История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев
— Что распустила сумки-то?! — грубо и злобно упрекнула Анисью свекровь, выглянувши из чулана, в тот момент, когда Анисья заправляла свою грудь на место. — Отрастила бёдры-то, — добавила колкое слово свекровь.
Свекровь, видя, что Анисья без мужа и выкидыша стала наливаться, потаённо вознелюбила сноху, старалась навалить на неё больше работы. Заставляла носить воду и дрова. А один случай и вовсе послужил к тому, чтобы свекровь возненавидив стала всячески изживать её из дома. Как-то однажды под осень, зашёл к ним в дом по делу лесник Николай Смирнов. В это время сидя на сундуке поднимая высоко ногу, обувалась Анисья в лапти. Николай присмотрелся на Анисью, а та его взора не замечала, продолжала старательно увивать ногу портянкой и в забытьи так высоко задирала ногу, что явственно были видны голые ляжки.
— Эх ты, какой бесстыдник, баба в лапти обувается, а ты на неё глаза лупишь! Хоть бы отвернулся, а то вылупил свои бессовестные буркалы и хоть сери тебе в них, ни стыда, ни совести! — злобно обругала Анисьина свекровь Николая.
Вместо того, чтобы застыдиться, он, скорчив рожу отговорился:
— Чай я её не украл у неё! — пробовал отшутиться Николай. — Ведь у меня своя баба под боком не хуже её!
Но старуха разошлась не на шутку. Заимев намерение гостя вытурить из дому и видя, что он слов не понимает, она с поспешностью зашла в чулан, взяла в руки ухват и направив рогами ему в лицо, строго погрозила:
— Хошь я тебе сичас все глазищи твои бесстыжие выколю?
Николай, сконфуженно попятился назад, отворив задом дверь, выпятился в сени и хлопнув дверью, так, что она едва не слетела с петель, затупотал по ступенькам крыльца.
Анисье, свекровь торжествуя победу прорекла:
— Вот как надо поступать с такими нахалами! А ты растопырилась перед ним и не видишь, как он на тебя глазищами-то лупит! Гляди Анисья, как бы он тебя не околпачил! Да не дай бог, состряпает тебе, тогда зачем ты нам нужна будешь?! И не лучше ли тебе уйти от нас! — тяжёлым словом, как камнем резанула свекровь. — Мы тебя всячески сподобляли, и жить-то тебе у нас было с полагоря, а теперь, видно, нам с тобой не ужиться. Так что ступай-ка в свой дом и живите там вдвоём с Дунькой.
— Я согласна, мне есть куда уйти-то, свой дом не малый, всё же две избы есть где поселиться, а перед вами я в незаменимом долгу! Спасибо, что признали! На этом и попрощалась Анисья с свёкром и свекровью, перешедши жить в свой дом, благо он был вполне исправным и находился всего через два дома.
Делегация в колхоз «Привольная жизнь»
Яков Комаров, совместно с другими членами делегации, побывал в «старом» колхозе «Привольная жизнь», куда эту делегацию мотовиловцев посылали для ознакомления с жизнью колхозников с агитационной целью, с тем расчётом, чтобы делегация, прибывши в своё село пропагандировал достоинства колхозной жизни, как говориться: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Лично у Якова, от посещения колхоза «Привольная жизнь», впечатления остались самые отрицательные. И чтобы поделиться суждениями, поэтому поводу, он решил сходить к своему старому товарищу, знающему обстановку настоящего положения мужика, Крестьянинову Фёдору.
Идя по улице, Яков заинтересовался разговором Устиньи Демьяновой с её сыном Васькой.
— Васьк, ты не брал у меня серп? Мне надо на усадьбу идти ботву жать, а серп никак не найду! — спросила мать Ваську.
— А я его, мам, взял, вон я его вместе с молотком к углу избы приколотил!
— Ах ты окаянный, ведь он мне надо, чем же я литвинь-то жать буду? Сейчас же подай мне серп!
Васька, сконфузившись полез по углу избы и оторвав серп подал его матери. Яков подумал про себя: «Вот пионерия беспорточная растёт, с малых лет, а в политику вдался!» Фёдора Яков нашёл на озере, где тот занимался рыбной ловлей мередами, вместо лодки приспособил сбитый из жердей плот с устроенным сиденьем.
— Здорово Фёдор Васильевич! — поздоровался Яков с подплывающим к берегу Фёдором.
— Доброго здоровья, — отозвался Фёдор.
— Рыбкой занимаешься?
— Да, только рыбы-то в озере стало совсем мало, раньше её было до пропасти, а эт, что-то повывелась! — с недовольством высказался Фёдор, держа в руке ведёрко с уловом карасей.
— Я к тебе на беседу пришёл, надо с тобой по секрету потолковать о житье-бытье, — известил Яков причину прихода к Фёдору.
— Ну, тогда пойдём ко мне на дом, на улице-то о секретах не разговаривают.
Доро́гой Яков как-бы, между прочим, поинтересовался:
— Ну, как твой сосед Савельев поживает?
— А мы с ним повздорили, и теперь мы с ним встреч избегаем, он стал колхозником, а я туда ни за что не пойду.
Раздор, между шабрами произошёл из-за того, что они друг на друга обижались, что налоги платили разные, хозяйство, вроде бы, одинаковые, а налоги с них брали разные, вот из-за этого-то они и раздружились.
— Ты, Яков Иванович, я слышал, в посторонний колхоз ездил, ну как там живут?
— Ездил вот по этому поводу я и пришёл к тебе, чтоб побеседовать. А насчёт того, как там колхозники живут, я тебе прямо скажу, не живут, а ревмя ревут!
— Что так?
— То, что сами колхозники, с которыми я в одиночку беседовал прямо заявляют, в единоличном хозяйстве жилось лучше. Я там спросил одну бабу-колхозницу: «правда, что у вас в колхозе жизнь-то привольная?» А она мне в ответ: «Что ты ревмя ревём! Работаем в колхозе не покладая рук, мужик мой из хомута не вылазит, за работу платят трудоднями, а в лавке без денег-то ведь ничего не купишь! Да и хлебом-то в лавке-то не торгуют. А в колхозе-то всё под замком. Хлеб выдают по спискам. А эти самые списки то ещё не составлены, то правлением не утверждены, то председателем не подписаны. А то на
