Пьеса для пяти голосов - Виктор Иванович Калитвянский
Пока мы шли домой, Петька мне всё пересказывал, что узнал от матери: чем там кормят, как лечат и вообще – сколько осталось до того дня, когда мама вернётся домой.
Когда Саша вернулась, диспозиция в доме немного изменилась. Теперь уже я старался больше проводить времени в своей комнате. Чтобы Саша могла быть с Петькой, по всей квартире, чтобы я не пугал её. Тогда и случилась эта история с балконом, когда Саша стояла у перил, а я собирался ловить её, если она вдруг упадёт.
Так мы теперь и живём.
Я снова поднимаю руку и снова опускаю.
Но сколько можно стоять здесь, на лестничной площадке?
Осторожно сую ключ в замок. Открываю дверь. Конечно, Петька хохочет, Саша что-то говорит ему спокойным голосом. Я тихо вешаю куртку. Теперь надо бы заглянуть в туалет, потом – прошмыгнуть к себе, а там будет видно.
Я суюсь в туалетный коридорчик, а мне навстречу, лицом в лицо – Саша. Дверь гостевого туалета – нараспашку, Петька там сидит и что-то напевает.
А я гляжу – Сашины глаза, чёрные, блестящие, они на её похудевшем лице – огромные, такие красивые, что у меня сжимается всё внутри. Я гляжу в её глаза, оторваться не могу, не видел больше года.
Саша отступает на шаг, медленно отводит глаза, потом – снова смотрит на меня.
И вдруг какая-то судорога пробегает по её прекрасному худенькому лицу. Она открывает рот, словно хочет и не может вздохнуть. Какое-то короткое рыдание вырывается у неё, она опрокидывается спиной на стену и начинает сползать вниз.
Я кидаюсь к ней, подхватываю её.
Саша сотрясает дрожь, она плачет, – нет, не плачет, а как-то жутко – воет.
Петька выбегает из туалета со спущенными штанами, глазёнки испуганные, сразу набухают слезами.
Я подхватываю Сашу на руки, несу к себе в комнату, ко мне – ближе.
Кладу на постель. Она по-прежнему издаёт эти ужасные длинные воющие стоны, но уже спокойнее. Она дрожит и вздрагивает, мне кажется, что ей холодно, и я накрываю её пледом.
Петька стоит в дверях, штаны уже подтянул.
Я машу ему рукой: иди, мол, к себе.
Смотрю на Сашу. Она затихает. Я ухожу, пусть спит спокойно.
На кухне мы ещё сидим немного с Петькой и так по-взрослому друг на друга поглядываем. Мы с ним так приучились сидеть, когда Саша лежала в больнице.
Потом Петька идёт спать, я остаюсь один. Прохаживаюсь тихонько по квартире. Непривычно даже – пусто, гулко. Лечь в Сашиной комнате? Как-то неудобно. Лезу в гардеробную, нахожу простыни, стелю в гостиной на диване. Заснуть долго не могу, ворочаюсь, диван скрипит, – дрянь подсунули, оказывается.
А когда просыпаюсь – вижу, Саша сидит рядом, в кресле.
Ночь, тишина, ни звука.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Саша кивает. Я лежу, молчу, смотрю на её силуэт в кресле.
– Ты очень хороший человек, – говорит, наконец, Саша. – Ты меня не убил, не прогнал. Даже меня выходил… Я не знаю, чем я могу тебя отблагодарить.
Я молчу. Что я могу сказать? Во мне всё немое, окаменелое. Мне просто жалко её, и всё.
– Я не знаю, как нам жить дальше. Я весь год жила как во сне, а теперь я понимаю, что нужно что-то решать.
Я молчу. Я ничего не могу сказать.
– У нас два выхода. Или я ухожу или… – она молчит немного и продолжает: – Я перед тобой виновата. Ты…
Тут Саша как-то неловко сползает с кресла и садится на пол. Это мне так показалось поначалу – садится. А она – она становится на колени.
– Я принесла тебе столько горя, – говорит Саша, – что простить меня нельзя…
Я вскакиваю с дивана, пытаюсь поднять её, а она не даётся, отталкивает меня, и я тогда сажусь рядом с нею – так, чтобы не было этой ужасной позиции, когда она передо мной – на коленях.
– Я не просто тебе изменщица, – говорит Саша, наклонив голову, – я тебя обделила любовью и лаской, потому что другая могла тебя любить так, что ты не представляешь даже, что это такое…
Я беру Сашу за руку, мне хочется её успокоить, чтобы она так не волновалась, но она руку отдёргивает.
– В общем, или я ухожу или…
Тут она не выдерживает, начинает всхлипывать, ну и я не выдерживаю, хватаю её, прижимаю, глажу её по голове, по плечу, по спине.
Саша плачет, но не так, как вечером, а нормально, по-хорошему, – просто всхлипывает, и ещё я чувствую, как её слёзы капают на мою футболку.
Так мы сидим, Саша постепенно успокаивается, а потом я беру её на руки и несу в её комнату. Кладу, укрываю простыней и ухожу к себе. Постель ещё пахнет Сашей, и я быстро засыпаю.
Наутро, когда я захожу в кухню, Саша уже там.
– Ешь, – говорит она, показывает на стол и смотрит на меня своими глазами.
Я ем, она приводит вскоре Петьку, и мы едим с ним вдвоём, а Саша стоит и смотрит на нас, а мне как-то боязно поднимать на неё глаза.
День проходит быстро, в суете. Когда офис мой пустеет, я ещё долго сижу один, мне почему-то страшновато идти домой.
Тут звонит Петька и говорит, чтобы я скорее шёл домой, потому что у нас праздничный ужин.
– Праздничный? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает Петька, – иди быстрей.
Когда я прихожу, они сидят на кухне. Саша в белой прозрачной кофточке, так что даже бюстгальтер виден, и у меня холодеет в животе.
Петька рад до смерти, мы ужинаем. Петька чувствует: что-то происходит, но что – он понять не может и просто наслаждается моментом. Саша время от времени не отводит взгляд, и тогда я вижу её чёрные блестящие глаза.
Но и праздничный ужин заканчивается, мы расходимся, как всегда, в разные комнаты.
Я ложусь, сердце моё стучит, как у молоденького. Время идёт, затихает Петька в своей комнате, я лежу без малейшего признака сна, весь напряжённый. Слушаю тишину квартиры.
Вот скрипит половица под чьей-то ногой, отворяется дверь, и Саша входит. Она в ночной рубашке, и я едва перевожу дух.
Саша садится на постель и говорит:
– Я перед тобой виновата. На всю жизнь виновата. Но если я тебе нужна, я останусь и буду тебе настоящей женой.
Она наклоняется и легонько целует меня.
Я молчу и только сжимаю зубы изо всех сил.
– Обними меня, – шепчет Саша.
Она оглаживает мне лицо, плечи, целует меня лёгкими поцелуями, а я не могу сказать ни одного слова, у меня внутри всё дрожит. Саша через голову снимает ночнушку и вся приникает ко мне.
А потом, когда я прихожу в себя, Саша лежит у меня справа
