Игорь Плотник - Книга счастья, Новый русский водевиль
-- Батюшки, а за что?
-- За все.
...На автомобиль уже давным-давно положил глаз один клиент -латифундист, рабовладелец и просто хороший старикан из Подмосковья. Дело остается за малым: отвезти ему машину, взять деньги и вернуться обратно. Конечно, желательно целыми и невредимыми, а по возможности даже живыми.
-- Ну и денек. -- Максимовский по-хозяйски налил себе и мне крепкого чаю. -- Да, Семен, с тобой не соскучишься. Кажется, сегодня нас ждет настоящее приключение. Что ж, одевайся, сладкоежка. Майя, дружок, сооруди-ка нам банкетик на две персоны и червячка заморить.
-- Может, не надо?
-- Надо. Для поднятия боевого духа.
-- Мне тоже, -- сказал Семен, но, получив подзатыльник от жены, сразу успокоился.
-- Вам покрепче или как?
-- Нам главное до обеда дотянуть.
Майя уверена, что Максимовский всегда все сделает правильно. На чем основывается эта уверенность, до конца не ясно. Она принесла бутылку клюквенной водки, наполнила до краев два стакана, вытерла подолом свежий огурец, разломила пополам, протянула мне и Максимовскому со словами:
-- Мальчики, приглядывайте там за этим долбоебом.
Нет. Майя сказала не так. Она сказала "лоботрясом".
-- Не беспокойся, -- ответил Максимовский.
-- В натуре, -- добавил я. -- За базаром следи!
Пока мы с Максимовским хрустели огурцом и допивали клюкву, Майя большими небрежными штрихами нарисовала приблизительный портрет нашего контрагента.
МАХНО
Нестор Захарович Костромской -- закадычный приятель профессора Комиссаржевского. Их знакомство приключилось на Нижнетагильской каторжной пересылке в семьдесят четвертом году, куда профессор, тогда еще молодой отважный аспирант, совершенно неожиданно угодил за нарушение валютного законодательства. На полном пансионе у государства Нестор Костромской, наоборот, оказался за изготовление и сбыт крепких спиртных напитков домашней выработки.
В основу их долгосрочного взаимопонимания легли общие взгляды на Социалистические! методы управления народным хозяйством, пренебрежительное отношение государства к предпринимательской способности населения и подавление частной инициативы граждан.
Долгими вьюжными ночами в ожидании этапа на Сахалин Нестор Костромской и профессор Комиссаржевский посвящали друг друга в тонкости своих противозаконных увлечений.
Самогоноварением Нестор занимался столько, сколько себя помнил. Досконально изучив процесс брожения, он мог изготавливать спиртные напитки из твердых, жидких и даже газообразных материалов. Кстати, клюквенная водка, которую мы с таким удовольствием хлещем, приготовлена по технологии самого Нестора, разработанной и преподнесенной лично в дар профессору в ознаменование десятилетия их исторической встречи на нарах пересыльной тюрьмы.
За свою предпринимательскую деятельность Нестор по приговору народного суда схлопотал три года с конфискацией имущества.
Однажды в дверь его скромной избушки негромко постучали. Нестор распахнул дверь и увидел на крыльце пугливого участкового лейтенанта в сопровождении двух добрых молодцев в штатском одеянии. Никаких двусмысленных толкований относительно того, кто эти люди и какова причина их визита, у него не возникло. Но спрятаться за дверью Нестор не успел. Визитеры раскрыли и сунули ему под нос маленькие красненькие удостовереньица.
-- Вы нам, дедушка, сами покажете самогонный аппарат, или будем искать? -- спросили они.
-- Искать? Кто ж вас в дом пустит?
-- А у нас, дедушка, есть ордер.
-- Орден? А ну, покаж. Интересно, за что таким козлам ордена раздают?
Товарищи в штатском переглянулись, пожали крепкими плечами и со словами: "Хорош пиздеть" бесцеремонно втолкнули Нестора в избу.
-- А разве понятые не полагаются? -- застенчиво поинтересовался Нестор.
-- Полагаются, -- ответил один из товарищей и строго взглянул на участкового. -- Товарищ младший лейтенант нам сейчас организует.
Пока товарищ младший лейтенант, высунув язык, по всей деревне гонялся за понятыми, Нестор поломал в доме все сидячие места, начав с табуреток и закончив лавкой, которая служила ему не только кроватью, но также и обеденным столом. Сидеть теперь можно было только на полу, но на пол Нестор "случайно" уронил бутыль с подсолнечным маслом...
Невозмутимые товарищи приблизительно до обеда терпели разнообразные дедушкины выкрутасы, наконец, замучились, стукнули его головой об печку, застегнули на запястьях наручники и увезли в районный следственный изолятор, где уже на другой день он все осознал и чистосердечно раскаялся. Следователь его раскаяние оформил и запротоколировал на восьмидесяти четырех страницах.
Скуратов, я не стану утомлять тебя подробностями уголовного делопроизводства, ты сам прекрасно с ними знаком.
На суде Нестор, правда, отказался от большей части обвинений, а именно: от организации покушения на Леонида Ильича Брежнева, сотрудничества с турецкой разведкой в пользу иранской разведки, призывов к насильственному свержению советского строя и пары-другой менее экстравагантных деяний, заявив, что в камере у него было временное помутнение рассудка, а теперь он с трудом может вспомнить хотя бы один из этих эпизодов. Прокурор настаивать не стал, поэтому суд, ослепленный правительственными наградами подсудимого, учел прошлые заслуги Нестора перед отечеством и влупил ему "трешник" только за самогон.
С каторги Нестор вернулся в ультрамариновой нейлоновой рубашке, загоревший, отдохнувший и помолодевший лет на пять-шесть. С собой он привез здоровенного рыжего петуха по кличке Жизнь, для которого сразу же в глубине двора принялся строить отдельный дом.
Когда с домом для Жизни было покончено, Нестор приступил к возведению оборонительных заграждений. Вначале это был обыкновенный частокол из вкопанных в землю по периметру участка бревен. Позднее Нестор заменил частокол на настоящий кирпичный забор и пустил по нему электрический ток.
Спустя некоторое время односельчане стали слышать из-за забора странные хлопки, по мнению знатоков, сильно напоминающие звуки выстрела из гладкоствольного охотничьего ружья. Каждый Божий день ровно один хлопок ровно в шесть часов утра. Это Нестор выводил петуха по имени Жизнь на задний двор, ставил у забора и расстреливал.
В соответствии с процедурой, установленной самим Нестором, стрелять в Жизнь полагалось только один раз в день. Заведенный распорядок петуху, видимо, пришелся по душе, потому что очень скоро, не дожидаясь особого приглашения, он повадился являться на расстрел самостоятельно.
Утром Нестор продирал глаза, выпивал стакан самогона, заряжал охотничью двустволку одним-единственным патроном и выходил на двор, где у посеченной дробью стены его уже ждал огненно-рыжий петух, напряженно роющий мощной лапой землю под собой.
Нестор торжественно зачитывал петуху официальный текст приговора, который заканчивался одинаковыми фатальными словами: "приговаривается к смертной казни в виде расстрела моя жизнь. Приговор привести в исполнение немедленно! Огонь!", прицеливался и нажимал на курок спускового механизма.
Всегда безошибочно определяя траекторию свинцового заряда, Жизнь успевал за мгновение до выстрела увернуться и спастись. Он прыгал в сторону, стремительно разворачивался, глядел Нестору прямо в глаза и с чувством собственного достоинства уходил к себе в дом, где на женской половине с тревожным похотливым нетерпением дожидались его возвращения двадцать две возбужденные супруги и большое корыто с отборной пшеницей.
Со временем колхозники к звуку выстрела настолько привыкли, что научились просыпаться по нему и топать на работу. Это было очень удобно, тем более что, по странному совпадению, с тех пор как Нестор вернулся с отсидки, в деревне перестали горланить все петухи до единого.
Так проходили дни, месяцы и годы.
Гром грянул, как и полагается, внезапно.
Аккурат во время уборочной страды, когда на счету у колхозников буквально каждая минута, случилось страшное -- несчастных земледельцев никто не разбудил. Последствия этого были катастрофическими и едва не привели к развалу всего хозяйства.
Во дворах рычали недоеные коровы, в избах рыдали некормленные младенцы. Полусонные, злые мужики бегали в исподнем между тракторов, посылая на голову Нестора витиеватые проклятья. Но самое веселье было впереди и началось, когда загорелся клуб и пристроенный к нему совсем некстати склад горюче-смазочных материалов.
Совместными усилиями возгорание к полудню удалось ликвидировать, но драгоценное время было упущено. Сразу после обеда на колхозные поля обрушился катаклизм.
Ровно в 12 часов 44 минуты 15 секунд местного времени весь урожай спаржи, ананасов или арбузов (никто точно не знает, что эти темные крестьяне на своих наделах выращивают) был загублен на корню градом. Сразу следом за этим ударил сорокаградусный мороз, который, немного погодя, сменился проливным дождем и в конце концов закончился самым настоящим торнадо. Все это буйство природы сопровождалось ураганным ветром и обильными снегопадами. Таких чудес не видали даже старожилы. Колхозники искренне не понимали, за что на их плечи легли настолько тяжелые испытания.
