Алька. 89 - Алек Владимирович Рейн
В апреле шестьдесят шестого года страна перешла на пятидневную рабочую неделю. Известно об этом было загодя, руководство готовилось к переходу, и рабочие были в курсе, работяги постарше были против, ожидали какого-то подвоха, не верили властям. Ибо, как сказал незабвенный Осип Эмильевич: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». А молодёжь ждала пятидневки с нетерпеньем, ещё бы – отдыхать два дня подряд, это ж песня, а если вдруг повезёт и на пятницу или понедельник придётся праздник, да это маленькая жизнь.
Но тогда нам не повезло, Первомай пришёлся аккурат на воскресенье, в те годы в таких случаях праздник ко дню отдыха не прибавлялся. Помню, что погода была пасмурная, но настроение было чудесное – праздник. Я зашёл за Витьком, пошли прогуляться и заодно прикупить какого-нибудь бухла. Зашли в магазин «Диета», там был винный отдел, тщательно изучили витрину и решили взять яичный ликёр, праздник всё-таки, потом надо попробовать, интересно же, что за штука. Взяли пузырь, пошли к Витьке, а чего, мужики, оба работаем, имеем право. Мать его быстренько сгоношила нам столик, разжарила яишенку с сосисками, настрогала солёных огурчиков, капустка солёная, грибочки, всё как положено к яичному ликёру. Пить с нами не стала – домашние дела. Мы с Витюхой решили с ликёром не церемониться, надо было еще найти пацанов, погулять, отметить с ними. Взяли стаканы, откупорили бутылку, и упс! Разлить не получилось, яичный ликёр вообще продукт весьма специфичный, густотекучий, а ликёр, который мы взяли, ждал нас, судя по всему, не один год, что неудивительно. Градусов в нём было всего двадцать, а стоил он как хороший коньяк. Да на эти деньги можно было четыре бутылки портвенюги восемнадцатиградусной взять, это ж как ужраться можно было, а мы бутылку перевернули над стаканом, а оттуда ничего не льётся. Выколачивали мы этот клятый ликёр, как простоквашу из узкогорлой склянки, около часа, наколотили по стакану и выпили. Не скажу, что залпом, скорее, съели, затолкал в себя кое-как, и в следующее мгновение у меня возникло ощущение, как будто мне в пищевод, на расстоянии от ямки между ключицами до мечевидного отростка, загнали кол. Это грёбаный ликер явно застрял там и никуда дальше двигаться не собирался, какая яичница с сосисками, какие огурцы. Я глянул на Витюху, он смотрел на меня глазами, полными слёз. Решили пойти продышаться, прошлись, не помогло, нашли друзей, гуляли, разговаривали, но кол не рассасывался. Помогла выпивка, портвейн размыл плотину, как мы сразу не догадались?
К нам в цех пришёл новый пацан, Славка Штыкин, постарше меня года на два, на три, необыкновенной физической силы, раньше бы сказали: бретёр, теперь скажут: хулиган, безбашенный, отчаянный и очень интересный человек. Априори, авторитетов для него не существовало, он сам был лидером от природы. Сейчас я думаю, попал бы в детстве в хорошие руки, был бы, возможно, большим спортсменом или крупным руководителем. Не скажу, что мы были друзьями, но отношения были хорошими, приятельскими. Он относился ко мне снисходительно-добродушно, как старший товарищ, и иногда давал мне полезные практические советы. Помнится, когда я впервые собрался с девушкой, своей будущей женой, в театр и рассказал ему об этом, он, деловито уточнив, идём мы на одноактную пьесу или нет, спросил: «В первый раз идёте?» Я ответил: «Да, в первый». Он сказал: «Тогда надо в буфет. В буфете возьми апельсин, недорого и любят все. Если нет денег, то вдвоём стрескаете, и нормалёк. Но я всегда беру своей бокал шампанского и мороженое, себе рюмку коньяка». – Я так и сделал, только взял и апельсин, и себе шампанского.
Дисциплина была ему чужда, когда наступили жаркие дни, он предложил пойти обедать в железнодорожную столовую минутах в десяти хода от завода, в этой столовой продавали разливное пиво. В жару это было заманчиво, и мы втроём, я, Пашка и Колька, без колебаний согласились. Славка свалил с завода на перерыв пораньше, минут за десять, чтобы занять очередь. Всё получилось нормально, пообедали, попили пивка, успели к окончанию перерыва, казалось бы, чего ещё желать, но, проходя через проходную завода, я лоб в лоб столкнулся со своей матерью. Маманя моя, увидев нашу развесёлую компанию, сразу всё поняла – ходили пить водку, все пьяные, попадут руками или ногами в эти страшные станки и погибнут, что мне и заявила. Я пытался растолковать, что это не так, просто жарко, пошли пройтись, заодно пообедали, за обедом выпили по кружке пива, но её ничто не могло убедить. Мама всегда считала ложью всё, что расходилось с её видением ситуации, той картинкой, которую она нарисовала у себя в мозгу. Мало того, для нашего блага она пошла к нашему начальнику цеха и сказала ему, что проследила за нами, как мы покупали водку, пили её в подъезде. К счастью, узнал я об этом через несколько лет, мама сама рассказала мне, а тогда бы у меня башню снесло точно. Странная вещь, но каждый раз, когда мама пыталась корректировать моё поведение с целью его улучшения, поведение моё ухудшалось, равно как и деградировал круг моего общения и круг моих интересов. А тогда начальник цеха вызвал нас к себе и спросил: «Где вы были в обеденный перерыв?» Пойти и выпить кружку пива в обед не считалось большим проступком. В заводском буфете было в продаже пиво в бутылках, можно было выпить по бутылочке и там, но разливное пиво – это совсем другое дело. Мы спокойно рассказали начальнику нашу историю, что да как. Начальник, поочерёдно глядя каждому из нас в глаза, спрашивал каждого: «Ты где был? А ты был с ним? И ты?» Теперь я понимаю его, он надеялся, что кто-то из нас не побоится сказать правду. Он, наверное, и представить себе не мог, что взрослая женщина, участница войны, наврёт ему с три короба, пусть из благих побуждений, но наврёт. В какой-то момент начальник наш вскипел от нашей беспардонной, как он полагал, лжи, вскочил со стула, заорал на нас: «Вон с завода, чтобы я ваши наглые рожи сегодня не видел, всем по прогулу, радуйтесь, что легко отделались». Это нам очень не понравилось, мы вышли в коридор, переговорили
