Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис
Старлей Окулова на этот раз вызвала телефонным звонком. Отобрав у меня без всякой расписки паспорт, диплом, водительские права, военный билет, трудовую книжку, вручила взамен заветную бумажку грязно-розового цвета. Теперь это единственный оригинальный документ, удостоверяющий мою обнуленную личность, бирка на трупе. Бросилась в глаза и «техническая ошибка», о которой упомянула два месяца назад Окулова. В графе «Дата выдачи» — 16 августа, а сегодня — 29 сентября. Получалось, что ошибка машинистки оставляла мне без малого два месяца на сборы, вместо принятых двух-трех недель. В графе «гражданство» — выразительный прочерк из восьми тире. Теперь действие визы заканчивалось через… 7 дней. Ну вот, опять магическая семерка. Все чакры послушно сошлись, моя энергетика напористо хлынула из всех пор. Протискиваясь к выходу с пропуском в рай, столкнулся с замначальника подполковником Золотухиным. Завидев меня, он коротко бросил:
— Учтите, Махлис, что вам виза продлена не будет.
— Я знаю, гражданин Золотухин, — меня уже Окулова предупредила. Но вы не волнуйтесь — мы недавно за 4 дня до Исмаилии дошли, без визы, правда, а с визой…
— Ну-ну. — Буркнул офицер и зашагал восвояси.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Гарик Соколик философски прокомментировал мой рассказ.
— Не расстраивайтесь, Леня, в 1290 году английский король Эдвард Второй подписал декрет об изгнании евреев, который предусматривал целых 6 месяцев на выезд. Между тем, в истории не сохранилось ни одного документа с жалобой по этому поводу. А при нынешних скоростях — и семь дней не беда.
— Но английские евреи уезжали во Францию, где их тут же отправляли на костры. — Возразил я. — Куда им было торопиться? Кстати, один день уже прошел.
Гарик сочувственно улыбнулся, если можно назвать улыбкой мучительную гримасу на почти неподвижном лице — болезнь безжалостно сковала не только мобильность, но и мимику.
— Я не знаю, Леня, увидимся ли мы когда-нибудь. Поэтому вы ведь не откажете мне в одной просьбе. — Он кивнул на лежащую перед ним папку с тесемками. — Это рукопись моих философских сказок. Я хочу, чтобы вы захватили их с собой и при первой возможности издали за границей.
— Гарик, давайте не будем играть в эти игры с таможней. Сами знаете, с ними шутки плохи. Они при желании вашей Снежной Королеве припаяют срок за похищение несовершеннолетнего и нанесение ему телесных повреждений. Завтра я еду за визой в Голландское посольство, которое представляет интересы Израиля, и переправлю эту папку через них.
— Если один из углов этого треугольника охраняет родина Спинозы, то его линейные элементы могут чувствовать себя в полной безопасности. Поступайте, как считаете нужным.
Генрих Соколик
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
В выездную визу ставятся въездные. Занятие куда более приятное и перспективное, чем добывание первой. Ни разу не видел столько счастливых еврейских физиономий в одном месте. Это место — посольство Австрии. Дорога на историческую родину москвичам пролегла через Вену. Я бы согласился и на транзит через Зимбабве. Только бы побыстрей. Пока власти не передумали. Но Вена предпочтительней. Все-таки осколок империи. Хоть и двуединой. Чиновник-австрияк, просматривавший мою анкету, притиснув квадратный штемпель, протянул мне руку со словами: «Добро пожаловать в Австрию! Вы — наш почетный гость, потому что родились в один день с императором Францем-Иосифом».
В посольстве Нидерландов («Голландские высоты») с пониманием отнеслись к моей просьбе переслать в МИД Израиля с дипломатической почтой некоторые рукописи, среди них философские сказки Гарика Соколика «Огненный лед».
До конца рабочего дня оставалось время, которое надо употребить с максимальной пользой для дела. Дело — это выстраданное, отвоеванное, организованное, легальное, желанное Бегство. Не теряя времени, ныряем в метро. По всем инстанциям меня сопровождает Вовка — моральная поддержка, любопытство и накопление опыта. Он недавно уволился из своего авиаотряда и подал на выезд. Его бои с эмвэдэшной мельницей еще впереди.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
В центральных кассах Аэрофлота на Фрунзенской набережной разбушевавшейся было эйфории заметно поубавилось, чтобы не забывал — «здесь вам не Чикаго». Меня направили в окошко, которое, должно быть, специализировалось на таких, как я.
Курносая блондинка, лет 20, не больше, взглянув на мою розовую ксиву, пошла гулять наманикюренным пальчиком вдоль лежащего перед ней списка. Ноготок увяз где-то посередине.
— Могу предложить вам билеты на 14 октября.
— А вы взгляните на дату окончания визы.
— Это ваша проблема.
И то верно. Проблема моя, но как ее решать, известно только Господу. Впрочем, есть одна идея…
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
С раннего утра едем с братом в гостиницу «Центральная», где, как я выяснил, размещается представительство Австрийских авиалиний.
Билетов полно, на любую дату. Это обнадеживает. С их бронью возвращаемся на Фрунзенскую. То же окошко, тот же маникюр.
— Я же вам вчера сказала, что билетов на Аэрофлот нет.
— Я на Аэрофлоте не настаиваю. — И сую бумажку. Но ее броню нашей бронью не пробить:
— Эту бумажку оставьте себе на память. С вами здесь достаточно навозились, чтобы мы еще за вас австрийцам доллары отдавали.
К такой постановке вопроса я не был готов. По наивности, я все еще полагал, что ее осведомленность в личной жизни клиентов ограничивается их предпочтениями при выборе места в салоне самолета. Но курносая указала на мое место в обществе, с которым я не чаял распрощаться. Я открыл, было, рот, чтобы напомнить ей про ее место. В ходе пререканий Вовка отдавил мне все ноги, мол, не обостряй. Но было поздно. Курносая набрала номер, начинавшийся с «24» (Лубянка).
— Здесь ваши клиенты скандалят. Что прикажете с ними делать? — и не став слушать ответ, протянула трубку к моему уху.
— Скажите им, что если не угомонятся, их визы будут аннулированы. — Отчетливо отозвалась мембрана.
Затем она выслушала какие-то указания, ответила «есть», уткнулась носом в какие-то таблицы и…
— Для вас нашли два билета на седьмое. С вас 180 рублей 60 копеек.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Таможня. Нескончаемые ящики с книгами и Ленкиными картинами. В некоторые подброшена «контрабанда»: разрозненные компоненты какого-то уникального гобоя Сени Трубашника. Никакого повышенного интереса ни к ним, ни к нам не наблюдаю. На том и успокаиваюсь. Даже вспомнить нечего. Зато неизгладимым останется момент не расставания, а воссоединения с нашей библиотекой несколько месяцев спустя. Алюминиевый ангар, который Сохнут облюбовал под склад для нашего «медленного багажа», стоял на военной базе Црифин. База — историческая достопримечательность. Она возникла еще во время Первой мировой одновременно с Британским мандатом. Но эмигрантскому сердцу она была мила не этим. Площадь базы — 320 гектаров. Этого пространства вполне хватило не только для
