Михаил Бубеннов - Белая береза
- Бомбили...
Все тело было налито тяжестью. Но к Лозневому быстро вернулось трезвое, спокойное сознание. Никогда он не хотел так жить, как в эти секунды! И вдруг у него сверкнула простая и ясная мысль, - в ней было спасение, она даровала жизнь. Он не успел порадоваться этой мысли, как услыхал топот ног и голос Кости:
- Вот он, вот где!
Костя подбежал, упал на колени, схватил Лозневого за плечо. Будто испугавшись, Лозневой начал быстро приподниматься, упираясь в землю ладонями, поглядел на вестового тупо, непонимающе. Лицо Кости, в брызгах грязи, сморщилось и постарело от внутренней боли. Из левой ноздри текла кровь. Он закричал плачущим голосом:
- Это я, я! Товарищ комбат, вас ранило?
- А? - выждав секунду, крикнул в ответ Лозневой.
- Ушибло, а? Где больно? Где?
- Вон, ушли, да! - Лозневой кивнул на запад.
Над ним внезапно выросла высокая грузная фигура капитана Озерова. Он дышал порывисто, всей грудью. Ворот гимнастерки у него был расстегнут, рыжеватые волосы всклокочены. В левой руке он держал за ремешок каску, а правой, спеша, передвигал с живота на бок кобуру пистолета. Не поднимаясь, Костя сказал ему, зажимая левую ноздрю:
- А этого, видать, контузило.
Капитан Озеров быстро опустился на колено.
- Плохо, да? Больно? Где?
- Да нет, совсем оглох, - сказал Костя.
- Фу, скверно! - с досадой бросил Озеров в сторону и вскочил. - Ну, в тыл! Живо! Да не хныкать, ну! Где комиссар батальона? Не знаешь?
- В ротах где-то...
- Веди комбата в тыл, понял? - сказал Озеров. - Забеги на капе и скажи там, чтобы позвонили комиссару - пусть командует. Понял? Ну, все!
Он обернулся назад, крикнул:
- Эй, Петро! За мной!
XVIII
В самый ответственный момент, когда начинался бой, третий батальон, занимавший центр обороны, остался без главного командира. Но горевать некогда было. Всей душой Озеров чувствовал, что теперь надо дорожить каждой минутой. Охваченный одной мыслью, он изо всех сил, держа каску у груди, бежал к передней линии.
Выскочив на пригорок, заросший низеньким березнячком, он остановился перевести дух и сразу сквозь дрожащий, дымчатый воздух увидел, что по полю с участка третьей роты, пригибаясь и часто падая, вразброд бегут солдаты. Вначале Озеров подумал, что это все еще мечутся в панике те, кто напуган бомбежкой. Но все солдаты бежали навстречу ему, и Озерову стало ясно, что они почему-то бросают рубеж обороны.
На пригорок, запалясь от бега, выскочил Петя Уралец, все время бежавший позади своего командира. Озеров молча выхватил у него автомат. Подняв его над головой, Озеров закричал на все поле, кривя лицо, как от дикой боли:
- Сто-о-ой! Стой!
Один солдат, не видя Озерова и не слыша его крика, бежал прямо на него, бежал, согнувшись, едва не хватаясь руками за землю. На подъеме, выбившись из сил, он упал, прополз несколько метров, исступленно работая руками и ногами, затем вскочил и, все еще не видя перед собой Озерова, бросился прямо на него.
Озеров дал вверх очередь из автомата.
- Стой!
Солдат остановился, раскинув руки, очумело взглянул на Озерова. Лицо у него было измазано глиной, гимнастерка на груди разорвана, лоб в крови, а расширенные глаза побелели и ничего не видели от ужаса. Услышав очередь из автомата и увидев, что передний остановился, начали останавливаться и сбавлять шаг также и те солдаты, что бежали далеко позади и по сторонам. Весь дрожа, Озеров шагнул вперед и закричал хрипло:
- Куда, гад, а? Бежишь?
Взмахнув руками, солдат еще более расширил свои одичалые, белые глаза.
- Танки! - закричал он. - Вон, танки!
- Назад! - подался на него Озеров.
- А-а-а! - отступая, застонал солдат. - Гонишь?
Озеров вскинул автомат и дал вторую очередь над головой солдата. Солдат рухнул на землю, но тут же вскочил и, опасливо оглядываясь на Озерова, стремглав бросился обратно. Его товарищи, бежавшие позади, тоже завернули, как по команде, и кинулись к своим окопам.
Озеров крупно зашагал с пригорка.
- Вперед!
Только теперь, быстро шагая вслед за солдатами, Озеров посмотрел вдаль. Из елового леса, стеной закрывшего горизонт, выходили один за другим и развертывались в строй, покачиваясь на ухабах и рытвинах, темно-серые немецкие танки. Они были еще далеко, рокот их моторов долетал еще слабо, будто где-то прокатывался спокойный гром.
Солдаты бежали к окопам, а Озеров быстро шел вслед за ними и изредка вскидывал автомат над головой:
- Вперед! Бить гранатами! Жечь!
XIX
Как только самолеты потянулись на запад, Матвей Юргин бросился к соседнему окопу. Из окопа показалась голова Андрея в тускло-зеленой каске.
- Кончилось? Ушли?
- Все кончено! - Юргин присел у края окопа. - Ну, как ты?
- А что? Сидел! - ответил Андрей, и мягкое, задумчивое лицо его на секунду осветилось улыбкой. - Ух, как они воют! Как воют! До нутра прохватывает! Да ты лезь сюда, лезь!
Он разговаривал несколько оживленнее, чем обычно. Бомбежка лишь возбудила, но не напугала его. Андрей пережил бомбежку впервые. За дни отступления он еще ни разу не подумал всерьез о том, что его могут убить. И теперь, увидев самолеты, он не подумал о смерти. Он еще не знал, что бомбежка - страшное дело, и поэтому - только поэтому - не испытал никакого страха. Он наблюдал, как самолеты бросались с высоты, как от них отрывались бомбы. Оглушенный их железным свистом, он быстро прижимался в угол окопа, а потом, выглядывая, дивился: "Эх, дыму-то! Как из прорвы какой!" На счастье Андрея, все бомбы падали довольно далеко позади, на ложные позиции, он не видел своими глазами, что делает их адская сила, и поэтому не испытал никакого страха, а только возбуждение.
Это порадовало Юргина.
Устроившись на дне окопа, друг против друга, Андрей и Юргин, оживленно разговаривая о бомбежке, не заметили, как на опушке дальнего леса появились танки и как некоторые бойцы третьей роты бросились бежать с рубежа. Только когда в левой стороне раздалась автоматная очередь, они обеспокоенно выглянули из окопа. Бойцы третьей роты вразброд бежали по полю обратно к линии обороны.
- Это... что ж они? - удивился Юргин.
- Гляди сюда! - дернул его Андрей.
Услышав гул моторов, Матвей Юргин посмотрел вперед, словно прицеливаясь, и быстрым шепотком сказал:
- Танки! Это танки!
- Много их?
- А черт их знает! - Юргин поднялся над окопом. - Ну, Андрюха, я пойду! Ты как? Гранаты связал? А где бутылки с горючкой?
- Вон, все есть...
Юргин торопливо и сильно схватил Андрея за плечо, заглянул ему в лицо:
- Держись, Андрюха, держись!
Он выскочил из окопа и закричал так, чтобы слышало все отделение:
- Приготовить гранаты! Бутылки! Не трусить! - Голос его крепчал с каждой фразой. - Подпускай ближе! Бей верно!
Андрей не встречался еще с танками и не знал, как трудно и страшно бороться с ними слабыми ручными средствами, какие носил солдат на своем поясе. (Командиры же все время уверяли, что подбивать и поджигать танки совсем легкое дело.) И поэтому Андрей, увидев танки, и теперь не испытал страха. Отодвинув вещевой мешок к задней стенке окопа, чтобы случайно не помять харчи, он вновь, более пристально, посмотрел вперед. Танки выползали из леса один за другим, черные и гудящие, как огромные жуки, и, покачиваясь на выбоинах, медленно расползались по желтому полю. Андрей попытался сосчитать танки, но потому, что они, выравниваясь в строй для атаки, то появлялись на пригорках, то скрывались в низинках, сбился со счета. "Какие же это? - подумал Андрей. - Средние или легкие?" Он вдруг решил, что перед боем надо выпить воды. Глотая воду из фляги, он не спускал взгляда с поля, на котором появились танки, и тут подумал было о том, что ему грозит смерть. Но даже и при этом он не испытал страха и быстро отвлекся от своей мысли: над страхом брало верх любопытство. Он даже выдернул из бруствера несколько веточек, чтобы лучше было видно танки. Ему захотелось закурить, но тут он с сожалением понял, что не успеет сделать этого.
- После, - вслух решил Андрей.
Пригнувшись в окопе, он начал осматривать связку гранат. В это время моторы танков взвыли так, что их вой отдался во всех ближних лесах, видимо, танки пошли в атаку на большой скорости. Андрей приподнялся. Так и есть - один танк - головной - летел по проселку, поднимая пыль, а все остальные, растянувшись большой цепью, неслись позади, ныряя в ложбинах, подпрыгивая на буграх. Рев моторов и лязг гусениц, быстро нарастая, катились теперь по полю громовой волной. Земля загудела, как чугунная. За полсотни метров впереди окопа Андрея что-то хлопнуло два раза подряд, блеснув огнем и взметнув дымки, а затем что-то начало шикать вокруг, ударяясь о землю.
- Пригни-и-ись! - услышал Андрей голос Юргина. - Дурак! Стреляют!
- Танки, да?
На секунду блеснула каска Юргина.
- Пригнись!
Только Андрей прижался щекой к прохладной стенке окопа, левее - от леска - начали бить наши пушки. Головной танк, темный, с белыми крестами на бортах, взметая пыль, все летел по проселку, срезая его изгибы. Наводчики наших пушек, волнуясь, ловили его на перекрестия панорам, били часто, но все мимо и мимо... Наконец один снаряд чиркнул по покатой башне, а другой тут же ударил в борт, и танк вдруг на полном ходу с лязгом круто развернулся, расстилая по траве широкий и тяжелый пласт гусеницы. Дергаясь всем своим неуклюжим туловищем, он повернулся задом к пушкам. В этот момент в него, вероятно, попал еще снаряд, - раздался треск, и над полем высоко взлетело пламя.
