В свободном падении - Антон Секисов
Мой рабочий день традиционно начался с выискивания новостей по интернету. За пятнадцать минут исследований я выяснил, что в Аризоне прошёл дождь из мёртвых птиц, а в Техасе мужчина атаковал женщину мёртвым броненосцем. Оказалось, что Максим Галкин влюблён и хочет детей. Оказалось, лондонский «Тоттенхэм» хочет продать Романа Павлюченко. Оказалось, что кто-то ещё влюблён, но хочет ли при этом детей — непонятно. Какое-то время я сидел, закинув руки за голову, пережёвывая свалившуюся на меня информацию. Аризона… Техас… Павлюченко. Кто все эти люди? Из оцепенения меня вывели зашаркавшие за спиной шаги. К моему столу неумолимо приближалась одна из пожилых женщин, которую мы за глаза именовали Александр Градский: пухлые щёки, очки, волосы, небрежно наброшенные на плечи, делали сходство коллеги с нелепым певцом почти портретным. Я мгновенно осознал, что сейчас буду втянут в утомительную беседу, затрагивающая, один пункт за другим, следующий список тем: здоровье в целом, в особенности давление; сегодняшняя погода (в контексте времени года, с приведением цитат из народного календаря, сравнительным анализом погоды в тот же день в прошлом, позапрошлом, и максимальном количестве предыдущих лет, а также прогнозированием погоды на ближайшую и долгосрочную перспективу); продукты питания в целом (здесь список тем неисчерпаем — ассортимент продуктов питания в ближайшем магазине и на рынке, их пищевая ценность и степень их натуральности, способы приготовления, сравнительный анализ цен на рынке и в магазине — последняя тема может так или иначе пересекаться с темами погоды и здоровья) — в связи с этим я, напустив на себя занятой вид, схватил первую попавшуюся кипу документов и бросился к ксероксу, по пути успев одарить Александра Градского экспресс-улыбкой. Градский некоторое время растерянно оглядывалась по сторонам, но потом всё же выбрала новую жертву — как правило, выбор всегда падал на затаившуюся под платком Алёну. Вот и теперь, я услышал, она вовлекала в беседу её. Алёна отвечала всегда старательно, хотя и натужно, скрипя зубами, и продолжила раскладывать пасьянс с ещё большим остервенением.
На лестнице меня нагнал кудрявый Олег. Потреся передо мной, как перед младенцем погремушкой, сигаретным коробом, он заманил меня в курительную комнату. Вид у него был взволнованный и нетерпеливый: недобрым блеском глаз он напоминал пытливого подростка-ботаника, сексуальную неудовлетворённость сублимировавшего в жадное познание мира.
— Вот слушай, что я сейчас вычитал, — отщёлкивая быстрый ритм зажигалкой, вещал Олег. — эти кретины-журналисты утверждают, что невозможно чихнуть с открытыми глазами. Да этого не может быть! Что я, по их мнению, не в состоянии контролировать свой моргательный процесс? Это же абсурд.
— Не знаю. Но это можно проверить.
Следующие полтора часа мы провели в офисной столовой, засовывая в нос молотый перец и старательно придерживая веки. Тезис о чихании нам так и не удалось опровергнуть, и мы, поверженные, вернулись в кабинет, расчёсывая раздражённые носы. Продолжая чихать, я успел сделать несколько записей в твиттере и поставить пару лайков понравившимся картинкам в фэйсбуке. Медленно, но неумолимо приближался обеденный перерыв.
Оперативно собравшись, я спустился вниз. Местной столовой я как обычно пренебрёг — там меня ждали только очереди, и начальство, и мокрые подносы, и густое варево из перекисших овощей. На обед я заходил в более созвучную сердцу бутербродную «Сабвей». Моим явным фаворитом был большой куриный сэндвич на кунжутном хлебе. Но прежде чем сомкнуть челюсти на сочном и необычайно длинном «сабе», набитом салатными листьями и пережаренным мясом, необходимо было преодолеть неблизкий путь — сперва перебраться на другую сторону реки с Берсеневской набережной на Пречистинскую, обогнуть храм Христа Спасителя и Пушкинский музей, полюбоваться с Волхонки на потухшие звёзды Кремля и только затем, завернув за угол, придвинуть себе пластиковый стул и вгрызться в хлебную плоть зубами.
Этот маршрут, вероятно, кому-то кажущийся живописным, лично меня разочаровывал и утомлял. У подножия храма в общипанном скверике меня всегда атаковала толпа экспрессивных провинциалов с требованиями запечатлеть их торжественные лики на фоне отмытых пемо-люксом сверкающих куполов. Бродили тут и там улыбчивые старики-иностранцы, с фотоаппаратами на мускулистых загорелых шеях. Визжали и скакали на Патриаршем мосту пухлые и бледные, как несвежие пирожки, девочки. В любую, даже самую антигуманную погоду ворота Пушкинского музея осаждали толпы людей, терзаемых художественным голодом. Охуев от скуки и многочасового тупого стояния, они впивали свои взгляды в проходящего мимо меня. До желаемого фаст-фуда я добирался уже без сил.
Вот и теперь, получив свой огромный сэндвич, со вздохом облегчения я приземлил зад на стул. В награду за все мои усилия, и за неимением ничего другого, я премировал себя также стаканом холодного пива. Я занял место у окна. Из окна можно было разглядеть завернувший за угол край очереди из ценителей искусства и хмурое небо, поливавшее их мелким злым дождём. Я глядел на ценителей и сосредоточенно раскладывал перед собой чёрные колечки оливок, попавшие в сэндвич вопреки моей воле. Одна и та же официантка каждый раз игнорировала одну и ту же мою просьбу их не класть. Только я сделал первый укус, освободив еду из бумажного белого кокона, как заметил две миниатюрные фигуры, целенаправленно приближавшиеся ко мне.
— Андрюша, какими судьбами. — Девичья рука легла мне на плечо. Я поднял голову с набитым ртом. Всегда я встречал симпатичных девушек либо с набитым ртом, либо пьяный и облёванный. Я понял, что знаю её, эту особу, нагло встрявшую в мой ланч, но откуда — вот вопрос. Маленькая, худенькая брюнетка с розовой чёлкой.
— Я — Майя. Помнишь меня?..
С трудом ворочая мыслями, я, наконец, сообразил. Майя, ну конечно. И отложил бутерброд на стол.
Мы познакомились на концерте Игги Попа несколько лет назад. Я пришёл в клуб вдвоём с Кирой, а Майя — маленькое, ломкое существо, пьяное до бессознания, прилепилось к нам на входе. Приняв брутальную Киру за парня, невменяемое существо пыталось к ней приставать. Я же, огорчительно трезвый (денег хватило только на билет) и обделённый вниманием, к тому же осатаневший от потных и настырных любителей слэма, совершенно забыл про престарелую панк-звезду Попа и даже не пытался дотронуться до его могучего морщинистого тела, оказавшегося вдруг в толпе (тогда Игги ещё практиковал стэйдж-дайвинг). Внезапно я заметил, как эта шатающееся существо Майя прибилось к стаду крупных волосатых гомодрилов, раздетых по пояс. Они, не стесняясь, прижимались к ней пивными животами и прикладывали бесстыдные лапы к только обозначившимся ещё женским прелестям. Гомодриллы целенаправленно теснили девочку в сторону туалета. В первую секунду я подумал зло, что будет очень хорошо и поучительно, если пьяную дурочку растерзает своими елдами эта стая обезьян, прижав её тельце к стене обоссаного клубного сортира. Но вместо этого, сам от себя
