Дураков нет - Ричард Руссо
– Не стоит, – ответил Салли. – Но все равно спасибо.
– Но почему? – не унималась Касс. – У нас спокойно, тепло, тем более что ты и так полдня здесь торчишь.
Чистая правда, и хотя у Салли было с полдюжины причин не хотеть работать у Хэтти, он подозревал, что ни одна из них не убедит Касс. Во-первых, если бы он работал у Хэтти, он уже не смог бы приходить сюда когда ему заблагорассудится – ведь он и так уже здесь. Он предпочитал находиться по эту сторону стойки, а не по ту, где стояла Касс.
– Во-первых, я вам не нужен, – указал он.
– Руф поговаривает о том, чтобы вернуться в Северную Каролину, – сказала Касс, не глядя на повара, тот сидел возле другого конца стойки, наслаждаясь затишьем, и наблюдал за ними.
– Он говорит об этом уже двадцать лет, – напомнил ей Салли.
– Кажется, в этот раз он настроен серьезно.
– Он всегда настроен серьезно. Половина города собирается уезжать. Но вряд ли уедет – по крайней мере, большинство.
– Я знаю человека, который уедет. – Судя по голосу, Касс не шутила. – На следующий же день после похорон. – Касс и Салли посмотрели на старуху Хэтти, та с улыбкой клонилась вперед, точно мерилась силой рук с самой Смертью и не сомневалась, что победит такого противника. – А может, и накануне.
В ее голосе сквозило такое отчаяние, что Салли сказал:
– Слушай. Если захочешь как-нибудь вечерком куда-то сходить, дай знать. Я с ней понянчусь.
Касс скептически ухмыльнулась:
– Да куда я пойду?
Салли пожал плечами:
– Откуда я знаю? В кино? Не могу же я все за тебя решать.
Касс улыбнулась и ответила, помолчав:
– Надо бы поймать тебя на слове. Просто чтобы посмотреть, что ты будешь делать, когда она описается и попросит ее переодеть.
Салли невольно поежился.
– Вот именно, – понимающе кивнула Касс.
– Пойду-ка я лучше расчищу хозяйскую дорожку, – сказал Салли. – Хотел бы я знать, откуда в этом городе столько старух.
– Ты помнишь, что мы завтра закрыты?
– С чего вдруг? – удивился Салли.
– День благодарения.
– А, да.
Направляясь к двери, Салли заметил, что Хэтти слегка кренится на правый борт, взял ее за плечи и выпрямил.
– Держи спину ровно, – сказал он. – Будешь сидеть в неправильной позе, вырастешь кривобокой.
Хэтти все кивала и кивала – никому, в пустоту. Не дай бог дожить до такого, подумал Салли, лучше уж застрелиться.
* * *
В квартале от закусочной Хэтти двое городских рабочих снимали растяжку, которая с сентября висела поперек Главной улицы и стала предметом насмешек и обсуждений. “ДЕЛА В БАТЕ ИДУТ ↑”, – утверждала растяжка. Кое-кто из горожан стоял на том, что из-за стрелки текст лишается смысла. Там пропущено слово? Или пропущенное слово парит в воздухе над стрелкой? Клайва Пиплза, автора этого лозунга, критика глубоко оскорбляла, и он во всеуслышание заявлял: свет не видывал такого глупого городишки, как Бат, раз люди, живущие в нем, неспособны догадаться, что стрелка обозначает выражение “в гору”. Эта фраза, пояснял Клайв, строится по тому же принципу, что и выражение “Я ♥ НЬЮ-ЙОРК”, а всем известно, что это самая талантливая рекламная кампания в истории, она превратила место, о котором никто не хотел слышать, в место, где все хотят побывать. Любому ясно, что лозунг следует читать как “Я люблю Нью-Йорк”, а не “Я сердце Нью-Йорк”. Сердце – символ, сокращение.
Но жители Бата не купились на этот довод, сочтя, что выражение “в гору” незачем сокращать с помощью символа, ведь оно и без того не шибко длинное. Тем более что транспарант перетянут через улицу и на нем предостаточно места для пяти букв. Многие противники баннера-растяжки Клайва-младшего признавались, что и кампания “Я ♥ НЬЮ-ЙОРК” не вызывает у них восторга. Их еще предстояло убедить, что север штата что-то выиграет от этого баннера, а после того, как он провисел три месяца, еще и владельцев магазинов на Главной улице предстояло убедить, что дела у них и правда идут ↑. Они ждали чего-то осязаемого – например, чтобы заново открыли “Сан-Суси” или заложили первый камень в луна-парке “Последнее прибежище”.
Новая растяжка (“ВПЕРЕД, САБЛЕЗУБЫЕ! РАЗГРОМИТЕ ШУЙЛЕР-СПРИНГС!”) отличалась еще большим оптимизмом. Глагол “разгромите” скорее указывал на растущее недовольство горожан чередой поражений баскетбольной команды, чем на реальную цель. Более привычное “победите” было отвергнуто как недостаточное и банальное. Выбирали между “разгромите” и “сотрите в порошок”. Сторонники последнего отступили, после того как им напомнили, что два слова слишком длинно и в Бате уже есть прецедент – с заменой “в гору” на стрелку.
Новый баннер также сулил воскресить еще один спор, на этот раз из-за грамматики. Почти тридцать лет назад, когда от футбола пришлось отказаться по причине послевоенного сокращения населения городка и прочие команды старшей школы продемонстрировали неспособность тягаться с главным своим соперником, Шуйлер-Спрингс, директор решил, что пора изменить название школьной команды (“Антилопы”) на более грозное – в надежде, что юные спортсмены Бата станут грозой Шуйлер-Спрингс. Тем более что в радиусе полутора тысяч миль от Бата нет ни одной антилопы и единственное, чем славятся эти животные, – умением убегать. Организовали конкурс “Придумай имя команде”, и родилось название “Саблезубые тигры”, а все эмблемы с антилопами перерисовали за счет города. Как и следовало ожидать, ничего путного из этого не вышло. Болельщики мигом сократили название до “Тигров”, директор счел, что оно заурядное, не вдохновляет и нарушает правила конкурса. Главное в саблезубом тигре – его зубы-сабли, которых нет у обычных тигров; директор упирал на то, что название нельзя искажать, пусть даже в обычном разговоре. Он потратил уйму денег на перерисовку эмблем, хотя зубы у тигров и смахивали на моржовые бивни.
Но мало того, на редакционной странице “Еженедельника Норт-Бата” разгорелся спор, как должен звучать лозунг: “Вперед, саблезубы!” или “Вперед, саблезубцы!” Что будут кричать чирлидеры, подзадоривая зрителей? Директор заметил, что “саблезубы” звучит претенциозно, глупо и стоматологично. Преподаватель английского языка и литературы с ним не согласился, заявив, что “саблезубцы” – еще один признак эрозии английского языка, он даже пригрозил подать в отставку, если от него и его коллег потребуют одобрить столь омерзительный новояз. Чем вы там недовольны? – вопросил школьный библиотекарь в следующем письме в газету. Не вы ли еще недавно умудрились написать “антилопы” через “е”, и если бы не бдительность типографии, транспарант так и вышел бы? Переписка продолжалась несколько недель. Последнее слово осталось за Берил Пиплз, вот уже двадцать лет таившей злобу на директора за то, что он, поддавшись на уговоры, позволил переименовать курс истории в средних и
