Девушки без имени - Серена Бурдик
У меня на тарелке громоздились жареная свинина, картошка и зеленые бобы, но есть я не могла. И Луэлла тоже — она вообще положила руки на колени. Я по крайней мере ковыряла еду вилкой.
— Что случилось? — спросила мама. — Вы нездоровы?
— Мы много съели днем, — ответила я.
Меня тошнило от ее спокойного невинного вида. Вот бы она надела зеленое платье вместо строгого черного.
— Ты снова возил их к «Дельмонико»? — Она улыбнулась папе. — Ты их балуешь. Это такое легкомыслие и так на тебя не похоже.
— Такое легкомыслие и совсем на тебя не похоже, папа, — мрачно повторила Луэлла. — Между прочим, сегодня нам повезло встретить самую поразительную женщину современности, некую мисс Инес Милхолланд.
В груди у меня все сжалось. Я тронула языком обкусанную изнутри щеку и взмолилась, чтобы сестра замолчала.
Папа потянулся за перцем и улыбнулся маме:
— Помнишь ее отца, Джона Элмера Милхолланда? Он редактор «Нью-Йорк Трибюн». Моя мать приглашала его к себе, пока его взгляды на женские права не стали слишком экстравагантными, по ее меркам. — Папа слишком энергично молол перец над своей тарелкой.
На мамином лице ничего не отразилось.
— Имя знакомое, но я его совсем не помню, — пожала плечами она.
Луэлла не могла такого спустить:
— Инес Милхолланд вела парад суфражисток в Вашингтоне. На белом коне. Это было во всех газетах. Я тогда подумала, что она очень красивая. Папа любит красивые вещи. Правда, папа?
Папина улыбка увяла.
— На этот спектакль пришло больше людей, чем на инаугурацию Вудро Вильсона. Нашу систему выборов президента теперь совсем не уважают.
— Потому что она не дает права голоса женщинам, — заметила мама.
Все удивленно посмотрели на нее.
— Что такое? — Мама закончила есть и сидела со спокойным видом, положив на колени руки в перчатках. — Я не такая старомодная, как вы воображаете. Я считаю, что женщины должны голосовать. Не поймите меня неправильно, я не одобряю протестов и их манеры делать заявления… Например, та шестидесятилетняя дама, которая со знаменем стояла на горе в Перу. Я полагаю, что должен быть более тихий и дипломатичный способ добиться того же.
— Никто не станет слушать. — Луэлла мрачно посмотрела на папу, но он выдержал ее взгляд:
— Дерзких — не станут.
— А как женщины могут добиться того, чтобы их услышали?
— У каждого поступка есть последствия.
— Именно это я и имею в виду.
Они перебрасывались словами, как теннисным мячиком, ожидая, что противник попадет в сетку.
— Я ужасно рада, что ты нас представил. — Луэлла изобразила смешок. — Думаю, мы с великолепной мисс Милхолланд будем сражаться плечом к плечу. Сила — в массовости.
— Ты этого не сделаешь. — Папа покраснел.
— Я не это имела в виду, Луэлла. — Мама встревожилась, потому что беседа явно сошла с рельсов.
Я съежилась на стуле. Луэлла вела себя ужасно.
— Ты не помешаешь мне бороться за права женщин. Я буду делать то, что хочу. Как и ты.
Папа грохнул кулаком по столу так, что тарелка подпрыгнула:
— Да! Верно! Я заслужил это право, когда повзрослел!
— Через несколько месяцев мне будет шестнадцать. Я смогу выйти замуж, если захочу.
Мама громко втянула воздух сквозь зубы.
— Без моего позволения — нет! — У папы на скулах набухли желваки.
— Мне не нужно твоего позволения. Закон мне все позволяет, — торжествующе заявила Луэлла.
Обычно мама защищала Луэллу от папы, но это было уже слишком. Она молчала, глаза у нее были, как у лани, застигнутой лесным пожаром. Взгляд отца вспыхнул гневом.
— Что же, у тебя есть кто-то на примете? — насмешливо спросил он.
— Может быть.
Я знала, что Луэлла выдумывает, но складка на лбу отца явно доказывала, что он этого не знает.
— Существуют дома, куда отправляют недостойных девиц вроде тебя, и я уже близок к этому. — В его голосе слышалась угроза.
— Как ты смеешь называть меня недостойной! Это не я делаю то, чего делать не следует! — В голос Луэллы послышалась паника. — Это ты…
— Вон! — заорал отец, вскакивая на ноги.
Он поднял руку, как будто хотел схватить непокорную дочь, но Луэлла выбежала из комнаты. Стукнула дверь. Послышались шаги на лестнице. Наступила жуткая тишина. Папа сел и поднял с пола салфетку.
— Боже милосердный! — выдохнула мама. — Что вселилось в эту девочку?!
Никто не ответил. Я уставилась в пол, потому что из глаз текли слезы.
Мама потянулась ко мне через стол:
— Все хорошо, милая. Это просто такой период. Позвони Неале, чтобы подавала десерт.
Я кивнула и взяла колокольчик.
Лимонные тарталетки были съедены в тишине. От каждого кислого кусочка у меня сводило челюсть, но я доела все, замечая, что родители старательно не смотрят друг на друга.
После ужина я увидела, что дверь в комнату Луэллы открыта. Я знала, что меня ждут. Она скинула туфли и ходила по ковру в одних чулках. Окна выходили на север, и в комнате всегда было прохладно. Я села на кровать с пологом. Резные вишневые столбики, походившие на гладкие стволы деревьев, поддерживали облако багровой ткани, нависавшее надо мной, как огромный мягкий живот. В отделке комнаты преобладали темно-красные цвета, совсем не подходившие сестре.
Жаркий алый мог бы ей пойти, но не этот — сдержанный, мужественный ржавый.
Луэлла ходила туда-сюда, за ней по полу волочился подол платья.
— Почему папа такой ханжа? Цепляется за свою мораль, притворяется старомодным и провинциальным, готов меня услать из дома, когда сам попадет в ад за свои грехи!
