Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!

– Спасибо вам, Ирина Васильевна!

– Рано пока благодарить, – добродушно улыбнулась та.

Иришка уже с интересом прислушивалась к разговору. Плакать стало скучно – внимания никто все равно не обращает.

Довольный Иннокентий вернулся домой.

– Родная, у меня новости!

Ольга вылетела в коридор:

– Что с Иришей, что случилось?

– У Иришки, скорее всего, будет няня!

– Зачем? – всполошилась Ольга. – Не отдам! Ты что, считаешь, что я плохая мать?

– Я считаю, – мягко ответил Кеша, – что ты отличная мать, которой иногда нужно отдыхать.

– А вдруг няня плохой окажется?

– Сомневаюсь. Она добрая, как настоящая бабушка.

– Это ты как понял?

– А по глазам. Давай попробуем, а? Всего на час, для начала. Она живёт в этом же доме.

Ольга сомневалась: отдать ребенка в чужие руки… Кеша же вспомнил, что сосед говорил и о том, что у молодой мамы должно быть время на себя:

– Оль, да ведь тебе и за собой, наверное, хочется поухаживать.

Ольга изумлённо уставилась на мужа. Она ему говорила об этом, но он никогда не воспринимал ее слова всерьез. Ей что, мужа подменили?

– Хорошо, давай попробуем… Знаешь, я так хотела пойти на танцы… Но сначала… Сначала – выспаться!

Потенциал Прутикова

Елена Попова

– Что значит: тебя и так все устраивает? А обо мне ты подумал? Меня не все устраивает! В твоей натальной карте Раху во втором доме, а ты!.. – Ксюша принялась отчаянно тереть сковородку. Злость переполняла ее, клокотала в груди и выплескивалась.

Витя виновато улыбался и пытался погладить большими теплыми руками пухлое плечико жены. Она казалась ему такой маленькой, такой беззащитной – как шипящий испуганный котенок, который грозным видом пытается напугать приближающегося огромного человека.

Прутиков совершенно не хотел меняться и достигать вершин, назначенных ему самой судьбой и рассчитанных Ксюшей, тоже не хотел. Девушку это злило. Ее восьмой дом обещал безбедное существование только рядом с кем-то, что очень огорчало. Но ведь она со своими скромными способностями развивалась, росла духовно, готова была поддерживать своего мужчину и вдохновлять его на подвиги. Вот только Виктор не собирался совершать подвиги даже ради любимой жены. Его устраивало жить от зарплаты до зарплаты, он только иногда ворчал на неразумные, по его мнению, траты. Но Ксюша точно знала: чтобы привлечь богатство в дом завтра, надо жить богато сегодня. Поэтому мужнина зарплата менеджера тратилась на пафосные статуэтки денежных лягушек, заряженные на деньги кошельки и, конечно же, курсы саморазвития инь.

Своему астрологическому профилю Витя соответствовать не желал, зато желал жену, рыбалку с друзьями и ничего не менять. Всем этим он страшно раздражал супругу, и конфликты вспыхивали, как ковыль на ветру. Причем Витя никак не мог уловить причину Ксюшиного раздражения, чтобы впредь избегать острых углов. То ей не нравилось, что он громко смеется, то шипела, что муж мямлит, как нашкодивший первоклассник. То слишком сальную шутку рассказал, то слишком детскую в «серьезном обществе», хотя общество было одно и тоже – их с Ксюхой друзья. Иногда Виктору казалось, что жена может вспыхнуть даже от неверно подуманной им мысли, и совершенно терялся. Ругаться двухметровый добряк не любил, да, по большому счету, и не умел.

Ксюша тоже страдала. Её муж, по мнению потомственной предсказательницы и астрологини Софьи Андреевны Белоцерковской, был перспективным, но нуждался в направляющей женской руке для максимального раскрытия своего денежного и управленческого потенциала. Так вот, этот самый муж ничего раскрывать не собирался, и, в конце концов, у неё опустились руки. А у кого не опустятся, когда здоровенный детина на твои нечеловеческие усилия только улыбается, извиняется и сгребает в охапку объятий вместо того, чтобы осознавать и достигать? И отмахивается уютным басом:

– Да брось ты, Ксюх! Всё же хорошо! Руки-ноги целы, крыша над головой! Своя, между прочим, крыша, хоть в ипотеку. Но ведь тянем же.

Ксения тянуть не хотела. Она хотела на море, красную машину и не считать дни до зарплаты, которые Витя называл макаронными и, кажется, совершенно не страдал от этого. Когда терпение оказалось на грани, Ксюша пошла на консультацию к Софье Андреевне: а не развестись ли? Может, в ее астрологическом будущем есть партия выгоднее. Раздвигая рамки сознания и тесного декольте, астрологиня поведала, что таки да, есть четкие указания на невероятный финансовый успех. Плата за него будет высока, но ни жизни, ни здоровью вопрошающей ничего не угрожает.

В тот же день, дождавшись мужа с работы, Ксюша объявила, что так больше она жить не может и подает на развод, а Прутиков может выметаться, куда хочет. На робкие возражения пока еще мужа, что квартира общая и идти ему совершенно некуда, только фыркнула:

– Ты мужик или как? Реши вопрос!

И ушла поправлять ауру медитацией. Вот только медитация не помогла. Дверь, хлопнувшая за ушедшим в безнадежность мужем, нарушила тонкие тела Ксюши настолько, что починить их был способен только коньяк. Она и пила коньяк, смотрела в окно, пыталась настроиться на будущий успех и процветание. Настройки Ксюшиной ауры постоянно сбивались: то лифт, зашуршав, остановился на этаже – а ключ в двери не повернулся; то кран чихнул – но не у неё в ванной, а у соседа. Внезапно среди шорохов засыпающего дома на Сиреневой улице Ксюша ощутила такую тоску от того, что мужа, такого надежного и спокойного, нет рядом, что захотелось завыть.

***

Телефон никак не унимался. Ксюша сбросила раз, другой, затем спросонья прошипела в трубку:

– Але…

– Ксения Сергеевна? Капитан Смирнов вас беспокоит.

– Иди в жопу, капитан, развелось мошенников… – просыпаясь, Ксения нажала отбой и огляделась. Она уснула прямо за кухонным столом, полупустая бутылка коньяка предательски кричала о пробоинах в карме величиной с черную дыру. Голова трещала, во рту и животе было гадко, тело затекло.

Телефон зазвонил снова:

– Ксения Сергеевна, не бросайте, пожалуйста трубку. Прутиков Виктор Семенович кем вам приходится?

– Муж, – на автомате ответила девушка.

– Вы могли бы приехать на опознание? Дело в том, что Виктор Семенович попал в ДТП и скончался.

Телефон выпал из рук. Хмель улетучился, чувство реальности тоже.

Ксения превратилась в зомби-половинки. Одна часть бесконечно кровоточила и болела, трогала Витины рубашки, нюхала куртки, обнимала подушки и выла ночами, видела знакомый затылок в толпе, слышала родной голос. Другая, окаменев, выполняла стандартный набор функций: морг, ритуалка, деньги, вещи, кладбище, бесконечные дни, бессмысленные ночи.

Эти половинки, как куклы-перевертыши, жили совершенно самостоятельно и сменяли друг друга, не оповещая хозяйку о намерениях. Вот Ксюша заполняет заявление о выплатах – а вот уже рыдает, размазывая чернила по щекам и документам.

Мама и подруги приходили, приносили еду, уговаривали держаться, и подумать о себе, и взять себя в руки, и не раскисать,