Максим Горький - Мещане
Нил. А я - схвачу...
Тетерев (разглядывая спорящих поочередно). Хватай!
Петр. Кто дал... кто дал вам это право?
Нил. Прав - не дают, права - берут... Человек должен сам себе завоевать права, если не хочет быть раздавленным грудой обязанностей...
Петр. Позволь!..
Татьяна (тоскливо). Ну, закипает спор... бесконечный спор! Как вам не надоедает?..
Петр (сдерживаясь). Извини, я не стану больше! Но, право же, - ведь этот Шишкин ставит меня...
Татьяна. Я понимаю... он глупый!
Нил. Он славный парень! Не только не позволит наступить себе на ногу, - сам первый всякому наступит! Хорошо иметь в себе столько чувства человеческого достоинства...
Татьяна. Столько ребячества, хотел ты сказать?
Нил. Нет, я не ошибся. Но пусть - это ребячество - и все-таки хорошо!
Петр. Смешно...
Нил. Н-ну, когда единственный кусок хлеба отшвыривается прочь только потому, что его дает несимпатичный человек...
Петр. Значит, тот, кто швыряется хлебом, недостаточно голоден... Я знаю, - ты будешь возражать. Ты сам таков... ты тоже... школьник... Вот ты на каждом шагу стараешься показать отцу, что у тебя нет к нему ни капли уважения... зачем это?
Нил. А зачем это скрывать?
Тетерев. Дитя мое! Приличие требует, чтоб люди лгали...
Петр. Но какой смысл в этом? Какой?
Нил. Мы, брат, не поймем друг друга... нечего и говорить. Все, что делает и говорит твой отец, - мне противно...
Петр. Мне тоже противно... может быть! Однако я сдерживаюсь. А ты постоянно раздражаешь его... и это раздражение оплачиваем мы - я, сестра...
Татьяна. Да будет вам! Ведь скучно же это!
(Нил, взглянув на нее, отходит к столу.)
Петр. Тебя беспокоит разговор?
Татьяна. Мне надоело! Одно и то же... всегда одно и то же!
(Входит Поля с кринкой молока в руке. Видя, что Нил мечтательно улыбается, она оглядывает публику и говорит.)
Поля. Смотрите, какой блаженный!
Тетерев. Ты что смеешься?
Нил. Я? Я вспоминаю, как отчитывал начальника депо... Интересная штука - жизнь!
Тетерев (густо). Аминь!
Петр (пожимая плечами). Удивляюсь! Слепыми, что ли, родятся оптимисты?
Нил. Оптимист я или что другое, - это неважно, - но жить - мне нравится! (Встает и ходит.) Большое это удовольствие - жить на земле!
Тетерев. Да, любопытно!
Петр. Вы оба - комики, если вы искренние люди!
Нил. А ты... уж я не знаю - как тебя назвать? Я знаю, - и это вообще ни для кого не тайна, - ты влюблен, тебя - любят. Ну, вот хотя бы по этому поводу - неужели тебе не хочется петь, плясать? Неужели и это не дает тебе радости? (Поля гордо смотрит на всех из-за самовара. Татьяна беспокойно ворочается, стараясь видеть лицо Нила. Тетерев, улыбаясь, выколачивает пепел из трубки.)
Петр. Ты забываешь кое-что. Во-первых - студентам жениться не позволено; во-вторых - мне придется выдержать баталию с родителями; в-третьих...
Нил. Батюшки! Да ведь это что же? Ну, тебе остается одно - беги! Беги в пустыню!..
(Поля улыбается.)
Татьяна. Ты балаганишь, Нил...
Нил. Нет, Петруха, нет! Жить, - даже и не будучи влюбленным, - славное занятие! Ездить на скверных паровозах осенними ночами, под дождем и ветром... или зимою... в метель, когда вокруг тебя - нет пространства, все на земле закрыто тьмой, завалено снегом, - утомительно ездить в такую пору, трудно... опасно, если хочешь! - и все же в этом есть своя прелесть! Все-таки есть! В одном не вижу ничего приятного, - в том, что мною и другими честными людями командуют свиньи, дураки, воры... Но жизнь - не вся за ними! Они пройдут, исчезнут, как исчезают нарывы на здоровом теле. Нет такого расписания движения, которое бы не изменялось!..
Петр. Не раз я слышал эти речи. Посмотрим, как тебе ответит жизнь на них!
Нил. Я заставлю ее ответить так, как захочу. Ты - не стращай меня! Я ближе и лучше тебя знаю, что жизнь - тяжела, что порою она омерзительно жестка, что разнузданная, грубая сила жмет и давит человека, я знаю это, и это мне не нравится, возмущает меня! Я этого порядка - не хочу! Я знаю, что жизнь - дело серьезное, но неустроенное... что оно потребует для своего устройства все силы и способности мои. Я знаю и то, что я - не богатырь, а просто - честный, здоровый человек, и я все-таки говорю: ничего! Наша возьмет! И я на все средства души моей удовлетворю мое желание вмешаться в самую гущу жизни... месить ее и так и эдак... тому - помешать, этому помочь... вот в чем радость жизни!
Тетерев (усмехаясь). Вот смысл глубочайший науки! Вот смысл философии всей! А всякой другой философии - ан-нафема!
Елена (в двери). По какому поводу здесь кричат и махают руками?
Нил (бросаясь к ней). Барыня! Вы меня поймете! Я пел сейчас славу жизни! Ну, говорите: жизнь - удовольствие!
Поля (негромко). Жить - очень хорошо!
Елена. Кто против этого?
Нил (Поле). Эх, ты... тихая моя!
Елена. При мне - не любезничать!
Петр. Черт знает что такое! Точно пьяный...
(Татьяна, откинув голову на спинку кушетки, медленно поднимает руки и закрывает лицо свое.)
Елена. Постойте! Вы собрались пить чай? А я пришла звать вас к себе... Ну, и я останусь с вами, - у вас сегодня весело. (Тетереву.) Только вы, мудрый ворон, вы один нахохлились - чего ради?
Тетерев. Мне тоже весело. Только я люблю веселиться молча, а скучать громко...
Нил. Как все большие, умные, угрюмые псы...
Елена. Я никогда не видела вас ни грустным, ни веселым, а только философствующим. Знаете, господа, - знаешь, Таня, - он обучает меня философии. Вчера прочитал целую лекцию о некотором законе достаточного основания... эх! я забыла, как этот удивительный закон выражается... в каких словах? В каких?
Тетерев (улыбаясь). Нет ничего без основания, почему оно есть...
Елена. Вы слышите? Вот я какие мудрые штуки знаю! Вы вот не знаете, что закон этот являет собой - являет, это самое настоящее философское слово! - являет собой... что-то вроде зуба, потому что у него четыре корня... верно?
Тетерев. Не смею спорить...
Елена. Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый - а может, и не первый - закон достаточного основания бывания... бывание - это материя в формах... вот я - материя, принявшая - не без основания - форму женщины... но зато - без всякого уже основания - лишенная бытия. Бытие - вечно, а материя в формах - побывает на земле и - фьюить! Верно?
Тетерев. Ладно, сойдет...
Елена. Еще я знаю, что существует каузальная связь, априори и апостериори, но кто они такие, - забыла! И если я от всех этих премудростей не стану лысой, так буду умной! А самое интересное и премудрое во всей философии вот что: зачем вы, Терентий Хрисанфович, говорите мне о философии?
Тетерев. Потому, во-первых, что смотреть мне на вас очень приятно...
Елена. Спасибо! Во-вторых, наверное неинтересно...
Тетерев. Во-вторых, потому, что, только философствуя, человек не лжет, ибо, философствуя, он просто - выдумывает...
Елена. Ничего не поняла! Да, Таня, как ты себя чувствуешь? (Не дожидаясь ответа.) Петр... Васильевич! Вы чем недовольны?
Петр. Собой.
Нил. И всем остальным?
Елена. Знаете, - мне ужасно хочется петь! Как жаль, что сегодня суббота и всенощная еще не отошла... (Входят старики.) А! вот идут богомольцы! Здравствуйте!
Бессемёнов (сухо). Наше вам почтение...
Акулина Ивановна (тоже недовольно). Здравствуйте, матушка! Только мы вас уж видели сегодня.
Елена. Ах, да! Я позабыла... Ну, что же... в церкви... жарко было?
Бессемёнов. Мы не затем туда ходили, чтобы климат измерять...
Елена (смущаясь). О, разумеется... я хотела спросить не о том... я хотела спросить... много было народа?
Акулина Ивановна. Не считали мы, матушка...
Поля (Бессеменову). Чай пить - будете?
Бессемёнов. Сначала поужинаем... Мать, ты поди-ка, приготовь там. (Акулина Ивановна уходит, шмыгая носом. Все молчат. Татьяна встает и переходит к столу, поддерживаемая Еленой. Нил садится на место Татьяны. Петр шагает по комнате. Тетерев, сидя около пианино, следит за всеми, улыбаясь. Поля - у самовара. Бессемёнов сидит в углу, на сундуке.) Какой народ стал - вор, даже удивительно! Давеча, как шел я с матерью в церковь, - дощечку положил у ворот, через грязь, чтобы пройти. Назад идем, а дощечки уж нету... стащил какой-то жулик. Большой разврат пошел в жизни... (Пауза.) В старину жуликов меньше было... всё больше разбойничали люди, потому крупнее душой были все... стыдились из-за пустяков совесть тревожить... (На улице, за окном, раздается пение и звуки гармоники.) Ишь... поют. Суббота, а они поют... (Пение приближается, поют в два голоса.) Наверное мастеровые. Чай, пошабашили, сходили в кабак, пропили заработок и дерут глотку... (Пение под окнами. Нил, прислонив лицо к стеклу, смотрит на улицу.) Поживут эдак-то год... много - два, и - готовы! Золоторотцами будут... жуликами...
Нил. Кажется, это Перчихин...
Акулина Ивановна (из двери). Отец, иди ужинать...
Бессемёнов (вставая). Перчихин... тоже вот... бесполезной жизни человек... (Уходит.)
Елена (проводив его взглядом). А у меня... удобнее чай пить...
Нил. Вы очень остроумно разговаривали со стариками.
