Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис
— В каком смысле «наоборот»?
— В том смысле, что это вы годами коллекционировали мои секреты. Вот Евгений Иванович подтвердит: перехватывали адресованные мне письма, звонили третьим лицам от моего имени, снимали копии с переписки с братом.
— Ты, наверное, думаешь, что тебя окружают борцы-идеалисты. Мы их знаем наперечет. Уж поверь — сплошь спекулянты и фарцовщики. Вот хотя бы… — Виталий Палыч назвал имя почтенного физика, доктора наук и подождал моей реакции.
— Не знаю, о ком вы.
— Да все ты знаешь. Так вот, он, как и Дольник, сколачивает вокруг себя молодежь, чтобы их руками жар загребать. И доллары заодно. На его имя поступают десятки посылок и переводов из-за границы для распределения между бедными отказниками. Все они оседают в его карманах. Из «Березки» не вылезает. Наверное, и ты мечтаешь там разбогатеть?
(Вообще-то не отказался бы. Чтобы носки не штопать и скошенные каблуки нелепым клешем не прикрывать, но главное, чтобы усатый швейцар не перекрывал властным жестом вход в гостиницу с единственным в городе киоском, легально торгующим иностранной прессой).
— Так тебя там и заждались. Мечтателей там и своих хватает. Тебя ждет образцовая нищета. Ты своим университетским дипломом будешь башмаки полировать лавочникам. Или навоз в кибуце разбрасывать. Назад проситься станешь — но будет поздно. Почитай, что пишут в наших газетах те, кто смогли вернуться из этого ада. Я не стращаю. Я правду говорю.
— Ну, если честно, то я и сам не уверен, что предпочтительней — ад или рай, нахлобучивать шляпу (или ермолку) на рога также хлопотно, как и натягивать рубашку на крылья.
(И чего вызывали? Может, сказать чего хотели? Ведь не для того, чтобы про кибуцный навоз поговорить).
— Наверное, думаете, что вас там встретят как героя с духовым оркестром, повесят шестиконечный орден на грудь, и карьера обеспечена. — Подключился к разговору второй ромб. — И здесь вас ждет разочарование. Там уже обосновались наши люди, которые позаботятся о вашей репутации. Да и здесь не все ваши друзья — друзья.
(А-а, вот так бы сразу и говорили. Сеять подозрительность — целое направление в деятельности искоренителей, перспективное и весьма эффективное. Оно позволяло вносить раскол, внушать взаимное недоверие, разъединять и подчинять волю тысяч людей. Искоренители занимались этим увлеченно, с выдумкой, благо, почва для этого была щедро унавожена. Мне довелось убедиться в этом еще на первых допросах. Но сейчас это из трехдюймовки по воробьям, хотя полковник не блефовал. Не раз и не два это предупреждение всплывет на поверхность в будущем).
— Репутация — дело наживное. — Сказал я. Но слова его меня встревожили не на шутку. Они были последние в последней встрече меня и государства. Я не раз их вспоминал впоследствии.
Посеяв, полковники удалились не попрощавшись.
— Можешь идти, вот пропуск. Но постарайся не забыть, то, о чем говорили. — Напутствовал Евгений Иванович.
— Каждое слово буду помнить. Но вы так и не ответили, когда я получу визу.
— Это не мы решаем, но уверен, что никто тебя держать не будет.
— Я провожу? — обратился Виталий Павлович к старшему по званию. Кучерявый безучастно кивнул.
Но Виталий Павлович оказался большим любителем дальних прогулок. На проходной вместо последнего напутствия я услышал:
— Мне тоже к метро. Пожалуй, вместе прогуляемся.
— Не стоит. — Сказал я. — Нас могут увидеть вместе. Мои друзья меня не поймут.
— Странный ты. Многие из них наверняка позавидовали бы.
И снова искоренитель оказался прав. Но он никогда так и не узнает, с каким наслаждением я буду до седых волос вспоминать эти подаренные им 15 минут счастья.
ГЛОКАЯ КУЗДРА ШТЕКО БОДЛАНУЛА БОКРА
Деваться мне было некуда. Всю дорогу к метро Виталий Палыч услаждал мой слух рассказом о том, как много партия и его ведомство, в частности, делает для равноправия евреев, как больно ему, что я под влиянием сионистской пропаганды не в состоянии оценить этих усилий. У метро пришлось задержаться — сигареты кончились. Чернявый не отстает. Сколько раз твердили миру, что курение вредно. Капитан первым просунул в леток киоска свой трудовой рубль.
— «При́му» и спички.
Киоскер вернул банкноту:
— Мелочь давайте, нет сдачи.
— У меня нет. А если две пачки, разойдемся?
В окошке показался синюшный старческий нос. Киоскер несколько секунд разглядывал непонятливого покупателя, считывая биометрическую информацию. Еще один феномен «гомо советикус» как пика эволюции — способность (за полвека до первых робких шагов по внедрению искусственного интеллекта) в доли секунды распознавать лица. По эффективности и безошибочности он уступал только самоцензуре. Без сложной техники распознавались:
лица кавказской, еврейской и прочих национальностей, которые все на одно лицо, а потому анекдоты о них можно рассказывать только в лицах, прежде, чем стереть их с лица земли;
лица «без ОМЖ», у которых на лице написано, что им можно без стеснения плевать в лицо;
официальные и выездные лица, с которыми лучше не сталкиваться лицом к лицу, но выгодно знать в лицо.
Статистическая погрешность (вспомним невинно пострадавшего армянского депутата на Центральном телеграфе) зависела не столько от несовершенства данного метода измерения, сколько от индивидуальных качеств оператора, закуски и округления результатов. Киоскер (сегодня был явно не его день) не справился с управлением.
— Ну что, блядь, за нация такая! На каждом шагу ловчат.
— Что, простите? — Виталий Палыч даже не заметил, как оказался втянутым в неподцензурное раешное действо. Коготок увяз — всей птичке пропасть.
Я затаился, предвкушая неслыханное удовольствие.
— Чо-чо, х… через плечо. — Констатировал киоскер-балаганщик. — 14 копеек у него нет. Гобелены из дома продай — на две волги хватит.
— Какие гобелены? Вы что себе позволяете?
(Капитан, капитан, улыбнитесь! Это вам не «сионистов» по дворам выслеживать).
— Иди отсюда, жидовское отродье, пока милицию не вызвал.
(Нет, определенно лгут мои уши, лгут мои глаза. Лжет небо и лжет солнце. Даже мое оторопелое молчание лжет. Так не бывает. Смотри и слушай! Проснись и пой! На моих глазах у непроницаемых стен Лубянки, под окнами самого Юрия Владимировича Андропова разыгрывается, нет — снится невиданная народная драма, не чета замшелому «Царю Максимилиану»). «А вот город Питер, — что барам бока вытер. Там живут смышленые немцы и всякие разные иноземцы; русский хлеб едят и косо на нас глядят; набивают свои карманы и нас же бранят за обманы».
— Житья от вас нет. Придет день — живьем вас закапывать будем, поганцы. Ехай в свой Израи́ль.
Органы — вместилище русской души. Капитан не скрывал
