Всеволод Соловьев - Великий розенкрейцер
И она вспомнила о добром священнике. Только он может быть ее помощником и защитником, только он все поймет и объяснит ей и укажет путь. Но где он, как найти его?
С этими мыслями она заснула. Что ей всю ночь грезилось лицо с загадочным, могучим и теперь уже не страшным взглядом, что ее сердце всю ночь билось и замирало – это понятно. Но вот что случилось при ее пробуждении: ее горничная заметила ей, что она опять побледнела, что вообще она плохо поправляется.
– Позвольте вам доложить, барышня, вы бы к отцу Николаю съездили, – говорила горничная, – помолился бы он с вами, и всю вашу хворость как рукой бы сняло.
– Кто этот отец Николай? – с забившимся сердцем, боясь еще верить, спросила Зина.
– А нешто вы, барышня, не слыхали? Отец Николай, священник, святой человек, он из деревни приехал, старого князя Овинова от смерти спас… Князь-то совсем кончался, а он помолился… и князь ожил… Теперь много народу к отцу Николаю ходит, и всем он помогает…
– Да где же, где он живет? – почти задыхаясь, спрашивала Зина.
– А в княжеском доме, у самого этого Овинова князя… и доступ к нему свободный, кто хошь приходи… Многие ходят – и из простонародья, и бары…
Зина себя не помнила от радости. Она увидела в этом помощь свыше, Божье благословение ее начинаниям. Как могло быть иначе? Кто же это видел и слышал ее чувства и мысли? Кто в первую же минуту ответил на ее вопросы и дал ей все нужные указания? Ведь не слепой же случай! Она уже ясно сознает теперь и ощущает, что кто-то, безгранично могучий, ведет ее и направляет судьбу ее.
В первую же свободную минуту она поехала к отцу Николаю, в дом князя Захарьева-Овинова. Ведь это «его» дом, «он» живет здесь, но ей не было это страшно…
И вот все это она рассказала священнику. Рассказала в кратких словах и о себе, о своем детстве, воспитании, о своем теперешнем положении при дворе и о милости царицы.
XV
Казалось, отец Николай слушал ее рассеянно и даже о другом думал; казалось, он давно уже знал все то, о чем она ему говорила. Ее голос дрогнул, когда она начала признание в любви своей. Не стыдилась она этого признания, но страшилась – а вдруг священник скажет ей, что чувство ее ужасно и погибельно, что она должна с ним бороться как с дьявольским наваждением и побороть его.
Но отец Николай положил ей на голову свою руку, и его тихий голос сказал ей:
– Люби его и спаси его своей любовью… Только ты одна и можешь принести ему спасение. Извлеки его из мрака, покажи ему свет, свет добра, любви и милосердия!
Ведь это было то, что сама она себе говорила!
– Батюшка, так научите меня, как мне быть, что мне делать… Я ничего не знаю и не понимаю… Я чувствую, что он на краю погибели, я готова отдать жизнь свою, чтобы спасти его… Но в чем его погибель, от чего спасать его… и как?
– Его погибель в том, что он не знает и не ощущает Бога любви, что он никого и ничего не любит… Он ищет в разуме то, что может найти только в сердце… и сердце его закрыто. Он пошел за мудростью разума и, когда нашел ее, возомнил себя богом… он уподобился падшему ангелу… Но он рожден человеком, способным познать мудрость сердца и вступить в общение с истинным Богом любви, а посему мудрость разума пригнетает его… Не знаю, понятны ли тебе мои слова?
Зина жадно слушала.
– Понятны, батюшка, – воскликнула она. – Я не сумела бы сказать это, но я понимаю…
– Ну так вот, видишь ли… коли бы раньше все это было – ничего с ним нельзя было бы сделать. Он еще не понимал своего несчастия, он весь был гордость… Выше знания своего и мудрости своего разума ничего не видел. Таким я его здесь встретил. Но с тех пор в нем перемена большая… Его разум довел его до преступления – ты знаешь, о чем я говорю, – он изведал муки, сердце его дрогнуло и почти раскрылось. Теперь он уже сам знает свое несчастие, он сам невольно стремится от разума к сердцу… Только не знает пути. И ты покажешь ему путь, через тебя, познав тщету мудрости разума, дойдет он до мудрости сердца… Иначе быть не может… недаром ваша встреча… Господь посылает в тебе ему Ангела Хранителя… Слава Тебе, Господи!..
Но Зина опустила голову, ее глаза подернулись слезами, и она задумалась.
– Нет… Что же я?.. Разве я могу… Разве я умею?.. Разве я достойна?.. И как я все это сделаю?.. – шептала она.
Отец Николай улыбнулся.
– Ты пришла ко мне с верой, надеждой и любовью, пришла окрыленная… Зачем же дух уныния тебя берет? Не поддавайся ему. Пока ты достойна, оставайся такою… Можешь ли? Умеешь ли? Как он будет? Да зачем же тебе думать об этом? Все будет так, как угодно Богу. Проси Его помощи, верь, надейся, люби, только верь, надейся и люби не на слове, а делом, всей своей душою, каждой минутой своей жизни. Тогда ты увидишь, как вокруг тебя и в тебе самой станет образовываться и развертываться цепь событий, по которым ты дойдешь, с Божьей помощью проходя звено за звеном, до своей цели. И все события эти будут очень просты, и чудесными, непонятными покажутся они только людям, объятым слепотою. Для человека, пришедшего в общение с Богом, чующего Его, все в жизни сей просто, ясно и понятно. Такой человек с равным спокойствием плывет и по тихим водам, и по бушующим волнам, ибо надежный кормчий правит его ладьею… Все сбудется… Все от тебя зависит… Ты звана на дело спасения драгоценной души человеческой… Будь же не только званой, но избранной!..
Зина не проронила ни одного слова, ни одного звука, и каждое слово, произнесенное отцом Николаем, глубоко запечатлевалось в ее сознании. Несмотря на свою молодость, она уже о многом думала и знала гораздо больше того, что входило в программу ее институтского образования. Но все, что она знала и о чем думала, было так ничтожно и бледно перед этими немногими словами священника, в которых открылся ей целый новый мир. Она восприняла истину этих слов навсегда, навсегда прониклась ею.
– Ну вот и все! – внезапно изменяя тон, весело и бодро воскликнул отец Николай. – Да благословит тебя Бог, мое дитя, доброе и хорошее… Мы будем видаться, и, если надо, я буду с тобою. Иди же с миром и спокойно жди…
– Как мне светло, как мне хорошо… Никогда так не бывало! – бессознательно высказала Зина наполнявшее ее чувство, приникая к руке священника.
Она уже уходила, но он остановил ее.
– Подожди-ка… Мне хочется задать тебе одну малую работу!
– Что прикажете, батюшка?
– Бог прикажет, родная!.. Царица благоволит к тебе, царица милостива и справедливость любит, можешь ли склонить на милость и справедливость ее сердце?
И отец Николай рассказал Зине о Метлиных, прося ее похлопотать перед царицей за эту несчастную семью. Конечно, Зина с большою радостью взялась за дело и обещала при первой же возможности доложить обо всем Екатерине.
XVI
Отец Николай проводил свою гостью до порога, еще раз нежно благословил ее и обернулся, полный спокойной радости. Перед ним, держась за ручку отворенной двери, стояла Настасья Селиверстовна. Был миг, когда он даже не узнал ее – такое новое, необычное выражение отразилось на ее лице. Ее щеки побледнели, глаза померкли, подернулись будто облаком печали. Все, что было в ней грубого, неженственного, – исчезло. Теперь она, несмотря на деревенский наряд, уж не казалась полумужичкой, это была серьезная, прекрасная в своей природной силе и в своей глубокой грусти женщина.
Но вот злая усмешка искривила ее губы – и впечатление изменилось.
– Уж ускользнула! А жаль! – воскликнула Настасья Селиверстовна, кивая головою по направлению к двери, в которую вышла Зина. – Право слово, жаль! Я бы с ней поговорила, она бы, царевна-то эта невиданная, Недотрога Кирбитьевна, может, и мне бы в грехах своих покаялась…
– Что ты, Настя, Господь с тобою… За что ты?.. Что она тебе сделала?.. – растерянно проговорил отец Николай.
– Что ж она могла бы мне сделать! – неестественно засмеялась Настасья Селиверстовна. – Она хоть и птица в шелку да в пуху, а я всего старая дура, деревенщина, а тронь она меня хоть пальцем – и как есть вот ничегошеньки от нее бы не осталось – пар один! Говори, кто такая? – изменяя тон, повелительно и в то же время как бы трепетно спросила она.
– Тебе-то на что, Настя?
– Кто такая?
Настасья Селиверстовна уже оставила ручку двери и ближе подходила к мужу.
– Девица благородная, Каменева, царицына камер-фрейлина.
– Это что ж такое за слово? Как ты сказал?.. Это служанка царская, что ли?
– Нет, слуги – те из простого звания… а это, ну как тебе сказать… ну наперсница, ближняя боярышня…
Настасья Селиверстовна была озадачена.
– Вишь ты!.. Да верно ли это? Может, Микола, ты это путаешь… Тебе-то что ни скажи, ты, простота, всему поверишь.
– Бог с тобой, Настя, коли говорю, значит, так оно и есть.
– Ну так я тебе, поп, вот что скажу: куда ты суешься? Твое ли дело с боярышнями да царскими наперсницами знаться… И чего тебе надо? Не в свои сани не садись, знай свой приход, свою деревню, а не то добром не кончится…
