Трое - Георгий Иванов Марков
«Если я ее продвину еще, то потеряю, — думает он. — А защитить ее надежно нечем… Может, оставить пешку на произвол судьбы. Она в стороне от главной битвы, ей ничто не угрожает, пусть себе стоит на месте. Может, до конца игры не двинется!»
Хорошо бы было не возвращаться после увольнения в Софию, а поехать в какой-нибудь небольшой городок или деревню, или куда-нибудь на завод, где его никто не знает и ни о чем не спросит.
Спокойная, простая жизнь. Зима, снег и заиндевевшее окно, из которого ничего не видно. Станет охотником или рыболовом. Но один, без других — ни друзей, ни врагов. И адреса никому не оставит. С ним будут только книги. Этого ему достаточно…
Человек и пешка!
Человек может стать пешкой, но пешка человеком — никогда!
О чем думает капитан? Видит ли он пешку? Капитан видит человека. И тот, и другой понимают — мысли их в этот момент сошлись.
«Да, не из-за шахмат мы встретились сегодня. Нам есть что сказать друг другу, только мы не знаем, с чего начать! Обоим нам ясно — то, о чем пойдет разговор, не будет обычным разговором между командиром и рядовым. Не будет беседой двух знакомых, симпатизирующих друг другу и желающих поделиться своими тайнами, не будет беседой друзей, потому, что между ними различие не только в чинах!»
Каково их действительное отношение друг к другу? Что бы сказал каждый из них о другом?
Капитан:
«У меня служило много солдат. Приходят и уходят. Униформа одна, а люди разные. Заметил тебя — ты старше, образованнее, воспитаннее. Думал, будешь сторониться товарищей — интеллигентщина. А ты — молодец! Стал, как все!»
Иван:
«Ваше лицо сразу же произвело на меня сильное впечатление. Подумал, что внушительная внешность — это поза, но потом понял, что ошибаюсь. Сегодня не часто встретишь людей, у которых слова не расходятся с делом. Среди людей моего круга мало таких, которые обладали бы такой твердостью и честностью убеждений!»
Капитан:
«Я солдат. Точка. Вы все должны быть солдатами. Точка. Есть два вида людей — годные и негодные для службы!»
Иван:
«Перед тем, как прийти в казарму, до встречи с вами, у меня было другое представление о военных и военной службе. Для меня все это было печальной необходимостью. Вы изменили мои представления».
Капитан:
«Если твои представления изменил только я, то жалко!»
Иван:
«Я служил и служу у вас! Как у других — не знаю».
Капитан:
«Наверное, как положено!»
Иван:
«Мало сказать, что вы завладели нами. Не люблю хвалебствий и славословий, в этом можете мне поверить. Мы, современная молодежь, вступая в жизнь, очень чувствительны к принципам нашей правды и чаще всего встречаем «в штыки» тех, кто пытается на них посягнуть. Мы были счастливы оттого, что для вас не было разницы между нами и сыном первого секретаря окружного комитета или сыном генерала. Что вы не смотрели сквозь пальцы на любые нарушения дисциплины в роте, что ни разу не приписали вины другому. Вы были честным!»
Капитан:
«Это не мое, это наше правило! Наша сила не в парадной дисциплине, а в этом простом правиле! Точка! Ты признаешь его, но ты должен и поступать так! Кто не понял этого, потерял два года здесь!»
Иван:
«Это служило нам опорой. Здесь был эталон правильности наших поступков. «Что сказал бы капитан?», спрашивали мы себя и всегда старались поступать, как вы. Мораль сама по себе, как что-то абстрактное, бессмысленна, как стрельба в воздух…»
Капитан:
«Стрелять надо по цели! И попадать в цель!»
Иван:
«Сначала вы поставили мишени достаточно близко, чтобы их было видно. И достаточно далеко, чтобы не казались легкими. Потом вы научили нас прицеливаться, чтобы не дрожали руки, когда спускаешь курок. У вас все это получалось уверенно, ясно, безошибочно. Вы будто знали ответы на все вопросы. Это больше всего меня поразило. Заставило задуматься».
Капитан:
«Отлично!»
Иван:
«Я никогда не подбирал себе друзей специально. Сближение происходило как-то незаметно, по необъяснимой внутренней симпатии. Так вышло и с вами. Я приблизился к вам, не думая, что из этого получится».
Капитан:
«Ты мне понравился».
Иван:
«И тогда я понял, что мне многого не хватает».
Капитан:
«Это верно! Большинство может тебе позавидовать — образование, работа, положение! А внутри — пусто! Нет целей, идеалов! Институтская лаборатория была узкой! Дом — маленьким!»
Иван:
«Идеалы! Как легко произносится это слово!»
Капитан:
«Смотря кем».
Иван:
«Хочу быть честным. Я не знаю, какие у меня идеалы. Утверждение собственной личности? Совершенствование красоты? Коммунизм? Легко приклеить ярлычок прекрасного идеала. Но скажите мне, как слить идеал со своей кровью, чтобы он получил плоть, физическую массу, стал родным!»
Капитан:
«Не спеши! Такая возможность предоставляется каждому! Будет она и у тебя!
Иван:
«Когда я вас узнал, мне захотелось походить на вас, хоть немного. Может, это Желание вам покажется странным».
Капитан:
«Лучше всего, если бы ты походил на самого себя!»
Иван:
«Человек видит себя, благодаря другим, товарищ капитан! Другие — это зеркало! Изображение зависит от зеркала!»
Капитан.
«Верно. Но кроме таких зеркал, есть и зеркало эпохи, истории! Посмотри на себя в такое зеркало! Или ты боишься?»
Иван:
«Не знаю, может быть. У меня нет вашей смелости. Всегда, когда я представлял, что мы на войне, я знал, что вы будете сражаться до конца!»
Капитан:
«Каждый должен хорошо выполнить свою работу!»
Иван:
«И это все?»
Шахматная партия продолжается. Со двора уже не слышно разговоров и смеха. Наступает властная казарменная тишина. Четверть часа до вечерней поверки. А где-то в Софии в это время его жена веселится в шумной компании — свободная, беспечная. И кто-нибудь шепнет соседу. «Интересно, что делает тот дурак, ее муж?..
— Ошибка! — говорит капитан, — Сделай другой ход, теряешь королеву!
— «Уже потерял!» — думает Иван, возвращая ход.
Да, в дружеской партии можно вернуть ход.
— Если бы и в жизни было так, то — конец! Все превратилось бы в ошибки и поправки! — тонкие губы капитана дрогнули. Непривычная для него улыбка делает лицо некрасивым. Он говорит медленно, твердо. Он наклоняется вперед, долго смотрит на доску и показывает на одинокую пешку.
— Потеряешь!
— Пусть сама постоит за себя! — отвечает Иван.
— Вряд ли!
Капитан переставляет коня ближе к пешке и неожиданно спрашивает:
— Жалко тебе двух лет в казарме?
Иван ожидал подобного вопроса. Их разговор должен был, наконец, принять какое-то направление.
— Не знаю, товарищ капитан… Иногда жалею, иногда нет… Может, я выиграл, а может,
