Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
- Не пойду.
- Правильно. Теперь о милиции. Справка твоя не липовая. Сергей Дмитриевич не дурак себя подставлять. Радикулит не свинка, никто не докажет, что его у тебя нет. Только ты ходи соответственно.
- А как надо ходить?
- Хотя бы рукой за поясницу держись. И помедленнее топай. Движений резких не делай. Теперь еще вот что: свидетели у тебя были, что ты три те дня в постели провалялся?
- Конечно. Ко мне и браток мой приходил, и Борька Семенов, и...
- Молодец, подробностей не надо. Так и отвечай, как было на самом деле.
- То есть?
- Не барсук ты, а баран. Не обижайся, я любя. Болезнь твоя, горе твое неутешное, алиби твое - это факт. А встреча в пивной - это...
- Как бы не факт?
- Точно.
Гришаня повеселел. Благодарный, он даже спросил у Юльки, пока она собиралась на работу, о ее житье-бытье.
- Как живу? Как видишь, не бедствую. Но крутиться много приходится. Даже у моих стариков в деревне под Вязьмой. Из салона массажного я ушла. Хожу по клиентам, кому массаж, кому маникюр, кому педикюр делаю. Народ доволен, я тоже не внакладе. Вот если еще и ты не раз в полгода будешь заходить...
- Гадом буду, Юлька. Ты - человек. Я ведь после тебя ни с кем...
- Ладно, не трепись только... Слушай, может, ты тоже подскажешь мне. У меня клиентка есть, жена консула... Страна в Южной Америке, забыла, как называется, то ли Чили, нет, не Чили...
- Бразилия?
- А, не помню. Не важно. Богатая тетка. Говорит по-русски неплохо. Скучно ей здесь, хотя она целыми днями по выставкам шастает, на концерты ходит. Рассказывала мне, что это она мужу карьеру сделала. Муж ее из бедных, а папа у синьоры миллионер.
- А папу зовут дон Педро, он из Бразилии, где много диких обезьян.
- Что-то в этом роде. Что же я спросить у тебя хотела? Ах, да! Ты как-то рассказывал, что у Воронова племянница есть.
- Есть. Софья Николаевна. Ребята говорили, что он воспитал ее.
- Она с картинами связана, иконами, да?
- С иконами? Нет, у нее, как это... галерея собственная есть. "Белая роза" называется. Я был там, смотрел. По-моему, дрянь, а не картины. Или я не понимаю ничего.
- Скорее, верно второе. А иконами она не занимается? Моя клиентка через полгода хочет домой съездить. У них там как раз лето будет, у нас зима. А она не любит зимы нашей.
- Как это - лето?
- Ты в школе географию проходил?
- Да когда это было...
- В южном полушарии все наоборот. Когда там жарко, у нас холодно, и наоборот.
- Понял.
- Так вот, эта синьора мне все уши прожужжала, как она в нашу культуру влюблена. Но покупать иконы в Измайловском парке ей не хотелось бы, мадам слышала, что там могут подделку всучить.
- Юль, не, икон у нее нет, разве что она людей каких знает.
- Поговори с ней, глядишь, мне чего перепадет, если моей синьоре что подыщут... Гришаня вновь погрустнел, будто вспомнил что.
- Ты что? Впрочем, если трудно, не говори.
- Да это нетрудно. Я вспомнил, как вчера на похоронах она ко мне подошла. Тоже про болезнь спросила. И посмотрела странно так... Я, говорит, не чаяла тебя в живых застать, значит, долго жить будешь. Может, догадывается?
- Брось. Ну, злится, конечно, ты же телохранитель его. Его убили, а ты жив. Что же теперь, тебе прощения у нее просить? Или она тебя с работы попросит?
- Не думаю. Она дядиным бизнесом заниматься не будет, это точно. Свою долю получит - это да. Ворон ее любил, у него ведь ни жены, ни детей не было. Только она. Богатая, стервоза... Слушай, есть икона. Точно.
- Что?
- Икона. Древняя очень. Недели две-три назад мы как раз с Владимиром Николаевичем к Софье Николаевне ездили. Я на кухне сидел с домработницей, а он племянницу уму-разуму учил. Вот. А потом икону ей передал. Я еще сам икону из "мерса" нес, только не знал, что это такое - она в бумагу завернута была.
- А откуда ты знаешь, что древняя?
- Разговор их немного слышал. Ворон говорил, что всю жизнь ее искал, что века она очень древнего. Юлька даже подпрыгнула:
- Древнего, говоришь? Здорово! Ты что, ничего не понимаешь?
- Нет.
- Барсук, ты случайно не в Виллабаджо родился?
- Нет, в Москве... Ты опять смеешься?
- Разве что самую малость. Ты рекламу не видел про "Ферри"? Чистят им посуду. В одной деревне умные люди жили, поедят всем миром - и этим "Ферри" посуду давай драить, а их соседи в Виллабаджо...
- Вспомнил! Сковорода такая большая, а они все моют ее, моют... Только при чем здесь я?
- А при том. Голова у тебя для чего?
- Я понял, куда ты метишь, не дурак. Только не продаст Софья Николаевна картину, тьфу ты, икону.
- И не надо. Мы с тобой продадим.
- Не понял.
- Ладно, объясню после. Скажи мне, Гришаня, а икона еще у нее дома или нет?
- Откуда же я знаю?
- Сходи, хороший мой.
- Да ты что? Кражами я не занимался и не буду.
- Не зарекайся. Ты сам говорил, что она богатая. Одной иконой больше, одной меньше. А для нас с тобой это целое состояние. И вот что еще. Когда к ней придешь...
- Да не пойду я к ней.
- Пойдешь. Расскажешь, как переживаешь, как места себе не находишь. А потом за меня попросишь.
- За тебя?
- А почему бы нет? Скажи, хорошая знакомая, ребенка одна растит, добавишь, что я массажистка классная, что могу дома клиенту и маникюр, и педикюр сделать. Я знаю этих дамочек. Из грязи они быстро в князи выходят, им нравится, когда их на дому обслуживают. Кстати, ты не соврешь - я дело свое знаю. Она довольна будет.
- С чего ты взяла, что ей твои услуги нужны?
- А вдруг...
- Ну а дальше что? Придешь, икону - того... Дальше что?
- Не спеши. Может, иконы у нее нет. Ты, главное, сведи нас. Помнишь, что говорил Наполеон?
- Ну ты, блин, нашла чего спросить... И чего он говорил?
- Что самое важное - ввязаться в драку, а там видно будет. Гришаня хмыкнул:
- А он прав, пожалуй. И перед самым уходом, уже на пороге спросил у Юльки:
- Ты правда считаешь, что моей вины в смерти Владимира Николаевича нет?
- Правда.
- Все равно его бы... Ведь так?
- Барсук, иди спокойно. Я знаю только одно: если бы убили тебя, он бы не плакал.
- Ну, Юлька, я как заново родился. Все-таки с понятием ты... женщина.
Глава десятая
Странно: чуть более двух недель прошло с того дня, когда начались его мытарства, а Кирееву казалось, что прошло не меньше двух месяцев. Столько всего вместили в себя эти пятнадцать дней! До этого целые годы пролетали, как стрижи над городскими крышами. Или как бекасы над болотом. Образ бекаса, пролетающего над болотной равниной, так понравился Михаилу Прокофьевичу, что вскоре появилась еще одна миниатюра, которую он назвал "Стриж и бекас". Хотя, честно говоря, охоту Киреев никогда не любил, а потому о том, как летает бекас над болотом, не имел ни малейшего понятия.
Еще он был горд тем, что из его жизни совершенно исчезло такое понятие, как "распорядок дня". Как было раньше? Михаил Прокофьевич жил строго по часам - и это при том, что самому ему все происходящее глубоко не нравилось. В одно и то же время он вставал, шел на работу, возвращался с работы, смотрел телевизор, ложился спать. У них с женой был круг приятелей, а потому Киреев знал, когда они пойдут на день рождения Петра Ивановича Кутикова, а когда на день рождения жены Петра Ивановича. Как знал, в какой день кому из родственников пора было посылать поздравительные телеграммы. Временами Киреев ощущал себя запрограммированным роботом. И вот после седьмого апреля, дня, когда он пошел к врачу на консультацию, все резко изменилось. Один день он мог целиком проспать, зато затем всю ночь напролет писал или читал книги. На другой день Михаил Прокофьевич спокойно уходил в Сокольники или Коломенское, гулял, предавался размышлениям. Критически настроенный читатель имеет право задать вопрос о том, на какие деньги жил этот человек, если он не работал. Сам Киреев ответил бы: на гаражные. Случилось так, что буквально на следующий день после памятной для него ночи Михаил Прокофьевич в булочной повстречал приятеля, жившего неподалеку. Тот сначала похвастался: купил машину, а затем посетовал: с гаражом проблема, негде машину поставить. Киреев сначала почти автоматически посочувствовал, а потом вдруг вспомнил, что сам имеет гараж, который стоит пустой почти семь лет. Когда-то они с женой мечтали о машине, копили деньги. В конце восьмидесятых Михаил Прокофьевич, довольно известный, правда в узких кругах, журналист, мог себе позволить покупку хорошего гаража под будущую машину... Что было дальше - рассказывать особо подробно не следует: реформа, резкое обесценивание денег - и об автомобиле пришлось забыть. И вот, купив хлеб и уже готовый распрощаться, Киреев неожиданно даже для себя предложил приятелю:
- А хочешь, покупай мой. Почти новенький.
- Ты это серьезно? Слушай, спасибо, только... Мы, как машину купили, поиздержались...
- Мое дело предложить.
- А сколько возьмешь?
- Ты же знаешь, сколько в среднем гараж стоит? Дели это на два, бери на себя всю бумажную волокиту - и гараж твой.
