Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - Коллектив авторов
– Твоя жизнь посмешище, Дэн. Все эти деньги. Меня от тебя тошнит.
Мать потом говорила Лофти, будто слышала о той ссоре. Он знал, она помирилась со старшим сыном, а вот у него возникли проблемы. Мать с братом оказались в одной упряжке. Или на одной книжной полке. Использовали слово «нарушения». У людей, видите ли, бывают «разногласия». После той истории с портфелем мать по почте прислала ему книгу под названием «Как освободиться от самого себя». Лофти так и не понял, отнеслась ли она к его словам о краже всерьез. Мать об этом не заговаривала, никогда. Он опять почувствовал себя отрезанным ломтем, только иначе, чем раньше, и чуть не плакал, когда, покидая квартиру, хлопнул дверью. Он спускался по лестнице с ящиком инструментов в руках, думая о том, что могло бы быть и полегче.
Дойти до ее дома можно было за час. На Солтмаркет все опустили ставни. Вирус стал революцией в мозгах, поставил совершенно новые условия задачи. Около паба «Оулд шип бэнк» валялся человек, просунув голову между коленей. Лофти прошел мимо адвокатской конторы и посмотрел вверх, на дом под номером 175. Его отец бредил своими ирландскими предками, относя к их числу парочку футболистов, среди первых начавших играть за «Глазго Селтик»; Молли Броган, торговавшую цветами у Сент-Инека; профессиональных боксеров; владельцев притонов и первого Александра Брогана, полухимика, отравившего свою жену. Все они, «пять Александров», жили здесь. Первый приехал из Дерри в 1848 году и прямо с корабля отправился получать приходское пособие по бедности. Лофти стоял посреди дороги. На верху ступенчатого фронтона значился 1887 год, и до него дошло: дом, должно быть, построен на месте более старого. Вот они, Броганы, – там, наверху, со своей папистской утварью и непоколебимыми воззрениями на то, как надо выживать.
Лофти перешел через реку и двинулся по Виктория-роуд. Почта еще работала, обратил он внимание. Посмотрел на часы. Парень из конторы по вывозу обещал все сделать быстро, соблюдать социальную дистанцию и покинуть квартиру к двум часам. Как можно соблюдать дистанцию, если вывозишь трехкомнатную квартиру? Лофти переложил тяжелый ящик с инструментами в другую руку. Дошел до парка и внезапно почувствовал, что должен сесть на скамейку. Достав телефон, какое-то время его листал.
– Еще чего, – произнес он. – Не с таким лицом.
Он перешел в соцсети и запостил селфи на фоне деревьев. Уже через несколько минут Илейн лайкнула фото, присовокупив комментарий в виде двух поднятых вверх больших пальцев и сердечка.
Он заблокировал ее, закурил, а затем ликвидировал свой аккаунт. Вышедший из машины полицейский направился к сидевшим на траве школьницам.
– Какие планы? – услышал его вопрос Лофти.
– Просто сидим, – ответила одна девочка.
– Боюсь, пора двигаться.
– Верно! Трава не ваша! – крикнул Лофти.
Он встал, полицейский посмотрел на него, девчонки захихикали.
– Вы в порядке, сэр? – спросил полицейский.
И Лофти ушел с тяжелым ящиком инструментов. Только ящик и оставил ему отец, ящик и его содержимое.
В палисаднике рос папоротник. Ключ лежал под кирпичом. Лофти отпер вторую дверь и увидел пустую прихожую, за исключением не выдернутого из розетки телефона в углу и кое-каких личных вещей. Сертификаты в рамках распихали по коробкам. В небольшой квартире имелось целых три выложенных кафелем камина – в гостиной и обеих спальнях. На коврах отчетливо виднелись места, где стояли кровати; диван исчез, как и обеденный стол, телевизор, все ее маленькие столики, половички, лампы. Лофти не оставил ничего. Велел парням вынести все и разрешил распорядиться барахлом по их усмотрению. В углу кухни стояла деревянная табуретка, которую он помнил с детства. Мать покрасила ее в голубой. Лофти открыл свой ящик и достал ножовку, помедлив только для того, чтобы поменять лезвие. Распилил табуретку, а потом нашел какие-то газеты. Развел огонь в гостиной. Потом у него получилось три очага – в каждой комнате. Лофти принялся выгребать вещи из мешков. Он дождался, пока догорит огонь в одном камине, и, собрав лопатой в найденное на заднем дворе ведро горячую золу, перешел к другому. Ближе к ночи Лофти обнаружил бутылки с ее выброшенной тележки для напитков и отпил из горлышка «Перно». Выставил остальные бутылки. В одном из мешков увидел длинные рваные четки. Бог знает, сколько он вынес ведер, но на заднем дворе скопилась целая куча остывающей золы. Наверно, было уже за полночь, когда он бросил в камин гостиной моток телевизионных кабелей, старый телефонный справочник, а потом открыл последний черный мусорный мешок и увидел его – портфель.
Он сел, перебросил ногу на ногу и открыл крышку. Позади прыгал огонь, бросавший по комнате тени. «Кто, я?» – назывался буклет Общества анонимных алкоголиков, первый из многих, хранившихся в портфеле. Он прочел их все и залпом допил «Перно». Потом пошли открытки из Обана, куда старик любил ездить в отпуск один, в каждой он распинался про погоду, а потом подписывался: «С любовью». Лофти заволновался, как бы не оказаться похожим на него, но ему понравилось, как открытки окрасили пламя в зеленый. Из отделения, закрытого на молнию, он достал письма, старые метрики и школьную фотографию с надписью на обороте, сделанной другим почерком: «Александр и Дэниэл, Сент-Нинианс, 1989». Лофти смотрел на лицо брата и точно знал: больше он его никогда не увидит.
Достал складной нож и разрезал мягкую кожу на полосы. От запаха их горения парадная комната матери стала восприниматься совершенно иначе. Скоро совсем ничего не осталось, все деревянные рамки, потрескивая, исчезли; и он, вытащив плоскогубцами шурупы из стен, бросил их в ведро. Глубокой ночью Лофти взял скребок и снял обои. Последний слой перед штукатуркой оказался розовым в белый цветочек. Лофти побросал скомканные обои в огонь и решил дождаться, пока вся зола на заднем дворе остынет, потом набить ею ящик для инструментов, пойти на почту и отправить его на лондонский адрес Дэниэла. Самое меньшее, на что он способен. Часа в четыре он услышал, как на улице громко зачирикали птицы.
Лофти взял любимую стамеску отца. На металлической части виднелась полустертая надпись «Дж. Тизак и сын, Шеффилд, 1879». Он положил ее в огонь и прошел к окну. Сталь не сгорит, ну и пусть. Он чувствовал, что сделал все, что было в его силах. С улицы доносилась музыка. В домах горел яркий свет, и он удивился: неужели никто не спит? Кое-где из жилых домов и домов престарелых выносили прах, без похорон, безо всего.
– Интересно, знала ли она, – произнес Лофти.
Потом прижал руки к холодному стеклу и стал думать о весеннем Мальмё.
Девушка с красным чемоданом
Рейчел Кушнер
В том
