Ничего интересного - Кевин Уилсон
Казалось, каждое слово дается ему с трудом, причиняет боль, и я не знала, как ее облегчить. Да и не хотела.
— Я знаю, что прошу у вас многого, — сказал Джаспер. — И понимаю, вы согласились только потому, что вам дорога Мэдисон, но я хочу, чтобы вы знали, насколько для меня важно, что вы здесь.
Я понимала, что это не подкат. Я видела, что я ни капли его не интересую, и это меня несколько успокоило.
— Мэдисон говорит, что когда-нибудь вы станете президентом, — сказала я.
У Джаспера на лице появилось странное выражение, как будто Мэдисон частенько его забавляла.
— Что я могу сказать, — кашлянул он, — есть такая возможность, да.
— Президент Джаспер Робертс, — поклонилась я.
— В любом случае это будет не скоро. Сейчас нужно сосредоточиться на более важных вещах.
Не говоря больше ни слова, он направился обратно в дом, и я подождала, пока он не окажется в нескольких метрах от меня, прежде чем войти следом. Я смотрела на сенатора, на его чуть сутулую спину. По его виду казалось, что он понятия не имеет, как его жизнь стала такой, какая она есть. И я его понимала. Со мной было так же.
Три
Мы мчали по автотрассе на рокочущем белом микроавтобусе на пятнадцать человек, последний ряд сидений в котором снесли, а взамен положили надувной матрас. Чтобы было посимпатичнее, матрас застелили постельным бельем с Чарли Брауном[8], а на него уложили двух одинаковых плюшевых терьеров. В микроавтобусе ехали только мы с Карлом, самая несчастная парочка в мировой истории, — забирать детей, Роланда и Бесси.
Не знаю почему, но я думала, что дети просто однажды материализуются в поместье; может, их доставят почтой в огромном ящике, для надежности засыпанном пенопластовыми шариками?.. Я думала, что заключу их в объятия, а затем отведу в наше новое жилище, как куколок в кукольный домик. Но нет, нам пришлось отправиться в путешествие — длительностью в шесть долбаных часов, прошу заметить, — и, по описанию Карла, нам предстояло чуть ли не связать их, вытряхнуть из убежища в разбомбленном здании под дикие вопли; по сути, похитить.
— Эти дети не привыкли к переменам, — сказал Карл. — Они уже пережили смерть матери. Насколько я понял со слов родителей Джейн, они сейчас… на взводе.
— Ну, может, тогда пусть полиция их заберет, — предложила я. Ужасно, конечно, что я все время пыталась увильнуть от тяжелой работы, но, господи, тяжелая работа — отстой. Последние несколько дней я спала на пуховой перине и пила ромашковый чай. Я была морально не готова к похищению каких-то диких детей.
— Никакой полиции, — ответил Карл. — Сейчас нам этого не надо. Все должно пройти тихо, посемейному. Мы должны избежать социальной службы, больниц, полиции. Только мы с тобой. Ничего сложного.
— Так сказала Мэдисон? — спросила я, надеясь услышать что-нибудь ободряющее.
— Тебе за это платят, — раздраженно сказал мой спутник. — Ты будешь заботиться об этих детях, вот и едешь со мной за ними. Когда мы их заберем, сможешь делать все, что сочтешь нужным, чтобы они были целы, здоровы и счастливы.
— Что мне надеть? — спросила я, когда, облаченная в пижаму, пила кофе и читала «Нью-Йорк таймс», пока Мэри жарила мне яичницу. Уже было пол-одиннадцатого. Казалось, логичнее выехать на следующий день рано утром.
— То же, что обычно, — сказал Карл.
Я была рада, что он больше не пытался скрыть свое раздражение: это давало мне повод перестать скрывать свое.
— Ладно, ладно, остынь, — вздохнула я. — Съем яичницу, и поедем.
— У меня с собой батончики мюсли и термос с кофе. Пора выезжать. Я и так дал тебе выспаться.
— Мэри уже готовит яичницу. Нельзя, чтобы еда пропадала.
Карл сел рядом на скамейку, наклонился ко мне и низким голосом, почти шепотом сказал:
— Думаешь, Мэри не все равно, съешь ты эти яйца или нет? Думаешь, это заденет ее чувства?
— Не так близко, — сказала я, и до него, видимо, дошло, что он угрожающе навис надо мной, что из-за моих выкрутасов он перегнул палку. Карл весь напрягся и, пристыженный, встал.
— Я буду ждать в машине, — сказал он. — Даю тебе десять минут.
— Часы не будем сверять? — спросила я, но он, кажется, не услышал, потому что уже был в коридоре.
Я подошла к кухонной стойке. Мэри, не говоря ни слова, поставила передо мной тарелку с яичницей, которую я проглотила так быстро, что казалось, ее и в помине не было.
— Спасибо, Мэри, — поблагодарила я, и она кивнула:
— Счастливого пути! — Мэри допустила в свой обычно такой монотонный голос легкую нотку музыкальности. Я просто обожала ее за такую исключительную, профессиональную стервозность; мне хотелось у нее годик поучиться этому искусству.
Мы уже почти подъехали к дачному дому, где родители Джейн держали детей, тише воды ниже травы. Как рассказал Карл, семья Каннингем долго считалась очень влиятельной в политической жизни Западного Теннесси, но вскоре после свадьбы дочери отец Джейн оказался замешан в какой-то сложной финансовой пирамиде и, по сути, потерял все состояние за время судебного процесса. Джаспер помог ему избежать тюрьмы, но Каннингемы были разорены. Непоколебимый Ричард Каннингем начал ходить по домам и продавать сине-зеленые водоросли, какую-то суперпупер-еду, которая, как мне кажется, была очередной финансовой пирамидой. Но у Каннингемов остался дачный дом возле «Смоки-Маунтинс», куда они и забрали детей. Со слов Карла, их присмотр заключался в том, что, пока дети плескались в бассейне часами напролет, бабушка с дедушкой сидели в шезлонгах и иногда загоняли их в дом поесть наггетсов. Я так поняла, что за молчание Джаспер посулил им кругленькую сумму. Вокруг этих детей образовалась целая индустрия.
Пока Карл пытался сориентироваться среди не отмеченных на картах проселочных дорог, я начала дергаться.
— Ты служил в армии, Карл? — спросила я его.
Он повернул голову. Из его темных очков на меня смотрело мое отражение. Карл остановился на пустом перекрестке и подождал пять секунд, прежде чем ехать дальше. Ему было где-то под пятьдесят. Поджарый, но не то чтобы красивый: слишком большой нос, редеющие волосы. Еще он был низковат, но от него исходила какая-то сила, энергия, которая это компенсировала. Он принимал свою непритязательную внешность за некую добродетель.
— Нет, — наконец ответил
