Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис
Без всякого энтузиазма я прикладывался к хомен-ташам — треугольным пирожкам с маком и медом, маце, фаршированной рыбе или печенью с неаппетитным названием «цигесе бобкес» (козьи шарики). Все эти блюда в товарном количестве пеклись, покупались, варились и раздавались благодарным соседям, а затем возвращались к нам в виде кулича, пасхи, крашеных яиц.
Во время какого-то праздника бабушка-большевичка привела меня в синагогу на Угольной. Запомнился только шум и множество нищих, бормотавших свои заклинания на непонятном языке. Случайно пробившийся вовнутрь солнечный луч обладал запахом и был осязаем. Голоса, движения, предметы — все было лишено не только гармонии, но и элементарного порядка. Хаос и неразбериха.
О смысле еврейских праздников бабушка рассказывала почему-то шепотом. Своими историями она вносила изрядную сумятицу в мои неокрепшие детские мозги. Возникали вопросы, на которые ответить не мог никто.
1. Почему шепотом?
2. Почему надо радоваться исходу каких-то древних евреев из какого-то мифического Египта, в то время, как слово еврей вообще не принято произносить на людях вслух?
3. Почему за пасхальным столом, уставленным вкуснятиной, полагается читать какую-то сказку, которую нельзя купить ни в одном книжном магазине?
4. Зачем нужен еще один праздник Освобождения от рабства? Ведь уже один имеется — 7 ноября, праздник освобождения мирового про-ле-та-ри-а-та. Правда, последнее слово тоже оставляло привкус неудовлетворенности и сомнения на предмет моей причастности к великому торжеству. Пролетарии — это такие люди, которые, в отличие от буржуев, пекутся не только о своем благе, но и о моем, хотя я их об этом вовсе не просил. Зато в этот день не надо было ходить в школу, а за праздничным столом никто не заставлял читать вслух «Краткий курс» или главы из «Капитала». Еще задолго до первого знакомства с историей Исхода, я узнал, что новая эра для всех нас наступила сравнительно недавно — еще не успели состариться непосредственные участники. Они ходят по школам, рассказывают о своих подвигах, публикуют воспоминания под общей редакцией ИМЭЛС. Слава этих дней, может, когда-нибудь и смолкнет, но пока она гремит.
Вопросы нарастали не по дням, а по часам. Совершенно сбила с толку новость о существовании еще и христианской Пасхи. Исход из Египта осчастливил одну часть евреев, воскресение Христа — другую. Взятие Зимнего — пролетарского Сиона — «осчастливило» все человечество. Русский фараон терроризировал пролетариев. Пролетарии в ответ сговорились, организовались, призвали своего пророка, который, как и Моисей, страдал дефектом речи, но не был таким закомплексованным и любил поговорить на людях (наверное, потому что у него не было брата с хорошей дикцией, вернее, сначала брат был, но потом его повесили). Он тоже любил возвышаться над толпой, но в отличие от Моисея, категорически отрицал существование Бога. Словом, голова шла кругом.
Но праздник есть праздник. Дядя Яша разливал в крохотные рюмочки кагор. Наливали и мне (несколько капель красного вина полезны для кровообращения). Когда все было разложено по тарелкам, раздавался звонок в дверь. Никто не верил в существование Ильи-пророка, но зато верили в ОБХСС и его апостолов — осведомителей. За дверью мог оказаться кто угодно — дворничиха, собирающая деньги на покупку коридорных лампочек взамен ею же украденных, соседка, возвращающая вчерашний долг, мой школьный товарищ, изведшийся от одиночества, участковый, пожелавший справиться о наличии прописки в паспорте гостя («Сонька с третьего этажа уже капнула»), водопроводчик, пришедший с единственной целью — наследить на свеженатертом паркете. Поэтому все домочадцы не сговариваясь хватали что ближе стоит и мчались на кухню, унося с собой символы достатка — от маслин до сливочного масла — все, что способно вызвать зависть у пролетариев, с которыми, как мы уже знаем, шутки плохи. Только когда на столе оставались селедка с картошкой, открывали певучую входную дверь, чтобы выдать рубль почтальонше.
Пасха уходила, не оставляя в детской душе ничего, кроме белого конфетти от хрустящей мацы, перфорированной раскройным колесом. Но один элемент пасхального седера я был вынужден практиковать и в будние дни. Самый надежный способ избежать конфликта при моей кормежке — это продемонстрировать пустую тарелку. Ненавистные продукты приходилось рассовывать по укромным уголкам дома во время коротких отлучек тетушки из столовой. Вареная куриная пулка находила свое временное пристанище в горшке с фикусом, бульон — в остывающих углях кафельной печи, творог улетал в форточку на радость соседским котам… «Пусть всяк, кто страдает от голода, придет и поест с нами…». После «еды» начинались поиски афикомана[2] для более основательного захоронения. В этом процессе тоже требовалась нешуточная сноровка, ибо в любую минуту могла замаячить на горизонте бабушка в поиске очков. Это значит, что на подмогу ей придет дочка с готовым на случай заклинанием:
— Чертик, чертик, поиграйся и отдай.
И тогда… Но работал я чисто, и уловка по сей день осталась нераскрытой.
А смысл еврейских праздников дойдет до меня много позже. И если вы попросите меня сегодня в нескольких словах описать суть любого из них, то я предложу вам универсальный синопсис:
1. Они хотели нас убить.
2. У них ничего не вышло.
3. Кушайте, дорогие гости.
ЛУПА ВРЕМЕНИ
В Судный день бабушка постилась. Раз в год 20 апреля она зажигала свечу в память сына Зямы, погибшего при штурме Берлина. Где-то зеленела его безымянная могила. Память о нем — самая
