Сакура любви. Мой японский квест - Франсеск Миральес
Мы уселись у стойки; изящная юная официантка с легким поклоном подала нам по паре маленьких пирожных. Затем поставила кипятиться воду, узкой палочкой набрала немного зеленого порошка и высыпала его в большую чашу. Затем вылила воду из ковшика в чашу и чем-то вроде кисточки для бритья принялась взбивать содержимое.
Чаша с темно-зеленой жидкостью, еще пузырящейся, оказалась перед Идзуми. Она приблизила свой изящный носик к напитку, понюхала и заявила:
– Вот это настоящий чай. Церемониальный матча высшего класса!
– Церемониальный из-за того, что подается на чайной церемонии?
– Ага, и у каждой школы имеется собственный рецепт матча, – добавила она; тем временем и мне подали чашу. – Этот порошок – растертые листья чая, но не абы какого. За несколько недель до сбора урожая чайный лист закрывают тканью, чтобы он приобрел более темный цвет. Эта традиция насчитывает не одну тысячу лет.
– То есть мы сейчас сидим на чайной церемонии?
– Ну да!
Идзуми хихикнула, деликатно прикрыв губы рукавом кимоно.
Пристыженный, я взял обеими руками чашу – слегка неправильной формы и грубовато вылепленную. Чай был густым, как суп, и горьким, с еле заметным сладковатым привкусом. После первого глотка я не смог решить, нравится ли он мне.
– Мои родители иногда приглашают в свой магазин женщину – чайного мастера, чтобы провести церемонию, – объясняла Идзуми. – Этот ритуал организуется только по предварительному заказу. Он проводится на специальной циновке татами и в самом коротком варианте длится не менее часа. Если у тебя нет привычки, то тебе, скорее всего, будет неудобно долго сидеть в необычной позе. Каждое движение мастера исполнено смысла и отрепетировано, как танец. Но европейцам обычно предлагают облегченную версию. Настоящая тяною[44] намного длиннее. Фактически она может продолжаться весь день.
Когда мы справились с церемониальным матча, официантка подала нам «aftertea» – намного более слабый настой чайного листа, чтобы избавить нёбо от вкуса того зеленого варева.
Именно этот момент и выбрала Идзуми, чтобы неожиданно вернуться к теме, которую я считал исчерпанной:
– Я еще не поняла, Энцо, нравишься ты мне или нет, но думаю, что потихоньку начинаю в тебя влюбляться. Это, конечно, совершенно нелепо, с учетом нашего двухдневного знакомства. Собственно, поэтому я и хочу тебе помочь.
– Я польщен, Идзуми, – выпалил я, повторив ее слова и скрывая смущение, – но что-то не припоминаю, чтобы я просил о помощи.
– Знаю, но она тебе определенно понадобится. Покажешь мне список своей… подруги?
Она вовремя сдержалась, чтобы не ляпнуть «умершей». С горьким чувством, как после чая матча, я достал из кармана письмо, сложенное так, чтобы был виден список.
Идзуми аккуратно взяла листок, словно бабочку с белыми крыльями.
– Три первых желания я уже выполнил.
– Вижу, – улыбнулась она. – И четвертое тоже выполнишь, если поедешь со мной. Я точно знаю, где слушать шум бамбука на закате.
Идзуми с энтузиазмом вскочила, и мы покинули чайный салон, чтобы обратным путем через магазин выбраться на улицу. Все десять официанток хором кричали нам вслед:
– Irasshaimase!
– Это значит: «Спасибо, что зашли», что-то в этом духе, – объяснила Идзуми, уже перешагнув порог и цокая своими деревянными сандалиями по тротуару.
Нидзю ён (24)
二十四
Нам пришлось добираться на поезде до Арасиямы – застывшего во времени района в окрестностях Киото. По улице, обрамленной невысокими домишками, то и дело сновали рикши[45] с празднично одетыми дамами.
Спустя полчаса мы добрались до места, откуда начинался бамбуковый лес.
Я был счастлив и от души благодарен Идзуми, что она помогает мне исполнить четвертую мечту Амайи, но оказался совершенно не подготовленным к зрелищу, что ожидало меня в лесной чаще. Стволы бамбука, значительно более высокие, чем я предполагал, росли так плотно, что вечерний свет просачивался сквозь них водопадом волшебных бликов.
Пройдя метров сто, мы остановились в уголке рощи, лежащем в стороне от пешей тропы. Задрав голову, я увидел, что стволы где-то высоко в небесах соединяются, придавая окружающему пейзажу фантастический, неземной вид.
И в этот миг подул легкий ветерок, с порывистым шелестом раскачивая гигантские деревья.
– Энцо, закрой глаза… – прошептала моя спутница, – и слушай вечерний лес.
Я последовал ее совету. Идзуми взяла меня за руку. Перед моим мысленным взором встала картина – два растущих бок о бок бамбука танцуют в ритме ветра. Сжав маленькую руку девушки, в тот момент я пожелал, чтобы наше путешествие никогда не заканчивалось.
– Ты понимаешь, что говорит бамбук? – спросила она.
– Возможно, понимаю… – ответил я, – но я не сумел бы передать это словами.
– А я сумею… Он говорит, чтобы мы никогда не переставали искать свет. Путь может оказаться долгим и трудным, но выход есть всегда.
Я слушал ее, и мое сердце стучало все сильнее. Да, бамбук поведал ей немало.
– Жизнь сама открывает тебе путь. Так же как и любовь, если она настоящая.
Я открыл глаза и посмотрел на Идзуми. Она наблюдала за мной, затаенно улыбаясь.
Именно в этот миг моим губам следовало встретиться с ее губами, и я медленно потянулся к ней. Однако воспоминание о ее словах в чайной – «я еще не знаю, нравишься ли ты мне», – заставило меня ограничиться поцелуем в щеку.
– И я тоже начинаю любить тебя, – промолвил я.
В ответ Идзуми потянула меня за собой глубже в лес. Она скользила так естественно в своем кимоно, из элегантной прически не выбилось ни волоска, пока она вертела головой, чтобы лучше рассмотреть пронизывающие небеса стволы бамбука.
После долгой паузы она объявила:
– Я бы хотела остаться и жить здесь.
– Прямо здесь? – повторил за ней я, сдерживая смех. – Но здесь же ничего нет! Где бы ты стала жить?
Идзуми не удостоила меня ответом.
Нидзю го (25)
二十五
Проснувшись рядом с Идзуми на второе утро в Киото, я попытался вспомнить, как это мы уместились вдвоем на такой узкой кровати.
Она надолго закрылась в ванной, а я тем временем растянулся на постели. Вымотанный событиями предыдущего дня, я моментально провалился в сон.
Глубокой ночью я очнулся и обнаружил, что рука Идзуми обнимает меня за талию. Через тонкую футболку я чувствовал, как ее грудь прижимается к моей спине, но решил не шевелиться. Она крепко спала, а у меня в голове эхом звучала песнь бамбука: нужно время, чтобы дотянуться до небес.
Когда в конце концов солнечный свет залил наш номер, мне показалось, будто прошла целая вечность. Я осторожно развернулся и очутился лицом к лицу с уже проснувшейся Идзуми.
