Шалопаи - Семён Александрович Данилюк
Как первый шаг, договорились с гендиректором Горошко, что безопасность комбината станет обеспечивать ЧОН – охранное предприятие, созданное при участии самого Лапина. Отныне комбинат стал для Девятьярова прозрачным, словно аквариум.
При внешней несхожести комсомольский функционер и «вор в законе» оказались подстать друг другу. Лапин при неспешной, вкрадчивой манере общения сразу вызывал в собеседниках страх. Девятьяров за годы партийной работы научился выглядеть спокойным, надёжным, респектабельным. Но в глубине глаз его неизменно поблёскивал холодный лазер, готовый прожечь в минуту. Только мало кто умел его разглядеть.
Меж тем подошёл Алькин день рождения. Первый без него. Посиделок устраивать не захотелось. Просто пошли вдвоём по Никитинской набережной на берегу Волги, примериваясь к кафе или рюмочной.
Через арку жилого дома были видны два контейнера для мусора. От одного из них отделился незнакомец – вполне приличного вида. Вышел на набережную.
– Нет! И здесь нет, – простонал он. – Придётся идти в аптеку.
В другое время загадочная эта фраза стала бы роскошным поводом для зубоскальства. Но не сегодня. К тому же у второго контейнера они увидели старичка в домашнем джемперочке. Зарывшись с головой в «мусорку», он шуровал внутри шваброй, очевидно, прихваченной из дома. У ног стояло несколько перетянутых бечёвкой книжных стопок. Это был бывший директор Десятой школы Анатолий Арнольдович Эйзенман. Ныне – пенсионер.
Подошли.
– Здравствуйте, Анатолий Арнольдович, – поздоровались они на два голоса.
Тело над контейнером вздрогнуло, закаменело. Наконец, наружу показалась взлохмаченная голова.
– А, ребята, – кисло поздоровался он. Показал на книги. – Вот что делается. Гаршин, Панова, Плутарх, Гомер! Недавно двухтомник Фабра нашёл. Книги в мусор! Докатились. А ведь существует прямая связь между отношением человека к книге и отношениями в обществе. Это сообщающиеся сосуды! Когда выбрасывают Гомера и приобретают сонники и хиромантию, в стране происходят необратимые процессы!
Анатолий Арнольдович говорил горячо. Но за излишней горячностью проступало смущение. Данька заметил, что ногой он потихоньку заталкивает под контейнер пакет с костями – явно из той же мусорки.
Друзья переглянулись. Под благовидным предлогом распрощались, пообещав заглянуть в ближайшее время. Распрощались с тяжёлым сердцем. Похоже, заслуженный учитель Республики жил впроголодь.
Перешли на другую сторону Волги. Возле памятника Афанасию Никитину на редких прохожих набрасывались развесёлые зайки, мишки, ослики с табличками на груди, требовательно зазывая в магазин «Мир кожи». Оживление их настолько не подпадало под настроение друзей, что Клыш совсем было приготовился шугануть приставал, как вдруг один из заек отошёл в сторону и стянул с головы шлем. Под ним оказалась пятидесятилетняя женщина с измождённым лицом и потухшим взглядом. Должно быть, одна из лишившихся работы.
Зашли в рюмочную на проспекте Мира, неподалёку от УВД. Рюмочная была пуста. Лишь у углового столика вполоброта нахохлился над пустым стаканом странного вида опоек. Низенький. В галошах, протёртых шароварах, с окладистой, не по росту, длинной бородой. Эдакий Черномор. Друзья вытащили прихваченные Оськой чебуреки, разлили по первой. Заслышав булькание, опоек тихо простонал.
– За Алого! – Клыш приподнял стакан. Оська кивнул. Пили за друга, ещё не поминая. Но уже не чокаясь.
– Может, и мне капнете, – подошёл странный сосед. Подставил свой стакашек, улыбнулся искательно, щербатым ртом. – За Альку я б тоже выпил.
Друзья принялись вглядываться.
– Не может быть, – произнёс Оська.
– Чтоб я сдох, – согласился Клыш.
Перед ними стоял Коля Рак. Поэт и теперь – по виду – бомж.
– Никто не узнаёт, – сообщил Коля, отчего-то довольный.
Клыш налил.
– За Альку, – Коля поспешно схватил стакашек, выпил, проливая. Поёжился. Затих сладостно. – Очень я, как узнал, переживал. Нашли кого убить. Ну, пусть балагур. Но ведь весельчак совершенно беззлобный. И – нате! Такого ломом по голове – вовсе совести надо не иметь.
Оська икнул. У Клыша клацнули зубы. С изменившимся лицом ухватил Рака за плечо. Тот ойкнул.
– Говори! – глухим голосом потребовал Клыш.
Коля потёр плечо.
– Я в Кувшиново думаю уехать. За трактор сяду, по меже… Мать-родина… Земля не выдаст…
– Говори же, сволочь! – сорвавшимся, не своим голосом выкрикнул Оська. Вновь икнул.
В рюмочной меж тем появились новые посетители. Стали оглядываться на крики.
– Налей, чем сволочить, – обиделся Рак. – Человек только из рабства вызволился. Я, может, сам думал вас найти. Как из рабства отпустили, так и думал. А потом подумал, может, и сами знаете.
Выпил новую порцию, важно огляделся.
– Первым делом – это то, что я эту карту треклятую у помойки нашёл, – сообщил он. Увидел перед собой две пары выпученных глаз. Вскинул руку жестом оратора, успокаивающего аудиторию. Заговорил более-менее внятно.
За пару недель до того Коля Рак занимался привычным делом – искал где выпить. Под лавкой в сквере обнаружил оброненную карту банка «Пионер». Перед тем сутки не ел. Живот просто пучило с голода. В надежде, что на карте есть деньги, привёл себя, как мог, в порядок и зашёл в ресторан «Витязь». Как-то просочился мимо швейцара, уселся на свободное место, сделал богатый заказ. Заказ приняли. Рваные джинсы с галошами спрятались под столом, а осанистая борода произвела впечатление. Наевшись от пуза под Блек Лэйбл, протянул карту. Карта оказалась пуста, а ресторан, как выяснилось, принадлежал Лапину. Подошли плечистые качки, без разговоров подняли, кинули в «Жигули», замотали глаза, отвезли в какой-то частный дом в Затверечье, в большой подвал, с кранами и мойками. Там содержались должники бандитов – рабы. В подвал подвозили пустые бутылки в ящиках. Должники их отмывали, и посуда вновь увозилась. Держали в рабах, пока полностью не отрабатывал долг. Там же, в подвале, и отсыпались – на нарах. Единственно – в сортир выпускали в смежную комнатёнку с очком в пол – под присмотром. Как-то Раку приспичило, а выводящего на месте не оказалось. Пошёл сам. Проходил мимо комнаты охраны. Дверь оказалась приоткрыта, да и говорили громко, пьяными голосами. Жаловались меж собой. Остановился – может, удастся сбежать. Услышал фамилию Поплагуева. Навострил уши. Оказывается, эти боевики вместе с другими охраняли какой-то груз на Ярославском вокзале в Москве.
– Причём
