После бури - Фредрик Бакман
Мая помнила, как у нее остановилось дыхание, когда она в свои шесть лет ехала на коньках по озеру и провалилась под лед. Вот это холод. Они тогда только переехали в Бьорнстад, и никто не знал, что она пошла на озеро; ей бы без сомнений пришел конец, если бы чья-то рука не схватила ее и не вытащила из воды. Ана, такая тощая, будто дома ее не кормят, но уже тогда невероятно сильная, сидела перед ней на льду и недоуменно таращила на нее глаза. Мая что, не видела, как поменялся цвет льда? Разве это не ясно? Ана решила, что Мая полная дура, а Мая решила, что Ана просто дебилка, и они сразу стали лучшими друзьями. Ана учила Маю стрелять из ружья, а папа Аны шутил, что эти двое – «самая маленькая, но самая опасная команда охотников в наших краях». Иногда Мае удавалось вообразить, будто Бьорнстад стал ее домом. Правда, ненадолго.
Однажды Мая ночевала у Аны – обычно бывало наоборот, но в тот раз они решили провести ночь в лесу, а погода испортилась, и они пошли спать туда, куда ближе. Поздно вечером они услышали, как Анин отец разговаривает по телефону. Кто-то видел волка. Папа спросил: «Вы же не заявили?»
Мая не поняла, что это значит, и Ана шепотом объяснила: «О волке надо сообщать местным властям, если сообщишь, значит, волк существует, понимаешь?» Мая все равно не понимала, и тогда Ана вздохнула: «Если волк существует, значит, власти его недосчитаются, когда он исчезнет. А если его нет, то он и исчезнуть не может. Ну… УЗМ».
За отцом приехал какой-то мужчина, на переднем сиденье в его машине лежало ружье, а в прицепе были лопаты. Когда они на рассвете вернулись домой, на подошвах у них была земля с кровью. Убей, закопай, молчи. Мая запомнила.
Несколько часов спустя за ней приехала Мира, и Мая сделала вид, что все в порядке, и только позднее она поняла, что мама тоже сделала вид. Она, как и все в Бьорнстаде, прекрасно знала, что стало с волком. Интересно, вспоминает ли мама ту историю, думает ли, насколько тогдашнее молчание сродни тому, которому Бьорнстад учит своих детей?
Единственной, кто не молчал, была Рамона. Мая совсем забыла тот случай – бывает, мозг архивирует какое-нибудь воспоминание, а потом оно вдруг всплывает в нужный момент в другом конце страны. Через несколько дней после того, как Мая узнала, что значит УЗМ, они с Аной поехали в бар «Шкура» забрать у Аниного папы ключи от машины: иногда он напивался до такой степени, что готов был продать ее за две кружки пива, и Рамона охотно шла на такую сделку, ведь в таком виде лучше идти домой на своих двоих, чем садиться за руль. Ана как на грех забыла в машине школьный рюкзак, а на следующий день был нужен учебник по математике, так что хочешь не хочешь пришлось тащиться в бар. Знай об этом родители Маи, их бы удар хватил, там ведь толпа мужиков в черных куртках, которые в дни хоккейных матчей дерутся с болельщиками из Хеда, а в обычные дни – друг с другом. Рамона протянула ключи через стойку и сказала Ане, чтобы не забыла прихватить ружье, которое ее папаня, как обычно, забыл в машине. Ана кивнула. Перегнувшись через стойку, Рамона посмотрела на Маю. Та не осмелилась поднять взгляд: больно старуха походила на ведьму.
«Знаю, вы видели лопаты. Эти придурки могли бы спрятать их подальше. Но рано или поздно сами поймете, что с диким зверем по-другому нельзя. Где-то, наверное, можно, но не у нас», – хрипло сказала Рамона и угостила их шоколадным печеньем. Кашляла она так, что с трудом могла курить. Но все равно курила.
Вслед за этим перед баром разразилась страшная драка с участием двух мужчин и шестнадцати кружек пива, и Рамона, выругавшись, замахнулась метлой, а Мая поспешила из бара, потянув за собой Ану. Ану драка совсем не смутила, гораздо больше ее огорчило, что впопыхах из рук выпало печенье. Очень уж отличались друг от друга родители Аны и Маи, так что у каждой были свои представления о том, чего ждать от взрослых. Мая училась всему медленнее, чем Ана, но училась.
Убей. Закопай.
Рамона ошибалась, думала Мая. Это правило касается не диких зверей, а проблем. Когда много лет спустя она выбежит из комнаты Кевина, в Бьорнстаде начнется охота не на хищника, а на нее. Для всех было проще, если бы уехала она, а не Кевин. Она была проблемой.
Молчи.
Мая замедлила шаг. В тишине парка было отчетливо слышно, как гравий хрустит под ногами. Она искоса посмотрела через плечо. Нет, ей не показалось, мужчина шел следом. Черт. Она почувствовала себя такой дурой, что на секунду даже перестала бояться. Как можно забыться до такой степени, чтобы не заметить опасности? «Соберись, Мая! Думай!» – прошептала она себе. И продолжала идти вперед, ныряя в круги фонарного света и выныривая из них, пока один из фонарей не погас и ее не поглотила тьма. «Как я могла? Зачем я пошла через парк? О чем я думала? После всего, что было!» – мысленно кричала Мая. До чего же она изменилась, как быстро научилась снова быть наивной. Боковым зрением она увидела, что мужчина уже рядом, совсем близко, на нем черная куртка и шапка.
Черт. Черт. Черт.
Мая успела подумать о маме. О том, как хочется домой.
9
Мамы
Дом.”
Для него должны существовать разные слова: одно для места и одно для людей в нем, потому что спустя какое-то время твои отношения с родным городом все больше напоминают брак, в котором супруги связаны общими историями, тайнами, шутками, понятными только им, и особенным смехом, предназначенным только тебе. Роман с городом и роман с человеком – явления одного порядка. Поначалу мы хихикая выбегаем из-за угла и исследуем каждый сантиметр любимого тела, а с годами узнаем наизусть каждый камушек мостовой, каждый волосок и каждое всхрапывание; так волны времени
