Скоро конец света - Микита Франко
– Мы просто не знать, что в твоем вкус, – виновато сообщил он.
Я удивился этому. Мой вкус… Да я вообще не был уверен, что у меня есть «вкус», меня ведь никогда ни о чем не спрашивали: носи что дают и живи где расселили.
Когда я лег в постель, Анна натянула мне одеяло до подбородка и поцеловала в лоб – это был новый, непривычный для меня жест, от которого я почему-то мелко затрясся.
– Все хорошо? – тепло спросила она. – Ты дома.
Я взял ее руку и приложил к своей щеке. Дрожь прекратилась.
– Завтра познакомишься с ребятами.
Она убрала мне волосы со лба, потом поднялась и задернула шторы.
– Добрых снов.
Сквозь прикрытые веки я чувствовал, как она прошла мимо, затем услышал звук закрывающейся двери. Повернулся на другой бок и зарылся в одеяло с головой. Постельное белье пахло лавандой – это тоже было новое ощущение.
* * *
Утром меня разбудил шум: голоса на первом этаже, стуки крышек мусорных баков возле домов, громко работающий в гостиной телевизор. Я завернулся в одеяло, стараясь игнорировать наступающий день. Мне хотелось замедлить время: словно чем дольше я пролежу в кровати, тем длиннее окажется утро, я поставлю его на паузу, как в игре. И тогда эта моя новая жизнь не закончится так мучительно быстро – всего лишь одни осенние каникулы длиной в две недели.
В конце концов лежать без дела стало скучно, и я выбрался из-под одеяла. Умывшись в своей личной ванной комнате, я спустился в столовую на завтрак, где Анна раскладывала по тарелкам омлет с помидорами и сыром.
– У вас нет хлопьев? – садясь за стол, спросил я.
– Хлопьев? – переспросил Бруно.
Он сидел по правую руку от меня и читал книгу на английском языке. Прямо за едой!
– В телевизоре американские дети всегда едят хлопья с молоком на завтрак, – пояснил я.
Анна смущенно потрепала меня по волосам:
– Хлопьев нет, но, если тебе нужно, мы их купим.
Я не знал, нужно мне или нет. Просто хотелось жить так же круто, как в телике.
– Ты пойдешь знакомиться с другими детьми? – спросила Анна. Она села за стол слева от меня.
Я поморщился: нет.
– Почему? Не хочешь?
– Я не смогу с ними общаться.
– Почему?
– Я не понимаю английский.
– Ну и что? – пожала плечами Анна. – Я вчера предупредила об этом их родителей, они будут говорить с тобой попроще. А к концу каникул ты и сам заговоришь – к языку быстро привыкаешь.
После завтрака без особого энтузиазма я все-таки вышел на улицу. На тротуаре, через один дом от нашего, стояли пацан и девчонка: они склонили головы и с любопытством что-то разглядывали на асфальте. У пацана была черная кожа, второй раз в жизни я увидел негра. Первый раз был накануне – наверное, то был его отец. Девчонка была короткостриженой и белобрысой, в длинном розовом платье. Анна советовала заговорить с ними, и я решил прислушаться к этому: наверное, она знает, как будет лучше.
Подойдя поближе, я увидел, что они разглядывают ящерицу. От моего приближения та мигом юркнула в сторону и скрылась в траве, а ребята заметили меня и принялись живо приветствовать. Я увидел, что девчонка носит под платьем джинсы. И не какие-нибудь, а затертые и с пузырями на коленях. Странная.
– I’m Ryan, this is Alex, – вежливо сообщил чернокожий, указав на последних словах на девчонку.
– I’m Oliver, – на этом этапе разговора я еще чувствовал себя достаточно уверенно.
Дальше мы оглядывали друг друга, глупо улыбаясь. Что бы они ни сказали теперь – скорее всего, я не пойму. Думаю, они об этом тоже догадались, поэтому молчали.
Я решил, что будет лучше взять контроль над диалогом в свои руки и использовать только известные мне слова:
– Are you friends?
Наверное, это был глупый вопрос, потому что – кто ж еще? С другой стороны, это Америка. Может, они эти… Бойфренд и герлфренд. В американских фильмах все очень рано заводят себе всяких парней и подружек, а потом беременеют в четырнадцать лет. Или это не из фильмов, а из рассказов воспиталок? Я уже не помню.
– No! – прыснула девчонка. – He’s my brother.
Я перевел взгляд с ее бледного лица на чернокожего парня и вполне уверенно заявил:
– He’s not your brother.
– Why? – не поняли они.
Я не знал, как это сказать по-английски, поэтому произнес по-русски, не громко, но очень четко:
– Потому что он негр.
Они странно переглянулись, затем повернулись, отходя от меня, и девчонка резко бросила мне через плечо что-то невнятное.
Они ушли дальше, вдоль тротуара, больше не оборачиваясь, а я стоял в растерянности: кажется, я сказал что-то не то. Еще и на русском! Сказал что-то не то на русском, а они это поняли. Я учу английский в школе уже шесть лет и не понял ни слова из последней фразы этой Алекс.
Раздраженный, я бегом вернулся домой и громко захлопнул за собой входную дверь.
– Ты чего? – Анна выглянула из кухни.
– Я не буду с ними гулять! – выпалил я.
– Почему?
– Я им не нравлюсь!
– С чего ты это взял?
Я прошел на кухню, чтобы было удобней возмущаться.
– Они куда-то ушли от меня и при этом сказали что-то недовольным тоном! Я ни слова не понял! – Я выговаривал ей это, тяжело дыша от обиды. – Еще и врут!
Анна в этот момент мыла посуду и, как мне кажется, пыталась не улыбаться.
– Про что они наврали?
– Сказали, что они брат и сестра! А один из них при этом негр! А вторая – не негр! Они что, думают, я совсем дурак?
Анна выразительно прокашлялась:
– Ну, они сводные. Их родители недавно поженились.
Эта информация заставила меня почувствовать себя неловко, но, давя в себе смущение, я сердито буркнул:
– Тогда так бы и говорили.
– И здесь нельзя говорить «негр», – сообщила она мне, вытирая тарелку полотенцем. – Говори «black». Или «темнокожий», если на русском.
– Почему? – не понял я.
– Это невежливо.
– Невежливо говорить неграм, что они негры?
Она приставила палец к
