Две Веры Блаженной Екатерины - Алёна Митрохина
А пошла она к тете.
По дороге купила в модном кондитерском бутике «Свит Кисс» дорогущий меренговый рулет. Рулет был прекрасен и стоил целое состояние, но продавщица уговорила:
— Да вы что? Меренга — это трэнд! А у нас ручная работа, эксклюзив, — с гордостью объясняла работница сладкого прилавка, когда Катерина робко поинтересовалась, почему это, безусловно, красивое и необычное кулинарное изделие так много стоит.
Стыдно сказать, но еще пять минут назад на вопрос «а что же такое меренга?» Катерина с уверенностью бы ответила, что рыба, по ассоциации с миногой и муреной. Впрочем, ничего удивительного — из всех покупных лакомств Катерина любила только белковые трубочки и пряники, поэтому и название «меренга» до сего момента не слышала.
— Возьмите! Рулет очень вкусный, не пожалеете! У нас все берут, — продолжала нахваливать продавщица, а Екатерина подумала, что в этом месте, по всем законом торговли, нужно было бы добавить «Я и себе домой такой взяла, и свекровке».
Но кондитерша ничего такого не сказала, и Катерина решилась. Рулет действительно выглядел очень празднично, был украшен сочными яркими фруктами и ягодами, словом, достойный десерт на сороколетие.
Меренгу упаковали в роскошную коробку, обвязали кружевами и атласными разноцветными лентами, и это, как ни странно, подняло Катерине настроение и добавило самоуважения. Шагая с драгоценной сладостью в руках, она рассеянно улыбалась, чувствуя себя успешной и богатой. Чтобы закрепить состояние собственной значимости, в винном магазине Катерина купила бутылку настоящего итальянского шампанского, упаковку пармской ветчины и сыра с плесенью, и с этими изысканными продуктами отправилась к тете Вере.
Тети Веры дома не было, но Катерина не удивилась. Она давно ее предупредила, что свой день рождения отметит вдвоем с Пашкой, в ресторане. В сумочке у Катерины всегда лежали ключи от тетиной квартиры, поэтому, решив подождать тетю дома, она спокойно открыла дверь.
— С Днем Рождения! — встретил ее нестройный хор голосов, едва только Катерина переступила порог. — С Днем Рождения, дорогая!
Тетя, в фартуке и со скалкой в руках, быстро обняла Екатерину:
— Я там твои любимые пироги пеку, именинница! Поздравляю! Проходи скорей, — тут она заметила коробку и пакет с шампанским, которые держала Катерина, и скомандовала, — Дарий, ну помоги же! Чего встал столбом!
Из комнаты вышел Дарий с огромным букетом белых роз:
— Поздравляю, Кать! — он крепко обнял ее и вручил букет. — Давай свои пакеты.
— А я возьму торт, — подоспела Валентина Сергеевна. — С днем рождения, Катенька.
— Мы и Люську твою позвали, надеюсь, ты не против? — сказала тетя и с криком «ой, пироги!» убежала на кухню.
— Я только «за», — ответила ошеломленная Катерина и тихо, потому что голос вдруг сорвался, добавила, — хорошо, что я не пошла ни в какой ресторан. День рождения нужно встречать дома.
Примерно через час примчалась Люська: «а я так и знала, что твоя затея с рестораном — полная ерунда!», и все, наконец, уселись за стол, на котором стояло три огромных блюда с пирогами: с картошкой — любимые Катерининины, с капустой — любимые Дариевые и с яблоками — их любили все. Запивали пироги сначала шампанским, которое оказалось слишком сладким, а потом чаем.
— Откуда ты знала, что я приду? — изумлялась чуть захмелевшая от эмоций и вина Екатерина. — Я же сама не собиралась!
— Ну конечно ты бы пришла! — неопределенно отвечала тетя.
— Но почему? — не отставала Екатерина.
— Ты еще спрашиваешь! — вздыхая то ли от Катерининых вопросов, то ли от того, что брала очередной (пятый? шестой?) пирожок, вмешалась Люська. — Зная тебя и твоего Пашку — ничего удивительного!
— Паша, да… — грустно пыталась оправдать мужа Катерина. — У него свадьба.
— В смысле? — вытаращилась на нее Люська.
— Ну не у него, конечно, — улыбнулась Катерина. — У Лехи. То есть не у Лехи, а у Лехиной дочери.
— Поня-я-я-тно, — протянула Люська с издевкой. — Леха — это святое. А Лехина дочь — тем более. А ты подождешь, как всегда!
— Люсь, не начинай, — снова улыбнулась Катерина. — Так совпало, ничего страшного.
— Да ну тебя, — не стала слушать жалких оправданий Люська, — ты мое мнение знаешь!
— Люсь…
— А я с Люсей согласна! — энергично перебила Катерину тетя. — Сколько раз тебе говорю — уходи от него! Может, он и хороший человек, но вы — не пара! Сколько ты с ним лет? Почти двадцать? Это ж целая жизнь! И что толку? Ты еще замуж выйдешь и детей родишь!
— Тетя, ну каких детей? — почти взмолилась Екатерина. — Мне сорок лет сегодня!
— И что? Сидеть теперь всю оставшуюся жизнь возле него? Тебя что, судом к нему присудили или цепями приковали? Или ты с ним очень счастлива? — тетя говорила жестко, даже жестоко, как на допросе.
Катерина себя так и почувствовала — как на допросе. Словно ей нужно было доказать свою невиновность. Она лихорадочно отыскивала аргументы в пользу ее с Пашкой совместной жизни, пыталась сформулировать доводы, мотивы, обоснования.
Ведь и на самом деле у них все не так уж и плохо. Они столько лет вместе, вместе купили квартиру, обустроили ее, вместе объездили не одну страну и увидели не один город, она знает все о нем, он — о ней, у них похожие вкусы, они любят одну и ту же еду, смотрят одни и те же фильмы…
Ну, подумаешь, что все чаще свободное время проводят каждый по отдельности — просто не сложилось общей компании, у каждого свои друзья, бывает. Подумаешь, что давно нет романтики — какая романтика, они полжизни вместе, смешно даже говорить об этом! Да, квартиру Пашка сделал на свой вкус — сплошной хай-тэк, лофт и прочий модный дизайн, ну так он и оплачивал ремонтные работы и услуги, а Катерина сама не захотела в этом участвовать. А кино они давно вместе не смотрели, потому что у мужа дела, он крутится как может, зарабатывает, а Катерина — обычный специалист на госслужбе, работа по режиму с восьми до пяти, а у Пашки — круглые сутки, вот и не совпадают они по времени, бывает, что неделями видятся урывками. Но сейчас так все живут. Вот был бы ребенок…
Катерине казалось, что она убедительна и логична. И вдруг она увидела взгляд, которым смотрел на нее Дарий, и смолкла на полуслове.
Это был взгляд мужчины — успешного, красивого, уверенного. И этот мужчина смотрел на нее с жалостью и непониманием. Но одновременно это был взгляд ребенка — трех-, шести-, пятнадцатилетнего ребенка, внимательного, черноглазого, доверчивого. И этот ребенок смотрел на нее так, словно его обманули. Не
