На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова
Хоть тресни,— мелькнуло в голове.
Ресторатор успел вскипятить чайник, когда Алька вышла из душа. Домашнее махровое платьишко под цвет глаз, на ногах в тон ему теплые высокие гетры. Славка бросил на нее взгляд и улыбнулся.
— Не мало? — спросил он, чтобы просто хоть что-то сказать.
— Как давно ты знаешь? — тихо проговорила малышка и глянула на него снизу вверх.
Славку бросило в жар.
«Так только она смотрит,—стрельнула мысль.—Будто насквозь».
— Как из Москвы вернулся, — тихо проговорил он и разлил по чашкам чай.
— Вот почему ты соврал про Колпино, — не то спросила, не то констатировала факт девушка и взяла из его рук чашку.
Они сели напротив. Алька, немного бледная без макияжа, не спускала с него глаз. Она вертела свою чашку на блюдце и не знала, с чего начать.
— Вадим…, — начала было она.
Славка ее перебил:
— Не объясняй, я знаю.
Она поставила чашку на столик и сцепила руки.
— Славка, всё это — случайность! Понимаешь? Он не специально! Да мы вот только узнали, что жених Инны — это ты!
Здоровяк тоже отставил чашку и так же сцепил руки в замок. Чтоб не разозлиться.
Алька что-то говорила и говорила, то будто боялась опоздать, то замолкая на полуслове, а потом опять неслась…
— Ты пойми, Слав! У нас кроме тебя больше никого нет! Мы семья! И Димка, он очень переживает. Он хотел тебе сказать, да что-то…
— Знаю. Он приезжал ко мне. Не оправдывай брата. Я не виню его. И ее тоже.
— Я тебя знаю всю свою жизнь! Если бы не ты… Если бы не ты…, — Алька задрала вверх подбородок, боясь разреветься. Славка расслышал слезы в ее голосе и посмотрел на девушку, — ты второй для меня после брата, понимаешь?
— Я же сказал, что не виню никого! — сжав кулаки, подавляя в себе ярость, проговорил он, печатая слова. — Я сам во всё виноват! Вы-то тут причем?
— Я не понимаю! Не понимаю! Я знаю тебя всю жизнь, и я точно знаю, ты хороший человек!
Услышав это, Славка глухо засмеялся и отвернулся.
Алька посмотрела на него. Он не был так красив, как ее брат. Обычное русское лицо. Высокий лоб; между бровями, если хмурился, появлялась морщинка. Нос с горбинкой. Глаза серо-зеленые, меняющие цвет в зависимости от освещения. Волосы коротко стриженные. И улыбка, открытая, добрая. Вот только за сегодняшний день Славка ни разу не улыбнулся. Даже сейчас, когда он смеялся, глаза дико смотрели куда-то в сторону. На душе становилось тоскливо.
Славка посмотрел на малышку и вздохнул. Он не мог ей сказать правду. И не сказать не мог. Соврать? Вадька не выдаст. Но как солгать, глядя в эти чистые васильковые глаза? Хоть душу вон!
— У Ингеборги… У Инны была причина, — выдавил он, — веская, серьезная причина.
Алька молчала, не сводя с него глаз.
И тогда он понял, что скажет.
И тогда Алька встанет и уйдет.
И больше никогда в его жизни не будет ее звонкого смеха. Не будет этих васильковых глаз. Не будет маленькой ладошки в его руке. НИКОГДА!
Он смотрел на нее и боялся говорить, чувствуя, как идут секунды, как стучит собственное сердце, как пот катится по спине.
— Я… я…, — проговорил ресторатор, а во рту было сухо и язык, словно наждак, — я… Я пристал к ней. Не просто пристал. Я едва… едва не надругался над ней на нашей помолвке…
Выговорив последние слова скороговоркой, не в силах больше терпеть пронзительный Алькин взгляд, он опустил голову и прикрыл лицо руками.
Потекли длинные, тягучие, как горячая смола, секунды… Скрипнул диван, будто с него кто-то встал. А потом стукнула дверь, щелкнул замок. И всё. Мертвая тишина.
Славка слышал шелест мокрых шин по асфальту, доносящийся с улицы, слышал топот прохожих. Вот раздался смех. У кого-то заиграл мобильник. Дождь стучит по подоконнику. Там так много разных звуков…
А в комнате была совершенная тишина. Ком всё больше нарастал в груди. Стало трудно дышать, но он боялся, до потери сознания боялся открыть глаза и увидеть пустую комнату! Как жить дальше без Альки? Как? Вдруг каким-то невероятным ужасом нахлынуло осознание того, что он больше не сможет увидеть эту необыкновенную девочку! В голове стало пусто и холодно. Будто всё: тепло, свет и сам смысл жизни — потеряло значимость. Он не замерз под дождем, он не боялся холода, но сейчас чувствуя, как замирает сердце, и сам, казалось, умирал, леденея от ужаса.
И тут маленькая ладошка легла на голову. От неожиданности Славка вздрогнул. Поднял глаза: Алька. Стояла рядом и гладила его по волосам, а пальцы чуть дрожали. И стояла так близко, что платьишко касалось его колен.
Он хотел что-то сказать, но не смог и слова вымолвить.
— Ты ошибся, — просто сказала Алька дрогнувшим голосом, продолжая гладить его.
— А ты… не боишься меня? — только и смог произнести здоровяк.
— Дурак.
Она стояла напротив него, возвышаясь всего на голову. Положила ладошки ему на плечи, потянула к себе, и Славка, больше не в силах ни сдерживаться, ни терпеть, обнял девушку, прижавшись к ее груди. Он обхватил тоненькое тело, уткнулся носом в махровую нежность и боялся расплакаться.
— Я… я…, — бормотал он.
— Тихо! Не бойся. Ты не он! — будто поняв его, ответила Алька, а голос дрожал. И Славка завздыхал еще сильнее…
А потом они говорили. Говорили долго. Будто только и могли, что выговориться друг другу. Иногда не хватало слов, и тогда они замолкали. Алька, сидя у него на коленях, обнимала здоровяка за мощную шею, и вздыхала.
А он будто учился заново улыбаться. Алька, его маленькая Алька, не испугалась. Не ушла. Не оставила его в этой мертвящей тишине…
— Славка, а у тебя деньги есть? — вдруг спросила Аля и улыбнулась.
— В смысле?
— В прямом! Есть деньги?
— Ну, есть.
— Не хочешь их потратить на самую прелестную
