В свободном падении - Антон Секисов
После того случая на концерте мы виделись с Майей ещё три или четыре раза. Все эти встречи происходили по одному и тому же сценарию: Майя приходила в короткой джинсовой юбке, быстро напивалась, забиралась ко мне на колени и заплетающимся языком шептала мне на ухо несусветные пошлости. «У-у-у… восьмиклассница». — напевал я насмешливо, придерживая её волосы, когда она блевала на детской площадке. «Уооо…уоооо» — вторила она мне, шумно извергая рвотные массы в песочницу. Тогда же я осознал, что у нас с Майей никогда ничего не получится — и вовсе не из-за того, что Майя была слишком юна, слишком глупа и невоздержанна. Дело в том, что я был очень брезглив. Становясь свидетелем физиологических процессов в организме женщины, я терял к ней всякий мужской интерес. Я не мог с нежностью и страстью гладить тело той, чья рвота остывала на моих пальцах.
Последний раз мы встретились на сэйшне у моих знакомых, музыкантов из группы «Долбаные гегельянцы». Не ограничившись только алкоголем и что-то ещё приняв, Майя впала в полубезумное состояние. Зажав опасную бритву в руках, мечась по комнате и опрокидывая стулья, она угрожая покончить с собой. Зрелище это казалось присутствующим не столько страшным, сколько комичным и для неё унизительным. Она рыдала в голос и дрожала, а кто-то из «зрительного зала», которым служили табуреты и стулья, а также древняя тахта в качестве «вип-мест», крикнул ей: «Давай уже, подыхай реще, мы тут вообще-то музыку хотели послушать». Майя бросилась в другую комнату, и мне пришлось идти за ней. Я постучал в хлопнувшую перед моим носом дверь. Майя сидела на полу и делала маленькие надрезы на тыльной стороне ладони. Слёзы капали на руку, смешиваясь с выступившей на руке кровью. «Дура, бля» — сказал я ей и вырвал из податливых пальчиков лезвие, сам при этом поранив руку. Она ползла за мной по ковру, вцепившись в ногу и вопила: «Отдай, отдай, я всё равно убью себя, я убью себя…». Я грубо оттолкнул её и закрыл за собой дверь. Да, вот такая была последняя встреча.
Я услышал, как лифт остановился на моём этаже. На лестничной клетке раздались насторожённые девичьи голоса. Осознав, что я лежу на диване в одних трусах, к тому же не очень свежих, я бросился к гардеробу. Оделся нарядно — среди прочего, нацепил щегольской клетчатый пиджак и пошёл открывать, застёгивая на ходу пуговицы. Девушки затекли в квартиру робким шушукающимся ручейком, шурша пуританскими одеяниями. По дороге они купили вина — всего бутылку, и вручили мне с торжественным видом.
Мы устроились в гостиной, если можно называть гостиной комнату с разрушенными полами. Девушки уселись на поспешно прикрытый пледом диван, осторожно осматриваясь. Даже Майя, и та осматривалась осторожно. Я попытался представить помещение, знакомое мне с детства, их глазами. Тахта с заброшенными на неё несколькими матрасами — как протухший бутерброд, газета на столе вместо скатерти, картонные ящики, удушающий запах нестиранных носков и немощи. Убогая, разбитая комнатка: как рассохшаяся мумия, разваливающаяся на части от времени. Убогость квартиры подчёркивала её чистота: опрятная нищета постсоветской интеллигенции. Думаю, я смотрелся очень глупо, в своём наряде, сидя среди этих бедных руин.
Я отдал гостьям два единственных чистых бокала, сам же, к собственному неудовольствию, наливал себе вино в дедову чайную чашку. Не знаю почему, но любая жидкость, попадавшая в неё, имела привкус собачьей еды.
— Значит, здесь ты и живёшь, — подытожила вслух свои долгие наблюдения Майя.
— Да, здесь. Конечно, квартире не хватает лоска, но зато она полностью принадлежит мне. Я могу устроить её, как захочу.
Девушки глядели на меня с сомнением.
— Здесь нужен капитальный ремонт. — Сказала Наргиз, сделав маленький глоток вина. — Что у тебя с полом? Я одна слышу оттуда какие-то звуки?
Действительно, там, в чернеющих паркетных прорехах, как будто происходило какое-то движение. О его причинах оставалось только гадать: может быть, там сейчас бурно размножались какие-нибудь насекомые твари или твари покрупнее; как знать, может небольшое семейство гномов ютилось там. В любом случае, дыры эти нужно было как можно скорее заделать.
— Я знаю, ремонт нужен. Я сделаю его, как только появятся лишние деньги. Много денег уходит на группу…
— Ты играешь в группе? — спросила Наргиз, впрочем, без особого интереса.
Я рассказал ей вкратце о моей музыкальной деятельности, разумеется, немного приукрасив некоторые обстоятельства. За это время девушки зевнули более десяти раз.
Видя, что меня слушают невнимательно, я быстро завершил свой монолог на бодрой, оптимистической ноте. «Но сейчас всё хорошо: мы готовимся к записи второго альбома. Рабочее название: „Ори без конца“. Мы вот-вот прорвёмся, я чувствую».
Чувства мои, возможно, были слегка поспешны — дальше рабочего названия мы не продвинулись. Однако я планировал в ближайшее время взяться за работу.
— Да, это будет очень крутой альбом, — ещё раз заверил я девушек. — Лучшее, что когда-либо было и будет записано на русском языке. Мы запишем его и тогда, наконец, я смогу бросить эту глупую работу.
— По-моему, у тебя замечательная работа, — Наргиз подняла насмешливую бровь. — Раз ты сидишь с пивом в час дня.
Девушки дружно захихикали. Майя хихикала даже громче. Очевидно, она пыталась освоить непривычную для себя роль приличной, домашней и вполне адекватной девочки. Но судя по истеричным ноткам в её смехе, судя по неестественным и жеманным позам, принимаемыми ей, Майя всё ещё оставалась девочкой неприличной и уличной и, вдобавок, сумасшедшей на всю голову.
Тем не менее, я чувствовал раздражение. Мне не нравилось, как вели себя мои гостьи, — они пили вино из моих бокалов, сидели на моей тахте и потешались надо мной. What a fuck? — вопрошал я. Какого, я извиняюсь, чёрта, они пришли ко мне, эти заносчивые дуры, если я неинтересен и смешон для них? Как же я был глуп, пытаясь угодить им, ещё и вырядился перед ними!
Мне захотелось остаться одному, чтобы можно было завалиться на диван с книгой или с гитарой, валяться,
