Сергей Каледин - Коридор
или формулы, он обычно звонил домой и шепотом, чтобы не услышали за дверью в бухгалтерии, просил Леву, а в его отсутствие Люсю, уточнить кое-что, в самых же сложных случаях оставлял пропуск.
Александра Иннокентьевна по телефону поздравила сына с отличным окончанием института. Лева поблагодарил мать за поздравление, вяло попробовал объяснить ей, что он не с отличием закончил институт, а диплом защитил на "отлично",- что не одно и то же. Александра Иннокентьевна не дослушала сына, привычно не вникая в тонкости. Это было ее характерной чертой - не вникать по возможности в жизнь детей, не у. надоедать мелочной опекой. Она придерживалась этого правила и раньше, когда Лева еще учился в школе. На родительские собрания ходила Оля, а Александра Иннокентьевна, встретив на лестнице сына, несущегося куда-то в шапке с оторванным ухом, удивленно замечала, что Лева вырос, и для порядка спрашивала, выучил ли он уроки. Повышенный интерес к сыну возник у нее только однажды - когда она сломала ногу. Потеряв возможность двигаться, Александра Иннокентьевна решила тем не менее болеть эффективно и организовала дома детский театр. Решено было поставить "Тома Сойера".
В большой комнате Уланского устроили сцену, старинное сюзане превратилось в занавес, платья шились вручную. Александра Иннокентьевна с загипсованной ногой сидела в английском кресле и руководила артистамималолетними родственниками, призванными из Староконюшенного и с Пречистенки.
Александру Григорьевичу было предложено больше времени проводить на службе, а лучше уехать в командировку.
"У меня же экзамен",- пробовала возражать Оля, оканчивающая в то время рабфак. "Заниматься лучше Всего в библиотеке,- не отрываясь от режиссуры, отвечала ей Александра Иннокентьевна.- Так! - Она хлопала в ладоши.Внимание, повторяем сцену!.."
Лева срочно понадобился матери в связи с ветрянкой У исполнительницы главной роли. Он был пойман на Сухаревке и обряжен в юбочку и кружевные панталоны Бек-ки Тэтчер. Заодно Александра Иннокентьевна проверила, как он учится, и обнаружила, что сын остался в пятом классе на второй год.
-Распределили Леву на торфяник Дедово Поле, в Двухстах километрах от Москвы. Главным инженером.
Липа записывала, чего надо купить, собрать, лекарства.., Дуся советовала везти на периферию соль и синьку - менять на харчи. "Там баб много работает, стираются, синька пойдет за милую душу".
Теперь Лева часто приезжал в командировки в Москву. Приезжал, как правило, на крытой брезентом трехтонке с грузчиками, экспедитором и другими нужными работниками. Обе комнаты в Басманном до отказа набивались приезжими, а невместившиеся спали в машине, снабженные тюфяками, подушками и одеялами. Липа отдавала сотрудникам зятя свое спанье, а сама с Георгием в дни нашествий перебивалась под своей старой шубой и драповым пальто мужа.
Иногда машина прибывала в Басманный без Левы - главный инженер разрешал сотрудникам остановиться "у него на квартире". Дверь не запиралась, по квартире бродили небритые мужики в кирзовых сапогах, бросали в раковину окурки, забывали спустить за собой в уборной, громко кричали, названивая в различные снабы, матерились ("Извини, конечно, хозяйка"), просили поставить чайничек и спали на полу, не раздеваясь,- когда они прибывали без Левы, Липа в виде робкого протеста не давала им спальных принадлежностей.
Приезжающие с Дедова Поля неизменно привозили с собой гостинцы: куски соленой свинины, покрытые длинной щетиной, в основном холодцовые части уши, ноги... Студень из них варился в огромных количествах, щетину выплевывали.
Помимо Левиных командировочных приезжали и оставались ночевать родственники и знакомые родственников. Иногда это были женщины с детьми, в том числе и грудными. Липа не всегда точно определяла, кто есть кто. У нее, поздно вечером возвращавшейся с работы, не хватало на это времени, но все равно принимала всех с неизменным наследственным радушием. Иногда начинал роптать Георгий, в этих случаях Липа хмурилась, и он замолкал.
Впрочем, Георгия торфяные довольно быстро нейтрализовали самогоном, привозимым с Дедова Поля, как и соленая свинина, в огромных количествах.
Георгий до войны всерьез не пил. Он только неизмен^ но напивался в гостях по слабости здоровья. Всегда его чуть живого волокли на трамвай. И Липа поэтому не осо" бенно любила ходить по гостям: пусть лучше к ним ходят. Георгий, конечно, напивался и дома, при гостях, но потери при этом были минимальные. Он просто засыпал, Цпредварительно промаявшись минут десять в уборной. Выбредал из уборной он чуть живой, бледный, хватаясь за стены, тащился на кровать, бормоча по дороге; "Это сапожник нажрется и дрыхнет... А интеллигентный человек... Она ж отрава..."
Георгий всегда говорил, что водка отрава, и всегда хотел бросить пить "с понедельника". Но не дай бог, чтоб ему предложили бросить вот сейчас и вот эту, стоящую перед ним, четвертинку.
Трезвый, разговоры о пьянстве он называл "мещанством", а до осуждения водки снисходил, только когда был в духе, то есть когда перед ним стояла "водочка", а он ее только-только начал и еще не был пьян.
- Олимпиада Михайловна, ты хоть знаешь, кто у тебя в квартире обретается? - как-то раз спросила Дуся, когда поздно вечером Липа возвращалась с работы. Выключив лифт, Дуся запирала ящик с рубильником.
- Коллеги Льва Александровича,- с достоинством ответила Липа.Дусенька, включи, пожалуйста, устала, как собака, не подымусь на четвертый этаж.
Дуся стала распаковывать металлический ящик.
- Они баб с вокзала к тебе водят, а ты говоришь - коллеги! Я Маруську давно знаю, мне ее милиция показывала. А ты: коллеги! Беги, повыгоняй к чертовой матери!
- Господи,- прошептала Липа, возносясь на лифте.
Действительно, иногда, особенно в последнее время, Липа встречала в своей квартире странных женщин. У них был вызывающий вид, и от них несло перегаром. С Липой они не здоровались.
Липа выскочила из лифта, устремляясь к своей квартире.
- Первым делом документ проверь,- научила ее Дуся.- Если что, сразу в отделение. Я - понятая.
Липа открыла наконец дверь своим ключом, включила свет в большой комнате. Постель была разобрана, но Георгия в ней не было.
- Вот так,- с удовлетворением кивнула Дуся, следующая за Липой по пятам.- Раньше надо было...
Липа метнулась в маленькую комнату. Дверь была заперта, но за дверью раздался хриплый смех, не мужской, Липа переглянулась с Дусей, а на фоне смеха вы-Делился голос мужика из приезжих и - Георгия.
- Стучись,- прошептала Дуся.
Липа постучала.
- Чего?
- Моссовет запретил!.. - вскричала Липа.- Как ответственный квартиросъемщик...
- Паспорта проверь,- шептала Дуся. Липа отчаянней заколотила в дверь. Смех смолк.
- Гони ее,- взвизгнул женский незнакомый голос. По цолу забухал кирзовый шаг. Дверь распахнулась.
- Тебе чего, мамаш? - спросил Липу осоловелый грузчик, который бывал в Басманном чаще других.
Липа старалась разглядеть за его огромным туловом, что творится в комнате.
- Ты чего, ты спать иди,- посоветовал грузчик.- По утряку потише шастай - ребята отдыхать будут,- он ткнул мясистым кулаком за плечо в сторону невидимых Липе "ребят".
- Мне показалось... женский голос?..- виновато пробормотала Липа.
- Ну,- кивнул мужик,- Маруся. Экспедитор. С соседнего торфяника. Чего ты всполошилась? Спать иди.- И захлопнул дверь.
Липа обернулась к Дусе:
- Экспедитор. С соседнего участка. А ты: с вокзала. При чем здесь?.. А Жоржик-то? - Она снова постучала в дверь: - Не откажите в любезности, а мужа моего, Георгия Петровича?..
- Опять шумим,- недовольно приоткрыл дверь мужик.- Здесь он сидит. По бухгалтерии разбираемся. Лев Александрович просил. Спать иди, придет он, придет.
- Георгий! - строгим голосом негромко прокричала Липа в закрытую дверь.
- А-а,- отозвался тот.
- Не засиживайся, уже поздно.
- А-а...
- Ну, ладно... - пробормотала Липа, подходя к зеркалу, "Завтра политзанятие, Потсдамская конференция...- Она достала с полки расческу, вытащила из пучка шпильку.- Потсдамская конференция. Завтра не успею, надо сейчас..." - Она решительно ткнула расческу в полуразвалившийся узел волос, подсела к столу и достала из сумки толстую тетрадь по политзанятиям в коричневом дерматиновом переплете. Забытая расческа повисла вдоль уха.
6. ДЕДОВО ПОЛЕ
Парикмахер торфяника Дедово Поле пленный немец Ханс Дитер Берг на вопрос Люси, что ей выбрать для отдыха: санаторий в Трускавце или Рижское взморье, молча, с виноватой улыбкой развел руками, как бы удивляясь нелепости вопроса. Какое может быть у фрау сомнение: конечно - Балтика. Море, дюны... Если только фрау не показаны целебные воды предгорья Карпат. Вы увидите наш ландшафт, почти Северная Германия.
Люся, памятуя опасение Липы насчет послевоенного национализма, заикнулась: не опасно ли ей там, русской? Ханс Дитер смутился. О готт... Молодая красивая фрау везде и есть только молодая красивая фрау; при чем здесь политика? Опасности нет. Если, конечно, фрау, он просит прощения за повторение, не нуждается в целебных водах.
