Сулейман Рагимов - Мехман
Вахидов, прищурясь, внимательно, не прерывая, слушал Кямилова. Он хотел понять, к чему тот клонит, какие цели преследует. А Кямилов, меча громы и молнии, хотел показать Мехману свое могущество, напугать его, покорить с самого начала, зажать в своем кулаке. "Какой-то молокосос будет учить меня законам?! Как будто можно вместить огромную гору в ореховую скорлупу?" Кямилов говорил без умолку, наносил удар за ударам по тени бывшего прокурора Залова и не сомневался, что совсем уже запугал тихого на вид Мехмана.
- Если тебе дают какие-то права, полномочия, это не значит, что ты должен ни с кем не считаться и кидаться с мечом налево и направо. - Кямилов перевел дыхание, искоса посмотрел на Вахидова, бросил взгляд на Мехмана и снова ринулся в бой. - Или возьмем этого земотдела, нашего Джаббарзаде. Клянусь вам, он буквально надоел мне. Без конца лично, сам объясняю ему, растолковываю. Смотрю - опять ничего не получается. Тупой до невозможности. Я так и сказал ему недавно: слушай, для чего ты учился на агронома? Неужели ты думаешь, что Мардан Вахидов обязан работать за тебя в колхозах, а зарплату ты можешь сам получать? Изволь, братец, работать. - Огромные руки Кямилова мелькали в воздухе, так он размахивал ими. - А другие разве лучше? Возьмем Госстрах. Там составляют акт на шкуру каждой подохшей от чесотки клячи. Безобразие! Бросают на ветер государственные деньги. Вообще эта контора очень подозрительная. Стучат костяшки счетов, и под их стук тврятся темные дела. Так-то, товарищ прокурор. - Кямилов многозначительно посмотрел на Мехмана и повторил: - Учтите все это, товарищ прокурор. Все, о чем я только что говорил, - вам знать небесполезно. Давайте, как говорится, условимся во время вспашки, что не будем спорить при молотьбе. - Кямилов вытащил из кармана помятый платок и вытер припухшие, едва заметные в складках жира и мяса глаза. - Верно я говорю? Ведь по возрасту вы годитесь мне в сыновья, по существу прокуратура всего только один из отделов исполкома. Как говорят, наш острый меч, наше оружие! С завтрашнего дня начинайте беспощадно выкорчевывать из нашего района всякую гниль, всякую мразь. Всякое кулацкое-мулацкое охвостье!
Мехман нетерпеливо посмотрел на папку с делом, которое принес с собой, но ему никак не удавалось вставить в разговор хоть слово. Вахидов, наконец, остановил Кямилова.
- Кямилов, - сказал он, - вот новый прокурор очень вами недоволен. Считает ваше постановление незаконным, неправильным.
- Как? Недоволен нашим постановлением? - прогремел Кямилов на весь кабинет. - Постановлением Совета депутатов трудящихся?
Мехман, не смутившись, достал из папки выписку и предъявил Кямилову.
- Не было никакого законного основания для привлечения к ответственности Саламатова, - решительно заявил Мехман. - Наоборот, по материалам дела видно, что бригадир немало потрудился для колхоза. А в своих показаниях он довольно убедительно говорит о том, что стал жертвой клеветы классовых врагов, вернее, их остатков...
- Выходит, значит, что мы были ротозеями?
- Во всяком случае, райисполком вынес неправильное постановление о привлечении Саламатова к судебной ответственности. Я, конечно, освобожу бригадира из-под ареста, тщательно проверив дело сам, и привлеку к ответственности подлинных виновников.
- А наше авторитетное постановление? - спросил Кямилов, косо посмотрев на Мехмана. - Мы... мы все таки не маленькие люди.
- Ошибочное постановление не может быть достаточным основанием. Мы несем ответственность перед законом.
- Решение местной власти - вот самое большое основание! Как будто мы не знаем свои колхозы и своих людей... - Кямилов так закашлялся, что даже почернел от натуга. Гнев душил его.
- Какие еще нужны основания, дорогой? Для чего нам другие основания? В нашем лице тут сидит само государство. Что же тебе еще нужно? Основание то, что мы пишем. О каком другом основании может идти речь? Не понимаю. И вообще, что за миндаль такой - это основание? Горький или сладкий? Откуда ты взял его? Основание? Забудь это слово, забудь с самого начала, чтобы оно не испортило всю музыку. Наверно Рустам Залов оставил тебе это слово, а ты ухватился за него. Каждый раз, когда поручали этому бывшему прокурору в чем нибудь разобраться, он требовал какие-то "основания".
Какое же еще основание, какой еще закон может быть сильнее постановления Совета депутатов трудящихся?
- Основание должно быть законным...
- Законным? Отлично. Мы, дорогой, знаем, как составляется закон, сами присутствуем там, наверху, когда утверждают законы. Этот Рустам Залов тоже таскал ко мне в кабинет целые тома. Однажды мне это надоело, я запер дверь на ключ и сказал: "Слушай, эти книги нужны тебе, а не мне. Изучай их сам, изучай внимательно, мне нечего в них заглядывать. Я один из тех, которые заложили первые камни фундамента, самое основание этих законов!" - Кямилов провел рукой по своей взъерошенной голове, и его жесткие волосы как будто встали дыбом. - Мне подозрительно, что ты так часто говоришь про законы. Этот Залов тоже красиво начал, но плохо кончил. Как будто сердце мое чуяло, постепенно научился брать взятки. Товарища Вахидова не было еще тогда здесь, я взял этого взяточника за руку и сказал: "Послушай, Залов, так нельзя..." Но Залов считал, что ему нечего бояться... Вот на этом стуле, - Кямилов театральном жестом показал на место Вахидова, - сидел тогда другой, его друг, Залова. Он, то есть товарищ Вахидов, пришел позже... Этот, с позволения сказать, прокурор превратился в черного ворона, запачкал себя. Вот чем кончилось... Прокурор должен с обнаженным мечом днем и ночью бороться с врагами-грабителями, а не ревизовать решения исполнительного комитета, как этот Залов. Вот как бывает. Сегодня читают нам лекции о законе, выдают себя за идеальных его блюстителей, а назавтра так себя пачкают, что и целой реки не хватит, чтобы смыть с них пятна! - Кямилов перевел дыхание.
Снова слово "пятно" прогремело в ушах Мехмана. Почему его предупреждают все время? Почему напоминают о честности? А разве можно жить иначе, по-другому?
Вахидов заметил, что Мехман задумался, что слова Кямилова тяжелым камнем упали на душу молодого человека.
- Не смущайтесь, Мехман, - сказал он ласково. - Жизнь есть борьба. В этой борьбе побеждают те, у которых крепкая воля и чистая совесть. Вы даже побледнели от обиды, когда я полчаса назад тоже произнес это неприятное слово "пятно". Но вы молоды, поэтому мне хочется заранее предупредить вас. Все наши поступки должны быть чистыми, как зеркало. Без единого пятнышка. Вы еще совсем молоды, сердце ваше нетронуто. Внутренняя чистота, внутренняя убежденность, преданность делу партии - вот неприступная крепость в борьбе против зла.
- Мне это говорили... Я понимаю... Иначе бы я не выбрал такую профессию...
- Вот и прекрасно, - сказал Вахидов, снова ласково взглянув на Мехмана. Ему все больше нравился этот статный молодой прокурор, немногословный, сдержанный, с умными внимательными глазами и гордым размахом густых бровей. "Надо будет познакомить их с Салманом, - подумал Вахидов. - Пусть поговорят, побеседуют..." И еще раз повторил: "Да, совесть прокурора должна быть незапятнанной..."
- Верно, - поддержал Вахидова обрадованный Кямилов. - Ты еще почти дитя, мальчик неопытный. А что получается? Не успел еще сесть в кресло и положить локти на письменный стол, а уже зазубрил это "основание" и критикуешь решения местной власти. Какое тебе нужно основание, когда ты имеешь мою резолюцию, мое решение? - И, ударив себе кулаком в грудь, добавил: - Ради Кямилова брось эти затеи, сынок.
Мехман был взволнован.
- Нет, я освобожу его! - твердо и решительно заявил он. - Я освобожу Саламатова.
- По какому это праву, дорогой? - Кямилов искусственно засмеялся. Может быть, ты шутишь, а? Шутишь?
- Я не шучу.
- А мы? Мы оба? Ты думаешь, мы будем с тобой шутить? Ни я, ни товарищ Вахидов не разрешим тебе вот так, сразу, ни с того ни с сего выпустить на волю Саламатова, сорвавшего весенний сев.
- Мне не нужно вашего разрешения. Я сделаю то, что требует закон. Не Саламатов виноват в том, что сев провели плохо.
- А кто же? Может быть, мы? Зачем, дорогой, сидя в лодке, ты воюешь с лодочником?
Кямилов, похлопывая в ладоши, захохотал. Это был его испытанный прием озадачить, обезоружить, толкнуть как будто в бездонную пропасть и тем самым поднять свой авторитет в глазах совершенно обитых с толку людей.
Но Мехман, несмотря на свою молодость и неопытность, с первого же дня своей работы начал понимать обстановку, сложившуюся в этом районе. С прежней настойчивостью он повторил:
- Этот человек невиновен, и он должен быть оправдан. А клеветники понесут заслуженное наказание.
Кямилов повернулся всем корпусом к Вахидову:
- Я вижу, товарищ Вахидов, что лучше Муртузова мы никого не найдем для нашего района.
- Кямилов...
- Я уже сорок лет Кямилов. Надо по совести говорить открыто: какое бы решение ни выносили мы в райкоме или в исполкоме, Муртузов из кожи вылезет, но выполнит наше решение. Ему и в голову не придет мешать нам работать. Он не будет искать какие-то основания. "Посади!" - "Есть, посадить!" "Освободи!" - "Есть, освободить!" Муртузов не станет спорить с нами, не посеет меж нами рознь.
