Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Когда Эммет проснулся, пахло жареным беконом. Он не мог вспомнить, когда последний раз просыпался от этого запаха. Уже больше года его будила в шесть пятнадцать жалоба горна и возня сорока ребят. В любую погоду им давалось сорок пять минут на душ, одевание, уборку постелей, завтрак — и в строй. Проснуться на нормальном матрасе, на чистых простынях и в запахе бекона — это было так непривычно, так неожиданно, что Эммет не сразу понял, откуда взялся бекон и кто его жарит.
Он повернулся набок и увидел, что Билли нет, а часы на тумбочке показывают девять сорок пять. Ругаясь вполголоса, он вылез из постели и оделся. Он надеялся въехать в город и выехать до того, как люди выйдут из церкви.
В кухне друг против друга сидели Билли и Дачес, а у плиты стояла Салли. Перед ребятами были тарелки с яичницей и беконом, а на середине стола — корзинка с печеньем и банка клубничного варенья.
— Какое угощенье тебя ждет! — сказал Дачес, увидев Эммета.
Эммет подвинул стул и посмотрел на Салли. Она подняла кофейник.
— Салли, тебе не обязательно было для нас готовить.
Вместо ответа она поставила перед ним кружку.
— Вот тебе кофе. Яичница будет готова через минуту.
Она повернулась и пошла к плите.
Дачес еще раз откусил от печенья и покачал головой.
— Я объездил всю Америку, Салли, а такого печенья еще не пробовал. В чем твой секрет?
— Нет в нем никакого секрета.
— Если нет, то должен быть. И Билли сказал мне, что ты сделала желе.
— Это не желе, а варенье. А варю его всегда в июле.
— Варит целый день, — сказал Билли. — Ты бы видел ее кухню. На всех столах корзинки с ягодами и пять фунтов сахара, и варится в четырех кастрюлях.
Дачес присвистнул и опять покачал головой.
— Это, может быть, и старомодное занятие, но с того места, где я сижу, кажется, что оно стоит усилий!
Салли отвернулась от плиты и поблагодарила его с некоторой церемонностью. Потом посмотрела на Эммета.
— Ты готов уже?
И, не дожидаясь ответа, поднесла еду.
— Нет, правда, напрасно ты утруждалась, — сказал Эммет. — С завтраком мы бы справились, и в шкафу много джема.
— Учту на будущее, — сказала Салли и поставила тарелку.
Потом отошла к раковине и принялась отмывать сковороду.
Эммет смотрел ей в спину. Билли спросил его:
— Ты когда-нибудь был в «Империале»?
Эммет повернулся к брату.
— А это что? «Империал»?
— Кинотеатр в Салине.
Эммет, наморщив лоб, посмотрел на Дачеса, и тот сразу внес ясность.
— Билли, твой брат не бывал в «Империале». Я бывал, и другие ребята.
Билли кивнул, но продолжал о чем-то думать.
— Вам надо было просить разрешения на кино?
— Тебе не так разрешение требовалось, как… инициатива.
— А как же вы уходили?
— О! Разумный вопрос в тех обстоятельствах. Салина не совсем тюрьма. Вышек с часовыми и прожекторов там нет. Это скорее как учебный лагерь в армии — бараки среди полей, столовая и мужики постарше, в форме, которые орут на тебя, когда идешь слишком быстро, если не орут, что идешь слишком медленно. У этих, в форме — сержантов, так сказать, — свои казармы с бильярдом, радио и холодильником, полным пива. И в субботу, когда гасят свет, а они пьют и гоняют шары, ты с ребятами вылезаешь из окна в душевой и дуешь в город.
— Это далеко?
— Не очень. Если рысью по картофельному полю, через двадцать минут ты у реки. Река чаще всего мелкая, по колено, переходишь вброд, в трусах, и попадаешь в город к десятичасовому сеансу. Можешь взять пакет попкорна и бутылку ситро и смотришь фильм с балкона, а к часу ночи ты уже на койке, и никто ничего не знает.
— Никто ничего? — с оттенком восхищения повторил Билли. — А как ты платишь за кино?
— Может, сменим тему? — предложил Эммет.
— Конечно! — сказал Дачес.
Салли, вытиравшая сковороду, со стуком поставила ее на плиту.
— Пойду застелю кровати, — сказала она.
— Тебе не обязательно стелить, — сказал Эммет.
— Сами не застелются.
Салли вышла из кухни, и слышно было, как она поднимается по лестнице.
Дачес посмотрел на Билли и поднял брови.
— Прошу извинить, — сказал Эммет, встав из-за стола.
Пока он поднимался по лестнице, слышно было, что брат и Дачес завели разговор о графе Монте-Кристо и его чудесном побеге из тюрьмы на острове — обещанная смена темы.
Когда Эммет вошел в отцовскую комнату, Салли быстрыми четкими движениями застилала постель.
— Ты не предупредил, что будешь с приятелями, — сказала она, не поднимая головы.
— Я сам не знал, что буду с ними.
Салли быстро взбила подушки и положила к изголовью.
— Извини, — сказала она, протиснувшись мимо Эммета в дверь, и направилась в его комнату.
Эммет вошел за ней следом — она смотрела на кровать, уже застеленную Дачесом. Он даже слегка удивился такой аккуратности, но Салли — нет. Она стянула покрывало и простыню и с той же ловкостью постелила заново. Когда она занялась подушками, Эммет взглянул на часы на тумбочке. Было почти четверть одиннадцатого. Рассиживаться некогда.
— Салли, если ты хочешь что-то сказать…
Салли остановилась и посмотрела ему в глаза — впервые за утро.
— А что мне сказать?
— Правда, не знаю.
— Вот это правильно.
Она расправила подол и шагнула к двери, но он стоял у нее на пути.
— Прости, не поблагодарил тебя в кухне. Я просто хотел сказать…
— Знаю, что ты хотел сказать. Потому что сказал. Что мне не надо было пропускать утреннюю службу в церкви, готовить вам завтрак. И обед вчера вечером готовить. Это очень трогательно, но к твоему сведению, сказать, что ты напрасно хлопотала, — не то же самое, что выразить благодарность. Совсем не то же самое. И неважно, сколько магазинного джема у тебя в шкафу.
— Так вот в чем дело? В этом джеме? Салли, я совсем не хотел принизить твое варенье. Конечно, оно лучше этого джема в шкафу. Но я знаю, какого труда тебе это стоило, чтобы потом скормить нам целую банку. Понимаю, был бы праздник какой-нибудь.
— Если тебе интересно знать, Эммет Уилсон, я радуюсь, когда мою стряпню кушают мои друзья и родные, пусть и не в праздник. Но может быть — может быть, — я подумала, что ты и Билли напоследок полакомитесь моей стряпней перед тем, как отправитесь в Калифорнию, не сказав мне ни слова.
Эммет закрыл глаза.
— Подумать, так мне повезло еще, — продолжала она, — что твоему другу Дачесу хватило ума рассказать о твоих планах.
