Когда Джонатан умер - Тони Дювер
Перед церковью его остановила молодая девушка в синих джинсах, тёмно-синем свитере и тёмно-синей нейлоновой куртке, небольшого роста, с большими бёдрами, очень низкими коленями, с «конским хвостом» на голове. Она прижимала к груди несколько брошюр.
– Не бойтесь, месье! – закричала она, – я не украду ваш пакет! Уделите мне минутку вашего времени! Я вас не съем!
Исповедуя свою религию, она объяснила, что дети из бедной части города были полностью предоставлены сами себе; тот союз, который она представляла, планировал отрядить двадцать молодых католиков, чтобы помочь им, открыть центр, защитить и направить, стать для них новой семьёй – для всей молодёжи – но в первую очередь для детей. Такими были её разглагольствования.
В ту же минуту (больше не улыбаясь, потому что лицо Джонатана стало таким суровым, будто он собирался ударить её или заплакать), она протянула пластиковое удостоверение личности из префектуры с её фотографией, печатью налоговой и прочими доказательствами её честности, её прав и обязанностей. Но этого экзорцизма было недостаточно, чтобы изгнать из Джонатана печаль, и она снова описала, на этот раз голосом ещё более прерывистым и полным пафоса, опасное состояние этих детей, брошенных на произвол судьбы, и ту помощь, которую могли бы им оказать двадцать молодых христианских девушек и несколько юношей. Но у них не было денег, заключила она, и всякая малая...
– Если вы действительно хотите, – наконец пробормотал Джонатан, тихо, как умирающий, – если действительно хотите, мадемуазель… делать добро… действительно, делать добро… тогда послушайте меня: просто оставьте их в покое! Хотя бы, ради них. А теперь извините меня.
И он вошёл в церковь, куда девушка не решилась за ним последовать. Пока она слушала Джонатана, её обширные скулы приобрели голубоватый оттенок, губы исчезли, прижавшись одна к другой; от этого её глаза прищурились, сузились за двумя короткими розовыми веками, покрасневшими, как обожжённые свиные уши, лишённые волос.
То, что Джонатану нравилось в церквях, и чего не предлагала другая архитектура, было очень простым. После выбоин под ногами, стеснения со всех сторон, давления над головой, теперь была гладкая брусчатка, обширные пространства, пустые глубины. Подобно настоящей музыке, хорошие здания переходили от медленного к быстрому, от распахнутого к закрытому, от сокрушительного к бесплотному, от светлого к тёмному, от ласки к жестокости. Тысячи движений удовольствия и тысячи импульсов тела, которые видны каждую секунду и на каждом шагу меняющими размер, форму, возраст, вид, становясь одним и многим, и вызывая одномоментно все те часы, которые человек когда-либо жил или мечтал.
Желанное здание предлагало Джонатану особое место, где, услыхав это долгое многоголосие, он мог бы спуститься на землю, позволить себе уйти, с мыслями несвязными, бесцветными, невыразимыми. В романской церквушке этим местом было прохладное убежище у подножия арки в углу северного трансепта, рядом с кафедрой со спинкой и навесом из уродливых деревянных конструкций, от которых пахло ногами священников и чьи ступени выглядели, будто домашняя стремянка. Там, наверху, перед ним, в воздушном пространстве, созданном тишиной, в каменной кладке, был длинный поток света, который прорезал тени, но оставался заключённым внутри себя. Джонатан сравнил этот узкий и прямолинейный луч с лучом света под серым небом, полным неподвижных стрекоз с крыльями тусклыми, как грязные окна. Память о ручьях, о печальных источниках, о детской бедности.
Это счастье бездейственное и безрадостное заставило его почувствовать себя лучше. Он был один. Он захотел уйти, но побоялся встретить девушку-попрошайку и снова стал разгуливать по церкви.
– И где вы его выловили? – весело спросила молодая мать паровозной троицы, когда увидела Сержа, стоящего на четвереньках возле игрушечной железной дороги.
Она вернулась из магазина; она была хорошенькой: на ней было крестьянское платье из кретона с цветочным рисунком, спускавшееся до земли, и парижские сабо с толстым каблуком.
– Нигде, – пробормотал один из её сыновей.
– Ох, очень смешно! Тем не менее, я имею право знать, где ты живёшь, не так ли?
– Я живу не здесь! – ответил Серж, пожимая плечами. – Я живу в другом месте!
– Ну что ж, разобрались! – сказала женщина. Она занялась распаковкой покупок, готовкой и уборкой.
– Как бы то ни было, – сказала она, обиженная безмолвной враждебностью детей, – с меня довольно. Опять нас ждут неприятности. Пора бы уже помнить, сколько вам лет. Вам, конечно, всё равно, но в любой момент сюда может ворваться женщина взбешённая, от того что её ребёнка нет дома. Так что ваш маленький друг будет очень любезен, если соберёт свои вещи и пойдёт домой к своей маме, если это не трудно.
– Моя мама в Америке, – заметил Серж, вставая.
– Как же ей повезло! - сказала молодая женщина. – Но, я полагаю, ты у кого-то живёшь? У бабушки?
– Бабушка живёт в Перонне, - сказал Серж.
– Ну, тогда с отцом.
– Мой отец в Париже, наверное, – сказал Серж.
– Хорошо, значит, ты сам по себе, просто путешествуешь по стране, – вздохнула она. – Ты своего не упустишь, хоть и один!
– Я с Джонатаном, мы приехали на автобусе, он мой друг.
– Ах, вот оно что! Значит, вы у его мамы живёте?
– Нет, только мы вдвоём, – сказал Серж. – Он ждёт меня в кафе, и напивается! – добавил он озорно, но вмешался один из мальчиков и объяснил, что Джонатан не ребёнок, а взрослый.
– Да ты и правда хитрец, – снова сказала женщина.
– Да, и он американец, – внезапно решил Серж, – и дал мне кучу долларов, сто тысяч долларов! На карманные расходы!
Он рассмеялся и показал купюру, которую получил от Джонатана.
В полном замешательстве, девушка решила сама отвести Сержа в кафе.
– А вы ни шагу на улицу, понятно? - приказала она своим сыновьям (ребята были вольными пташками, и порой их приводила домой пара полисменов, или сосед, а иногда лавочник).
На всякий случай она заперла дверь на ключ.
Джонатана не было в кафе.
– Это не он – сказал Серж. – Он сидел за тем столом, но это не он. Нам просто нужно подождать.
Эта перспектива не очень обрадовала девушку. В конце концов, она выведала у Сержа, что, возможно, его друг был «в той маленькой церкви». Эта новость её успокоила, к тому же это было совсем рядом.
Джонатан был удивлён, когда Сержа ему вернула молодая и
