Последние часы в Париже - Рут Дрюар
Как только он вырвался на волю, реальность накрыла его резко и сильно, будто кто-то ударил под дых. О чем, черт возьми, он думал? Холодный пот выступил на спине, стоило только представить себе, что они могут с ним сделать, если вдруг узнают, что он унес письмо с доносом. Из-за угла вынырнула черная машина гестапо. Себастьян инстинктивно вжался в стену, дожидаясь, пока она проедет мимо, затем свернул на ближайшую улицу и побрел куда глаза глядят, пытаясь решить, что делать с письмом.
Вскоре он обнаружил, что находится на рю Монмартр, и догадался, что улица ведет в маленькую деревушку, где на вершине холма стоит белая базилика Сакре-Кёр, откуда открывается вид на Париж. Он еще не бывал там, да и не особо жаловал церкви, но это место показалось ему подходящим для размышлений. Он двинулся дальше и минут через десять увидел впереди знаменитую красную мельницу, подсвеченную огнями – «Мулен Руж». Шеренга немецких солдат тянулась вдоль тротуара, и он быстро прошел мимо и свернул в боковую улочку, вскоре достигнув крутой лестницы, ведущей к церкви. Он вцепился в металлические перила, установленные посередине двойной лестницы, чувствуя, как сбивается дыхание по мере того, как ступени поднимаются все выше и выше. Где-то на полпути он услышал музыку и вскоре наткнулся на ее источник: старик бренчал на гитаре, а две женщины, стоявшие рядом, тихо напевали. Когда они увидели его, музыка резко оборвалась. Он отвернулся и продолжил восхождение, смутно осознавая, что их пение возобновилось.
Добравшись до вершины, он проследовал к церкви по узкой извилистой улочке, огибавшей парк. Купола сияли белизной, как в сказочном замке.
Когда он вошел внутрь, его поразила тишина. Не само отсутствие шума, но мирная и осмысленная тишина. Несмотря на высокие сводчатые потолки, здесь было уютно. Он осторожно обошел зал по краю, рассматривая исповедальни и странные свечи, зажженные в нишах. Оглядев скамьи, он увидел пару десятков прихожан, стоявших на коленях, склонив головы в молитве. Он бочком пробрался к одной из передних скамеек и уселся. В детстве он ходил с семьей в церковь на Рождество и Пасху, и хотя находил эти службы скучными, ему нравилось представлять себе, как Бог наблюдает за ним. Это рождало в нем ощущение безопасности. Что за чушь! Никто не присматривал за ним – ни смертный, ни бессмертный. Он подумал о греческих богах, о том, как они играли людьми, словно пешками на шахматной доске. Такая картинка казалась ему более реалистичной.
По мере того как он впитывал тишину и покой, его охватывало незнакомое чувство умиротворения. Он устремил взгляд на потолок/ Иисус с распростертыми руками смотрел на него сверху вниз, но его глаза были пустыми, даже безразличными. Если Бог и существовал, то не для таких людей, как Себастьян. Нет, Бог был рядом с жертвами и невинными, с теми, кто искал утешения, а не оправдания. Вздыхая, Себастьян поднялся, чтобы уйти, и тут почувствовал, как хрустнуло письмо в заднем кармане, будто нашептывая ему, что всегда есть выбор, даже в самой безнадежной ситуации. Внезапно он понял, что сделает с письмом.
Пальцы Себастьяна дрожали, когда он держал письмо над алтарной свечой, наблюдая, как бумага, пожираемая пламенем, постепенно чернеет, превращаясь в пепел. Он подул на листок, рассеивая горелые клочья по полу, втирая их подошвой ботинка в бороздки между каменными плитами.
Он вышел из церкви в ночь. Putain! Что он такого сделал? Закрывая глаза, он глубоко вдохнул, втягивая воздух в легкие и медленно выдыхая. Необычное чувство гордости охватило его. Пусть он совершил что-то незначительное, а все равно стал как будто выше ростом, расправил плечи как человек, хозяин своей судьбы. Но достаточно ли того, что он сделал? Ведь за этим письмом могут последовать новые доносы. Они как сорняки; выдергиваешь один, а вскоре прорастают другие. Теперь, когда он переступил черту, ему придется следить за ними. И надо бы предупредить людей в приюте, но как? Никто не станет ему доверять; любой, кому он расскажет, подумает, что это ловушка. Единственный француз, кто мог бы его выслушать? мсье Ле Бользек, но он едва знал этого человека. Тот вполне мог оказаться коллаборационистом, а Себастьян и так уже сунул нос не в свое дело. Нет, нужно хорошенько все обдумать.
Солнце медленно садилось за громаду Сакре-Кёр, когда Себастьян спускался обратно по крутой лестнице. Два солдата поднимались по ступенькам ему навстречу, громко смеясь.
– Heil Hitler! – Они остановились, вскидывая руки в фашистском приветствии. Себастьян улыбнулся, вместо того чтобы салютовать в ответ. Тот, что помоложе, нахмурился, но другой солдат спросил, не хочет ли он присоединиться к ним и выпить.
– Не сегодня, спасибо. – Себастьян пытался выглядеть дружелюбным. Он не хотел неприятностей.
– Как угодно, – ответил молодой. – Но поосторожней с девочками, mein freund[36], у них у всех триппер.
Другой солдат хлопнул приятеля по спине.
– Ну, тебе ли не знать?
Себастьян оставил их, когда они зашлись от хохота, и зашагал вниз по лестнице.
Из тени его окликнул женский голос. – Эй, солдатик. – Как кошка, девушка подкралась к нему, легонько дотронувшись до плеча. – Ищешь компанию на вечер?
Было слишком темно, чтобы разглядеть ее как следует, к тому же большая шляпа частично скрывала ее лицо. Запах уксуса ударил ему в нос. Себастьян проигнорировал ее и пошел дальше, но в следующее мгновение почувствовал укол сожаления. Компания ему бы не помешала, и что плохого в том, что женщина продает себя, чтобы заработать немного денег? Бывают вещи и похуже. Гораздо хуже. Мужчины и женщины занимались проституцией каждый день, просто чтобы выжить. Мальчишкой он продавал себя, даже не осознавая этого, когда выигрывал спортивные трофеи для гитлерюгенда, впитывая похвалу, маршируя в униформе, чувствуя себя одним из немногих избранных. Каким же идиотом он был! Хуже, чем дешевая шлюха.
Его вдруг потянуло выпить, и он зашел в первое попавшееся café у подножия лестницы. Когда он сел на табурет и заказал коньяк, то заметил двух женщин в другом конце бара. Под задранными подолами платьев белели незагорелые бедра, нарисованные стрелки на задней части ног имитировали наличие чулок.
Внезапно они оказались рядом с ним.
– Как насчет того, чтобы угостить дам выпивкой?
Он скорее восхитился, чем возмутился, их дерзостью и попросил у бармена графин белого вина, который бесцеремонно подтолкнули через стойку, так что Себастьяну пришлось наливать самому.
