Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
– Бедный дядя Тан... выкопать его из могилы...
– Мне тоже очень жаль. Но это единственный способ доказать вашу невиновность.
– Но не мою, не коварной шантажистки-нимфетки. Я одна останусь виноватой.
– Если мыслить логически, в таком случае ты бы потребовала, чтобы он оставил все тебе. Но раздел имущества, а именно это и было сделано, предполагает соучастие нескольких людей. Нам только было интересно, почему иск не касается Мириам Арреста. Но адвокат сказал, что трудно привлечь по этому делу человека, который тридцать лет не был в Доноре. В любом случае, раз обвинение касается остальных, оно касается и тебя.
– А что говорят Креспи и Армеллина?
– Это и есть проблема, Ада. Они категорически против вскрытия. Адвокат считает, что это неправильно.
– Я их понимаю. Они делают все, чтобы защитить его волю, его право распоряжаться собой. Дядя даже ради спасения собственной жизни отказывался ехать в больницу – подумай, захотел бы он попасть под скальпель патологоанатома? И это всего через месяц после смерти! Какой кошмар!
– Но такой отказ порождает подозрения. Спроси у Джулиано, если не веришь.
– Нет, ты прав. Я спрошу у Джулиано. Как думаешь, может, мне стоит приехать в Донору?
– Пожалуй, так было бы лучше. И пусть он тоже приезжает. Вместе мы могли бы согласовать нашу линию обороны.
7
На этот раз ей пришлось смириться и, отбросив остатки гордости и самоуважения, всё-таки обратиться к Джулиано, поскольку это действительно стало необходимо. Других юристов Ада не знала, а попроси она о помощи коллег бывшего партнёра, вышло бы ещё хуже. С другой стороны, разве не сам Джулиано сказал ей в последний вечер в «Гроте Св. Михаила»: «Помни, что ты всегда можешь на меня рассчитывать. Если понадобится помощь, позвони мне. В любое время и по любому поводу»? И потом, совсем недавно: «Скажи мне, когда придёт время, я твою кузину прижучу».
И вот время пришло, хотя речь теперь шла вовсе не о том, чтобы договориться с Лауреттой, какой серебряный сервиз и какая супница должны отойти одной, а какие – другой.
Домашнего номера Джулиано, чтобы связаться с ним после работы, у Ады не было, поэтому ей пришлось ждать утра и звонить ему в офис.
Ночь прошла тревожно, в голове мельтешили десятки противоречивых мыслей, и сильнее всех – стремление выпутаться из этой прискорбной ситуации, уехать за тридевять земель, лишь бы только избежать перепалки с кузенами. Чёрт с ним, отказаться от наследства – пусть подавятся, стервятники! (Интересно, была ли среди авторов заявления Грация? Лауреттин муж упомянул об этом как-то вскользь, и подозрение, что кузина могла подписать иск, только усиливало Адины мучения.) Бросить всё, отказаться! И в то же время в ней поднимало голову чувство долга, обязанности не столько защитить себя, сколько не позволить смешать с грязью дядино имя, перевирая историю о девочке, доверенной его попечению. И это о дяде Тане, который не позволял себе лишний раз погладить её или Лауретту по голове, избегал любого физического контакта, если тот не был необходим, который в повседневных привычках был сдержаннее и скромнее девственницы-весталки!
Бабушка Ада, несмотря на всю резкость и строгость, часто позволяла внучкам забираться в свою огромную двуспальную кровать, поодиночке или даже вдвоём, нисколько не беспокоясь, если они спали прижавшись спиной к её боку, а когда девочки толкались или стягивали одеяло на свою сторону, она лишь улыбалась. А вот дядя Тан, такой ласковый, такой нежный, не любил, чтобы они его хватали. Ему не нравилось катать их на спине, как на лошади, и объятий он тоже не любил. «Ну, ну, что за телячьи нежности! – хмурился он. – Вы уже большие, так и ведите себя, как девушки, а не как сопливые малыши».
Помимо естественного желания защитить дядю от клеветы, Ада считала необходимым уважать его волю. Теперь, когда он больше не может сам отстаивать свои решения, не время поддаваться слабости, не время трусить. Да, она могла бы продолжать жить по-спартански, тратя только то, что зарабатывала. Но у Лауретты двое детей, ей нужно подумать об их будущем. Сыновья доктора Креспи тоже скоро отправятся в университет. А Армеллина? Конечно, у неё были какие-то сбережения, наследство, оставленное ей много лет назад Гаддо Бертраном (которое Танкреди, вероятно, помог выгодно инвестировать), и ежемесячное жалованье, которое экономка продолжала получать и откладывать. Она вполне могла позволить себе хороший пансион для престарелых. Но в её-то возрасте оставить дом, в котором провела почти полвека, даже если считать перерывы на дядину учёбу и бегство в Швейцарию! Дом, который, пусть сама она об этом и не знала, принадлежал её отцу!
И потом, если завещание аннулируют как недействительное, Джиневре, скорее всего, придётся вернуться из Англии, отказаться от своей мечты. А другие девочки? Санчу и Барбару прокормят эти стервятники, их отцы, но как быть с Адой-Марией?
Вопрос о вскрытии стал для Ады отдельным источником сомнений и мучений. Она была более чем уверена, что труп (как же все-таки ужасно называть дядю таким словом) будет признан «чистым». Разумеется, никто не накачивал старого доктора психотропными препаратами, так что их отсутствие было бы признано неопровержимым доказательством, которое очистило бы их доброе
