Так говорила женщина - Маргит Каффка
Продолжая смотреться в зеркало, я снова побледнела. Меня охватил ужас! Какая польза от этого всего, если сегодня меня ждет величайший позор, нет, нельзя туда идти! Что скажет матушка.
Старик-учитель уже зашел за нами сопроводить на бал и весь полдник только и делал, что смотрел на меня. Когда мы вышли за ворота, он взял меня за руку.
— Не бойся, детка, все будет хорошо.
Что это было? Он что-то заподозрил? О, как я хотела рассказать ему о своих страхах и попросить помощи. Думала даже предложить, чтобы дядюшка Алани перед началом бала попросил от моего имени у всех прощения и воззвал к рыцарским чувствам. В панике я была готова и на это, но заговорить не осмелилась, и учитель улыбнулся.
Когда мы вошли в зал, девочки опять зашушукались, и я увидела блондинку Ирэн с ее тридцатью двумя платьями — она проплыла мимо под руку с Пиштой Боди из восьмого класса, совершенно по-взрослому придерживая небольшой шлейф нарядного и женственного фиолетового платья, на миловидном личике играла насмешка.
А теперь я иду по улице и спустя десять лет напряженно ищу ту гостиницу, тот зал казино, где я пряталась в углу, точно дрожащий воробушек, попавший в ловушку. Вот уже и гавот станцевали, небрежные поклоны направо-налево, начались парные танцы, а я опять вернулась на свой стул, трепеща от страха и желания. «Мама, бедная, как она будет сердиться», — с горечью думала я. Напрасно и платье это, и все расходы.
Но только зазвучала музыка первого тура, произошло нечто, похожее на сон. С другого конца зала словно нарочно ко мне направился незнакомый молодой человек, потом, вместе с распорядителем, подошел еще один, наконец, третий — со стороны небольшого возвышения, на котором расположился цыганский оркестр, и все трое чуть ли не одновременно скороговоркой представились. Я поднялась с стула в нерешительности. Ничего не перепутала? Может, у меня за спиной кто-то сидит? Никого. Возникло очень странное чувство: сад, подсвечники на столах, скрипач-примас с навощенными волосами и щебечущие мамаши — все вокруг меня вдруг пришло в движение. Кровь прилила к вискам — губы уже растянулись в улыбке, но пока еще машинально, в следующее мгновение я сделала глубокий вдох, но, кажется, вдохнула не грудью, а душой. Во мне проснулся на удивление отчетливый, торжествующий инстинкт: я моментально оценила ситуацию и уже начала ее контролировать. Резким движением сжала веер, выпрямилась и с радостным облегчением одарила своих кавалеров лучезарной и уверенной улыбкой. Оглядела их с ног до головы: все трое симпатичные, элегантные и точно не из наших. Ни одного я в нашем городке ни разу не видела.
Затем я заговорила — со спокойной уверенностью, как девушка, привыкшая к обожанию. Одному юноше положила руку на плечо, у остальных, флиртуя, извиняющимся тоном спросила:
— Вы ведь не сердитесь? Но ваш товарищ вас на шаг опередил. Так ведь?
— Если позволите, следующий тур!
— Да! — махнула я веером, уносясь в танце. Кто научил меня этому небрежному и кокетливому жесту? Его вызвали к жизни конкретная минута, ситуация, биение сердца, трепетный триумф, который я все еще рисковала свести на нет своим же своенравным отчаянием.
Что же танец? С той самой заветной минуты я пребывала в радостной эйфории — стоит только начать. Мои кавалеры уже дожидались второго тура, третьего, потом все пошло по новой. Я только у третьего догадалась спросить:
— Вы, кстати, как здесь оказались? Откуда вы?
Юноша упомянул название соседнего городка. Оказалось, наш учитель танцев попеременно вел класс и тут, и там: три дня в одном городе, три — в другом, и лучших воспитанников пригласил к нам на репетицию бала. Так что дядюшка Алани порекомендовал им меня, а больше ни с кем и не знакомил.
Выходит, то была его заслуга, ну и полдники помогли. Однако же эта троица и после первых трех туров ни к кому больше не подходила, даже «просто так», а за ужином и во время следующих туров соперничество за мое внимание продолжилось. Дело прошлое, но точно знаю, я тогда была и вправду мила. Ведь каждая девушка может быть очаровательной. Меня будоражила лихость юношей, пьянило оказываемое мне внимание, я бросала хлесткие фразы, сбивала кавалеров с толку, гипнотизировала их, смущала, применяя тактику, знакомую любой барышне на балу. Не пробило и полуночи, как передо мной возник Пишта Боди, местный донжуан. Я не удержалась от пары колкостей насчет «вульгарной спешки» и «не слишком галантного поведения», но все время, пока он рассыпался в извинениях, смотрела на него с улыбкой. Лед был сломан. Теперь и кавалеров из числа наших, городских, у меня было в избытке.
Сейчас и не знаю, куда подевались эти трое юношей, что с ними стало, я и имена их с тех пор позабыла, смысла нет искать их следы и память о них в предрассветном городке. Поезд вот-вот тронется и унесет меня — так же, как тогда, вскоре после бала он умчал меня в другую жизнь с ее неизбежной суетой, да и их, наверняка, тоже увез далеко-далеко. А я, если честно, хотела бы с ними встретиться и тепло, по-дружески пожать им руки, поблагодарить за то, что создали настроение моего первого и последнего бала и помогли мне осознать себя как человека и как женщину. Глупость, наверное, ребячество, но я все равно чувствую, что без той истории стала бы совсем другой, не такой, как сейчас. А какой бы я стала?
Четверть часа
Перевод Марии Каштановой
Здание педагогического института в крупном провинциальном городе. В коридоре молодой воспитанник учительской семинарии, обладатель заостренных усов, любезно провожает смущенную, робкую девушку лет 15–16, придерживает перед ней большую створчатую дверь.
Семинарист: Здесь приемная, барышня. Его благородие директор в соседней комнате, но скоро выйдет, поэтому попрошу вас подождать.
Девушка (темноволосая, с задатками милой внешности, стройна, но вместе тем налита, как пшеничный колосок, сидит в кресле с высокой спинкой, на самом краю, осматривает комнату и почти вслух рассуждает): Какой красивый письменный стол, такая гладкость, прямолинейность. Здесь он обычно работает. Наверное, у него много дел — руководить двумя такими большими учебными заведениями! У нас всем делопроизводством директриса заведует, но все же. А ведь он еще и преподает. У
