Алексей Писемский - В водовороте
- Нет, у меня с неделю это чувство... Какое-то отвращение почти от всякой пищи!
- Может быть, это симптомы чего-нибудь? - спросил князь.
- Может быть!.. Но, друг мой, - продолжала Елена каким-то капризным голосом, - мне хочется жить нынче летом на даче в Останкине. Я, помню, там в детстве жила: эти леса, пруды, дорога в Медведково!.. Ужасно как было весело! Я хочу и нынешнее лето весело прожить.
- Что ж, и отлично! - подхватил князь.
- А ты будешь ли ко мне каждый день ездить? - спросила Елена.
- Я и сам там найму, чем мне ездить, - отвечал князь.
- Скажите, пожалуйста!.. Но вы забыли, как княгиня еще позволит вам это.
- Я княгиню и спрашивать не буду, а скажу ей только, что мы переедем туда.
- Ах, какой ты здесь храбрый, ужасно какой храбрый! - воскликнула Елена.
Князю заметно уж стало и не нравиться такое подсмеиванье над ним.
- Ревность никак не высокое чувство и извинительна только самым необразованным людям! - проговорил он, нахмуривая лоб.
- Я это знаю очень хорошо! - возразила Елена. - Но она в таком только случае не извинительна, когда кто прямо говорит: "Я вас не люблю, а люблю другую!", а если говорят напротив...
- А если говорят напротив, так так, значит, и есть! - перебил ее резко князь. - И чем нам, - прибавил он с усмешкою, - предаваться бесполезным словопрениям, не лучше ли теперь же ехать в Останкино и нанять там дачи?
- Ах, я очень рада! - воскликнула Елена в самом деле радостным голосом.
- Ну, так поедемте; время откладывать нечего.
- Сию минуту, только приоденусь немного, - отвечала Елена и ушла.
Князь, оставшись один, погрузился в размышления. Его смутили слова Елены о постигающих ее припадках: что, если эти припадки подтвердятся? Страх и радость наполнили при этой мысли сердце князя: ему в первый раз еще предстояло это счастие; но как встретить это событие, как провести его потом в жизни? Когда Елена вошла в шляпке и бурнусе, он все еще продолжал сидеть, понурив голову, так что она принуждена была дотронуться веером до его плеча.
- Я готова! - проговорила она.
- Едемте-с! - сказал князь, и через несколько времени они уже катили в его карете по дороге к Останкину.
Елена сидела, прижавшись в угол экипажа.
- Как бы я желала, чтобы карета эта далеко-далеко и навсегда увезла нас из Москвы! - сказала она.
- Да, недурно бы это было! - согласился и князь, сохраняя свой задумчивый и рассеянный вид; его все еще не оставляла мысль о припадках Елены. В Останкине они прежде всего проехали в слободку и наняли там очень хорошенькую дачку для Елены. Князь хотел было сразу же отдать хозяину все деньги.
- Не смейте этого делать! - крикнула на него по-французски Елена и подала хозяину дачи из своего кошелька двадцать пять рублей серебром.
- Но почему же?.. - спросил ее князь тоже по-французски, опять нахмуривая лоб.
- А потому, - отвечала Елена, - что жена ваша и без того, вероятно, думает, что я разоряю вас...
Лицо князя приняло еще более сердитое выражение.
- Ядовито сказано, хоть несправедливо совершенно, - произнес он.
Из слободки князь и Елена прошли через сад к главному дворцу; здесь князь вызвал к себе смотрителя дома; оказалось, что это был какой-то старый лакей. Прежде всего князь назвал ему фамилию свою; лакей при этом сейчас же снял шапку.
- Что, ваши флигеля свободны? - спросил князь.
- Свободны-с! - отвечал лакей.
- Ну, так скажите вашему управляющему, что оба эти флигеля я оставляю за собой на лето и чтобы он прислал мне записку, что они за мной.
- Слушаю-с! - отвечал ему лакей почтительно.
Покуда происходили все эти наниманья, солнце почти село, и на дворе становилось довольно свежо.
- Я начинаю, однако, зябнуть, - проговорила Елена.
- Поедемте скорее домой, - сказал с заботливостью князь, подсаживая ее в карету, где она не преминула спросить его: зачем он, собственно, нанял два флигеля?
- Затем, что в одном будет жить княгиня, а в другом я, - отвечал флегматически князь.
Елена на это ничего не сказала, но только удовольствие, видимо, отразилось в ее подвижном лице.
При обратном пути кучер поехал несколько другой дорогой, и, таким образом, пришлось проезжать мимо дома Анны Юрьевны. Было всего еще девять часов.
- Заедемте к вашей начальнице! - сказал князь Елене.
- Э, нет! Я всегда терпеть не могла бывать у всех моих начальниц, отвечала Елена.
- Это не такая начальница; я вас сближу несколько с нею. Пожалуйста, заедемте! - уговаривал князь.
Ему, по преимуществу, хотелось посмотреть, как Анна Юрьевна примет Елену после того, как узнала она тайну ее отношения к нему.
- Хорошо, заедем, если тебе так уж этого хочется, - согласилась Елена.
- Я только предуведомлю ее о вас, - сказал князь, войдя с Еленою в залу Анны Юрьевны и уходя вперед ее в кабинет к той.
- Я к вам, кузина, заехал с mademoiselle Жиглинской! - сказал он.
- Ах, очень рада! - отвечала Анна Юрьевна каким-то странным голосом.
Анна Юрьевна вовсе не считала любовь чем-нибудь нехорошим или преступным, но все-таки этот заезд к ней кузена со своей любовницей, которая была подчиненною Анны Юрьевны, показался ей несколько странным и не совсем приличным с его стороны, и потому, как она ни старалась скрыть это чувство, но оно выразилось в ее голосе и во всех манерах ее.
- Пожалуйте сюда, mademoiselle Helene! - крикнула она, услышав, что та в зале дожидается.
Елена вошла. Она заметно конфузилась несколько.
- Vous etes bien aimable[107], что заехали ко мне, - продолжала Анна Юрьевна, крепко пожимая ей руку. - Прошу вперед посещать меня sans ceremonie[108].
- Но я могу помешать вашим занятиям! - возразила ей Елена.
- О, моя милая! - воскликнула Анна Юрьевна. - Зачем вы это говорите? Вы очень хорошо убеждены, что я решительно ничего не делаю, как только сплю и ем.
- Нет, я в этом не убеждена, - отвечала ей серьезно Елена.
- А мы с mademoiselle Еленой ездили дачу нанимать в Останкино, вмешался в разговор князь. - Она наняла дачку для себя, а я для себя!
- Вот как! - произнесла Анна Юрьевна. - Это, однако, дает и мне мысль нанять дачу, только не в Останкине, а по соседству около него, в Свиблове! Иван Иваныч! - крикнула затем Анна Юрьевна, звоня в то же время в колокольчик.
На этот зов вошел ее главный дворецкий.
- Съездите, мой милый, завтра в Свиблово и наймите мне там дачку. Помещение для меня какое хотите, - мне все равно, но главное, чтобы конюшни были хорошие и сараи.
Иван Иваныч поклонился ей на это и опять ушел к себе.
- Я там поселюсь, - начала Анна Юрьевна, обращаясь к гостям своим, - и буду кататься по свибловским полям на моих милых конях, или, как князь называет их, моих бешеных львах, - чудесно!
Анна Юрьевна страстно любила лошадей и, в самом деле, ездила почти на львах.
- Ну, эти львы ваши, кузина, вам сломят когда-нибудь голову, - заметил ей князь.
- Ах, мой милый!.. Ils feront tres bien!..[109] - отвечала, слегка вздохнув, Анна Юрьевна. - Я так часто в жизни моей близка была сломать себе голову, но не успела только, так пусть же они мне помогут в этом... Ваши занятия в конце мая совершенно окончатся? - отнеслась она затем к Елене, как бы чувствуя необходимость ее немножко приласкать.
- Да! - отвечала та ей сухо.
Она очень хорошо видела, что Анна Юрьевна, говоря с ней, почти насилует себя. Досада забушевала в сердце Елены против Анны Юрьевны, и, в отмщение ей, она решилась, в присутствии ее, посмеяться над русской аристократией.
- Мне очень бы желалось знать, - начала она, - что пресловутая Наталья Долгорукова[19] из этого самого рода Шереметевых, которым принадлежит теперь Останкино?
- Из этого! - отвечала Анна Юрьевна с несколько надменным видом. - Не правда ли, que c'est un etre tres poetique?.. L'ideal des femmes russes![110].
Елена сделала гримасу.
- По-моему, она очень, должно быть, недалека была, - проговорила Елена.
Анна Юрьевна взглянула на нее вопросительно.
- Потому что, - продолжала Елена, - каким же образом можно было до такой степени полюбить господина Долгорукова, человека весьма дурных качеств и свойств, как говорит нам история, да и вообще кого из русских князей стоит так полюбить?
- Князь! Remerciez pour се compliment; inclinez vous!..[111] - воскликнула Анна Юрьевна к князю.
- Я потому и позволяю себе говорить это в присутствии князя, подхватила Елена, - что он в этом случае совершенно исключение: в нем, сколько я знаю его, ничего нет княжеского. А шутки в сторону, - продолжала она как бы более серьезным тоном, - скажите мне, был ли из русских князей хоть один настоящим образом великий человек, великий полководец, великий поэт, ученый, великий критик, публицист?.. Везде они являются дилетантами, играют какую-то второстепенную роль. Суворов был не князь; Пушкин, несмотря на свои смешные аристократические замашки, тоже не князь, Ломоносов не князь, Белинский не князь, Чернышевский и Добролюбов тоже не князья!
