась накормить ее снова, но Ева отворачивалась и извивалась.

— Святые угодники, — закричала Кит, — да что тебе нужно?

— Может, немного свежего воздуха? — предположил Тед. — Прогуляйтесь.

Кит бросила на него быстрый взгляд. Он хотел, чтобы она ушла из дома. Разумеется. Как он вообще может работать, когда они постоянно его отвлекают? Не говоря больше ни слова, она запеленала хнычущую Еву, положила в слинг и, накинув на нее одеяло, вышла из дома.

Кит прошла через участок, неспешно направляясь к фруктовому саду, мимо яблочного хранилища, ставшего еще одним символом ее неудач, пока не оказалась у реки. Несколько секунд она просто стояла, глядя на течение. Из-за изгиба реки показались два белых лебедя, скользящих сквозь камыши. За ними следовала нестройная линия серых малышей. Кит подумала, глядя на гордо плывущих родителей, как легко все это кажется со стороны. Отвернувшись от воды, она продолжила свой путь по дорожке, пока Ева не переставая плакала у нее на руках.

Кит медленно шла вдоль реки, тени вокруг становились длиннее, сознание начинало пустеть. Обернувшись, она заметила, что солнце уже коснулось вершин холмов. Возможно, стоило возвращаться, но от одной этой мысли она ощутила тяжесть поражения. Почувствовав, что шаг замедлился, Ева расплакалась еще громче.

Оглядевшись, Кит заметила небольшой уступ, выдающийся над берегом реки. Развязав слинг, она устроилась на камне, расстегнула рубашку и еще раз попыталась накормить дочь. В этот раз голодная Ева припала к ее груди, слезы постепенно перестали бежать по ее щекам. Посмотрев на это маленькое создание, Кит поняла, что сама начинает плакать.

Кит слышала о послеродовой депрессии, но и представить себе не могла, что ребенок может выбить дыхание из легких и заставить скорчиться, скрючиться и начать тонуть. Кто она теперь? Она взглянула на личико дочери и подумала, что это для нее слишком. Она не может вынести этой тяжести.

Вокруг сгущались тени, они подползали все ближе, как будто притягивались, точно магнитом, ее самыми темными мыслями. Чем она пожертвовала ради этого ребенка? Она уже не узнавала ни себя, ни их отношений с Тедом, которые совсем изменились. Когда-то он страстно желал ее, но сейчас стал осторожным и сдержанным. Прищурившись, она опять посмотрела на дочку:

— Это все ты виновата, пискуша.

Снова завернув малютку, сытую и успокоившуюся, она положила ее на плоский камень и сделала шаг назад, чувствуя, как колотится в груди сердце. Она попыталась увидеть в младенце чужеродную силу, один кулачок выпутался из-под одеяла, замелькал в воздухе. Маленькое круглое личико вытянулось, дочка зевнула и призывно всхлипнула.

Кит сделала еще шаг назад, затем еще один, между ней и малышкой было уже несколько метров. Невидимая нить между ними натянулась до звона, в груди заныло. Сможет ли она это сделать? Сможет ли оставить свою дочь на этом куске камня? Сможет обменять ее на что-то еще? На другую жизнь или… Возможно… Даже смерть? Может, это к лучшему? Кит закрыла глаза, прислушиваясь к гулу крови в ушах.

На обратном пути к Уиндфолзу она следовала по веренице собственных следов, и все же что-то постоянно отвлекало ее, словно камешек, попавший в ботинок. Настолько уже привыкшая к затуманенности сознания, ватной вялости, в которой Кит провела все эти недели после родов, она отталкивала прочь это навязчивое ощущение. Но оно не исчезло, раз за разом возвращаясь и настойчиво напоминая о себе. Кит позволила себе на мгновение сосредоточиться и почувствовала, как что-то раскрылось, развернулось.

Младенец.

Камень.

Жертва.

Идя вдоль реки, она позволила мыслям свободно бежать их собственными извилистыми путями, и к тому моменту, как добралась до места, где тропинка сворачивала от реки в сторону дома, шаг ее стал быстрее и целеустремленнее. Она задержалась у входа в яблочное хранилище. Цветущие деревья указывали ей путь домой, но она отвернулась от них, открыла дверь и с тихим щелчком закрыла ее за собой.

Задержав дыхание, она вынула уснувшую Еву из слинга и осторожно устроила ее в гнезде из одеял на полу, мысленно повторяя «пожалуйста». Ева негромко всхлипнула, Кит застыла и медленно выдохнула, когда девочка затихла.

— Спи, маленькая, — прошептала она.

Кит зажгла масляную лампу, оставленную для нее Тедом, и села за стол, где ее ждали печатная машинка и пустой лист бумаги. В последний раз оглянувшись на Еву, она легко опустила руки на клавиши и, чувствуя слабую дрожь предвкушения, начала печатать.

Среда

7

Люси просыпается под шум дождя, вся покрытая испариной, ужасное предчувствие не исчезает. Она лежит неподвижно, глядя в темноту и пытаясь понять, что же именно так беспокоит ее. Секунды через