Замки - Ирина Леонидовна Фингерова
Жук сделал всё, чтоб это место сегодня стало самым унылым в городе. Блюзовая тоска как протест против любовной агонии радиостанций. Жук смастерил бумажные гирлянды из сердец и расклеил их по залу. Только вместо алых сердечек, напоминающих задницу или подбородок с ямочкой, вырезал анатомический вариант сердца. Судя по тому, что Моргану понравилось, – это была его идея, и атлас по анатомии, наверное, тоже его. Свет приглушен. Гирлянды, мерцающие красным, плазменная лампа на потолке, как дискошар с моделью Вселенной внутри, кислотно-зеленая лава-лампа. Столики убрали, только один остался, на котором стоял пустой аквариум со сваленными в кучу куклами и надписью капсом: «ТЫ НЕ ОДИНОК». Пока настраивали звук на сцене, звучали «The Smiths». Четверо бородатых мужиков, похожих друг на друга настолько, что можно было принять их за братьев-великанов, прихлебывали пиво за счет заведения. Их черные футболки с черепами и алыми розами обтягивали животы, которые в повседневной жизни казались солидными, а на сцене работали как усилители рыка. У барабанщика я заметила Кольцо Всевластия, он носил его на шее – как амулет. Гитарист беззвучно играл на пока что еще не подключенном басу, а клавишник – на губной гармошке. Солист сидел на детском стульчике и крутил самокрутки. Они казались единым, хорошо отлаженным механизмом. Сложноорганизованным пивным шлемом с встроенной шарманкой.
– Танцуй, как будто тебя никто не видит, – Морган расстегнул несколько пуговиц на воротнике своей клетчатой рубашки. Я случайно увидела пластырь в районе сонной артерии.
Как будто его вампир укусил за шею.
– Я не умею.
Морган отвернулся и уткнулся в телефон.
Не знаю, с кем он переписывается. С тех пор, как возник форум и мы набрали участников для написания совместного сюжета по ролям, у нас появились читатели. Теперь Моргану вечно пишут «фанатки», которым не терпится узнать, что будет дальше. Когда они знакомятся поближе, он представляется как Артур Камилов. Ещё одно выдуманное имя. Персонаж, за которым скрывается персонаж. А где живой человек?
Артур Камилов, двадцати трёх лет от роду, проживающий в Николаевской области (ложь всегда нуждается в капле правды), воспитатель в детском саду. Родителей нет, рос в детском доме вместе с сестрой Аней. Аня – сложный подросток, с диагностированной депрессией, с братом они – не разлей вода! Аня играет безумную Сальвию. Но нет никакой Ани! Морган просто взял себе две роли. Дома у них действительно живет черная кошка по имени Тина. Ещё одна капля правды. Артур придумал форум, чтоб помочь сестре социализироваться, дать ей возможность почувствовать себя нужной. Нет никакой сестры. Зачем ему две роли? Он и так контролирует всё, что происходит в игре.
– От кого письмо? – Я уселась за барную стойку рядом с Морганом и усилием воли заставила себя не смотреть в его телефон.
– А может, чечетку? – заказал ещё одну «отвертку».
– А-а, – Жук помахал конвертом у него перед носом, – тебе хватит, лучше потусуй вместо меня за баром, я сегодня на нуле. Не спал почти.
– Давай один танец, и я ему помогу, – Морган обратился ко мне и снова помахал конвертом перед носом.
– Но я не хочу…
– Просто подрыгай уже своими конечностями, как дэцэпэшник, в ритм музыки, и закроем тему.
– У моего брата был ДЦП, кстати, – сказал Жук. – Ключи на холодильнике. Пива полно. Он любил танцевать. Я пошел.
И ушел.
Я даже не смогла посмотреть на Моргана, так сильно я ненавидела его в тот момент.
Пошла в глубь зала, чтоб скрыться в толпе. Чтоб алкогольные испарения достигли моего мозга. Чтоб мне стало проще. Тело не принадлежало мне. Оно было чужим, враждебным. Я распустила волосы и попыталась отдаться ощущениям. Что сложного? Просто мотать головой в ритм. Но почему все на меня смотрят? Никто на меня не смотрит. Я чувствую, как деревянные руки сгибаются и разгибаются. Мимо музыки, мимо моих команд. Пантомима – это искусство, мне совершенно неподвластное. Я зажата в тисках постоянной оценки того, что делаю. Для танца нужна внутренняя свобода. Но если даже в комнате нет зрителей, они всегда есть в моей голове. Рядом с другими все изъяны бросаются в глаза. Это потому что я вечно себя со всеми сравниваю.
Я сутулая, неуклюжая, слишком высокая. Цапля на тонких ногах, не умеющая летать. Изогнутый знак вопроса, приговоренный к статике. И этой статике уже почти 16 лет. Что может расшевелить её? Ударная волна. Но позвонки хрупкие, могут не выдержать, рассыпаться. Я постоянно ною. Так говорит Морган. Постоянно жалею себя. Бери и делай. Бери и танцуй. Но мое тело – чужое. Мои ноги ватные, а голова дергается из стороны в сторону. Длинные волосы спасают, они всегда сочетаются с задымленными подвалами и подпрыгивающим вместе с басами сердцем. Самое ужасное в танце, что я чувствую себя женщиной. Я знаю, что буду ей. Не человеком, а женщиной. Что у меня есть задница, например. И она может быть интереснее, чем мои размышления о природе вещей. Когда мы обсуждали сюжет, Морган сказал, что между нашими персонажами завяжется интрижка. Должна быть любовная линия. Страсти будут кипеть. Я не должна бояться собственной сексуальности.
Но Морган не знает, что я не могу заснуть, потому что мне жарко в этой моей маленькой душной комнате, а мама не дает открывать окна, потому что в детстве я мучилась отитами. И в доме так много звуков. Холодильник, телевизор, бомжи через дорогу. Всё это напоминает мне о том, что когда-нибудь я умру.
Морган не знает.
Не знает, как я сильно себя ненавижу. Потому что у меня получается заснуть только после того, как я выбиваю из себя облегчение собственными пальцами. Выбиваю сдавленный хрип, сухие конвульсии, от макушки до пяток. После того, как я думаю о нем, господи, я точно не имею на этого никакого права, и тогда мои цветастые розовые трусы, которые я так ненавижу (но мама покупает только такие), они становятся единственной преградой между нами. Я не решаюсь её нарушить. Трусы и трение. И я не решаюсь встать и помыть руки, потому что они поймут. Мои родители в другой комнате. Я чувствую запах своих бредовых иллюзий.
Когда я вижу Моргана – все по-другому. У меня не возникает никаких таких желаний. Мне хочется быть рядом с ним, но не слишком близко. Меня тошнит от одной мысли прикоснуться к нему. Потому что после этого мир кончится. Лампочки перегорят. Меня просто вырубит. Иногда мне хочется его укусить. Или съесть. Чтоб перестать о нем думать. Просто переварить. Перестать оценивать все,
