После бури - Фредрик Бакман
Психолог, как и положено, задал психологический вопрос:
– Скажите, сделать его счастливым – ваш долг?
Голос Миры слегка дрогнул, но ответ прозвучал твердо:
– Он мой муж. Меня остановить невозможно.
Мира действительно так считала, и с годами это не менялось. Она осталась в офисе одна. У нее по-прежнему было время уехать, но она сидела и смотрела на надвигавшуюся бурю и совсем не боялась, а зря.
Все, что вам нужно знать про Ану, вы узнаете по тому, как она ведет машину. Сейчас она вела ее так, словно одна будет виновата, если у них не получится, если она не сможет всех осчастливить, если что-то пойдет не так. Что бы то ни было. Акушерка все видела и по себе знала, каково это, она потянулась к девочке, дотронулась до ее плеча, откинула прядь волос, закрывавшую Ане глаза. Ана этого не заметила, она смотрела перед собой, вцепившись в руль побелевшими пальцами, давила на педали, пока машина мчалась через лес. Потом, когда все закончилось, никто не мог вспомнить, как они выехали из леса, – машина вдруг вырулила на дорогу, и вскоре впереди показались фонари у входа в больницу.
Ана затормозила, а дальше все произошло очень быстро: со всех сторон прибежали врачи и медсестры, распахнулись все дверцы, снаружи грохотал ветер, люди кричали, перебивая друг друга, а Ана сидела посреди этой суматохи и чувствовала себя такой лишней, что не смела пошевелиться. Ханна, папа, мама, ребенок исчезли вместе с потоком людей, захлопнувших за собой дверцы, и внезапно стало тихо. Невыносимо тихо.
Ана взяла телефон и позвонила Мае. Ей хотелось рассказать кому-нибудь о том, что случилось, но с чего начать? А ни с чего. Мая не взяла трубку. Ана убрала телефон в карман дверцы и легла на руль.
Час спустя, когда состояние мамы и ребенка стабилизировалось, Ханна посмотрела в окно и увидела, что машина Аны до сих пор на парковке. Она вышла из больницы: девочка сидела, уткнувшись лбом в руль. Акушерка запрыгнула в машину и со всей силы хлопнула дверцей, чтобы ветер не сорвал ее с петель и не закружил по улице, словно перчатку. Машина покачнулась, пошел дождь. Они долго сидели молча, слушая, как капли барабанят по крыше. Ханна сказала:
– Ты невероятная молодец, Ана.
Ана подняла отяжелевшие веки:
– Как ребенок?
– Все будет хорошо. Благодаря тебе. Как ты?
– Все в порядке. Просто… когда он только родился и впервые закричал там, в машине, даже не знаю, как это сказать… меня типа накрыло! Понимаете, о чем я? Только не подумайте, что я под кайфом! Вы меня понимаете? Или не понимаете?
– Думаю, понимаю.
– Это каждый раз так бывает?
– Нет.
– Потому что вы привыкли?
Кожа вокруг губ акушерки пошла скорее тонкими шрамами облегчения, чем морщинками смеха, когда она ответила:
– Потому что не всем и не всегда это удается. Надо радоваться, что все кончилось хорошо, – всякий раз, когда выпадает шанс.
Молчание мертвым грузом повисло в салоне.
– Мне пора к папе.
– Твоя мама дома?
– Мама с нами не живет, – отрезала Ана, и Ханна не стала расспрашивать.
Никакой мамы нет. Есть женщина, которая ее родила, сейчас она где-то далеко и у нее новая жизнь, а мамы больше нет. Акушерка тихонько погладила Ану по щеке, шлюзы открылись, и она почувствовала, как по ладони текут слезы.
– Вы обещаете, что с ребенком все будет хорошо?
– Обещаю.
– Зря я врезала этому проклятому маляру. И не надо было так гнать. И я…
Акушерка цыкнула на нее:
– Сегодня ночью ты спасла жизнь, Ана. Я тебе прямо скажу, ты, конечно, та еще дурочка. Если бы не буря, я бы тебе и швейной машинкой не доверила управлять. Но ты просто невероятно храбрая. Ты из тех, кто бросается в огонь. Поверь мне, уж я-то вас знаю.
Ана попыталась кивнуть, будто поверила.
Дома папа, как ни в чем не бывало, спал в кресле, зажав в руке пустую бутылку, – он и не заметил, что земля за окном перевернулась. Ана помыла посуду и проверила батарейки в карманных фонариках, потом легла на пол поближе к камину, забравшись под одеяло, и собаки улеглись рядом. А телефон, забытый в машине, все звонил и звонил.
На следующий день Ана никому ничего не сказала, даже Мае.
* * *
Женщина лежала на больничной кровати. Никто не сказал ей, каково это – быть мамой. К счастью. Теперь страх останется с ней навсегда.
– Видар – хорошее имя, – прошептала она.
– Потрясающее, – всхлипнул папа.
Так они и решили. Хорошее имя для мальчика, рожденного в лесу между двумя враждующими городами во время самой свирепой бури, случившейся на нашем веку. Сын ветра, спасенный дочерью охотника. Если мальчик станет играть в хоккей, это будет наша самая лучшая сказка.
Нам такая очень нужна. Только сказки помогают пережить похороны.
* * *
Вернувшись в больницу, Ханна зашла в раздевалку, переоделась и уткнулась лбом в дверь. Дала себе передышку, совсем недолгую, всего на мгновенье. Все хорошее и плохое протекло по телу и вышло наружу. После этого Ханна закрыла двери в ад и в рай, чтобы не тащить все чувства домой, и открыла глаза. Человек не в состоянии постоянно испытывать сильные чувства. Она была в нескольких километрах от дома, но спустившись на парковку, поняла, что оставила микроавтобус в Бьорнстаде, во дворе Аниного отца. Опасно идти домой пешком в бурю, особенно когда ты совершенно измотана, поэтому Ханна позвонила мужу и с трудом сказала: «Все в порядке, дорогой, но я без машины, останусь здесь, пока буря не…» Но Йонни уже бросил трубку, отнес четверых спящих детей к соседям и одолжил у них машину, чтобы ехать в больницу за Ханной. Даже природные катастрофы не остановят ее любимого идиота.
* * *
Мира в одиночестве сидела за столом и смотрела на свое отражение в оконном стекле – по другую сторону была чернота, небесная мгла поглотила землю. Раз сто она порывалась позвонить дочери, но сейчас было уже слишком поздно – Мая наверняка на какой-нибудь вечеринке, не хотелось ей мешать. Больше всего на свете Мире не хотелось, чтобы дочь услышала в ее голосе страх. И растерянность.
Буря оказалась сильнее, чем обещали синоптики, гораздо сильнее. Но Мира так и не встала с
