Телефонная будка на краю земли - Лаура Имай Мессина
С самого детства Сио брезгливо морщился, едва коснувшись водорослей. Он со жгучим отвращением, через силу заходил в море, следуя за отцовской лодкой, и они обвивали его икры под водой. Еще хуже, когда друзья втягивали его в соревнование по плаванию с берега и первый отрезок пути приходилось плыть через водоросли. Он предпочитал прыгнуть в воду со скалы, рискуя разбиться о камни, лишь бы только не лезть в эту мерзкую жижу. Каждый раз ему приходилось успокаивать себя: еще чуть-чуть – и выйдешь на берег, еще немного – и можно идти домой.
Он ненавидел их: они воняли рыбой, но не были рыбой; цвет гнилостный, нездоровый; консистенция как у сопли – он это еще в детстве говорил. На вкус тоже мерзость. Когда младший брат Сио узнал об этой его слабости, стал кидать в него водорослями всякий раз, когда хотел за что-то отомстить.
А для отца водоросли были всем. Он каждый день отправлялся за ними на лодке, вытаскивал на берег, развешивал, как белье, на длинных перекладинах между специально врытыми в песок столбами и оставлял сохнуть на пляже. Мать с сестрами делали остальную работу: водоросли высушивали, аккуратно упаковывали и наконец отправляли на продажу в магазины и на рынки по всей Японии.
Когда отца не стало, Сио изо всех сил старался изменить к ним отношение, но не вышло. Он сделал все возможное, даже попросился в лодку на место отца и отправился ловить водоросли, убеждая себя, что это дело привычки, а привыкнуть можно ко всему. Ему хватило всего недели, чтобы понять, что это правда: видимо, ко всему можно привыкнуть, но в жизни нет ничего хуже, чем оказаться рядом с тем, что настолько ненавидишь. Надолго его не хватит, и это того не стоит.
Тогда он решил почтить память отца другим способом. Вместо того чтобы стать рыбаком, он пошел изучать медицину, но поклялся, что выучит наизусть ту таинственную книгу, которая лежала на ночном столике родителей и которую отец читал каждый день на протяжении долгих лет, – Библию.
Он не был и никогда не стал бы верующим. А может, и его отец не верил. Но он решил, что любой человек должен воспринимать Библию как своего рода учебник жизни, важную часть далекой культуры, такой далекой, что им, наверное, никогда не понять книгу до конца. Зато она красивая – настолько, что дух захватывает.
Сио листал потрепанные страницы, тыкал пальцем наугад в какую-нибудь строку и начинал вслух читать этот бесконечный ряд имен, цифр и историй. И думал об отце и о его нелепом уходе.
В день землетрясения, в марте 2011-го, на побережье Оцути мир рухнул. Море вздыбилось огромными складками, как ковер, который пнули к стене, и лодку отца Сио отнесло к берегу, вот только берега больше не было.
Подхваченный этой пугающей водной массой, он достиг города, прошел над улицами, по которым еще тем утром ехал на велосипеде, зданиями, в которые заходил время от времени на протяжении долгих лет, домами, в которых жили или работали его знакомые: старый стоматолог, который с детства лечил ему кариес, парикмахер, который нежно массировал ему голову, после того как нанесет шампунь.
Лодка пересекла все мыслимые границы и села на мель на крыше одного из зданий, выпотрошенных лавиной обломков и воды. Там она и осталась. Лодка чудом уцелела. Но, несмотря на ее обнадеживающую сохранность, отца Сио там, внутри, во время этого безумного путешествия по морю и земле, перерубило надвое.
Юи и Такэси встретили Сио летом, на второй год своих поездок в «Белл-Гардиа». Это был худощавый парень с сосредоточенным и умным выражением лица. Он из практических соображений брил голову и всегда ходил в маске, державшейся на его маленьких ушах. Рот Сио можно было увидеть, только когда он пил чай, тогда же становился виден его сломанный передний зуб – эта досадная отметина оживляла его лицо. Молодой человек никогда не расставался с сумкой через плечо, в которой, как они вскоре узнали, лежала старая Библия родителей.
Уже три с половиной года Сио приходил в будку «Белл-Гардиа» разговаривать с отцом.
Он бывал там каждые две-три недели, и дни его посещений часто совпадали с днями, когда Юи и Такэси отправлялись в свое путешествие из Токио.
Все дни и вечера он проводил на практике в больнице, но воскресным утром выкраивал пару часов, чтобы попасть к Телефону ветра и в очередной раз убедиться, что стал еще осознаннее и еще озлобленнее в отношении того, что с ним случилось.
Судзуки-сан знал его ритуал наизусть: он наблюдал издалека, как Сио ходит взад-вперед по саду, а затем исчезает на линии моря, среди колокольчиков летом и хиганбан осенью. Как и Юи, он любил наблюдать за стрекозами, которые в августе и сентябре катались на ветру «Белл-Гардиа», и, вдыхая полной грудью соленый воздух, считал цветы.
Эти короткие прогулки напоминали ему, как в детстве они с матерью собирали гербарий. Она вкладывала листья между страницами книги, которую читала в тот момент, – в ее сумочке всегда лежала какая-нибудь книга. До сих пор можно было взять наугад любой том из домашней библиотеки и найти в нем засушенный цветок фиалки или пятипалый красный лист японского клена – момидзи.
Больше всего Сио любил наблюдать с высоты за пришвартованными в порту лодками. Когда море особенно сильно волновалось, он зачарованно смотрел, как их носы то взмывают вверх, то опускаются. Ему казалось, будто лодки не переставая кивают, как медсестры, когда пытаются утешить пациентов, твердя каждому одно и то же: «Да-да, вы правы. Да, да. Давайте сделаем так. Я объясню. Да-да, понимаю вас, конечно. Встаньте, пожалуйста, вот так, отлично. Дайте мне руку. Откройте рот – вот так». Сио от этих утешений охватывала грусть: выходило, будто личность человека ничего не значит и отношения между людьми определяются только их возрастом. И снова цифры. В больнице человек сводился к имени и числу, как в библейской родословной. В такие моменты Сио сомневался, что сможет проработать там всю жизнь.
Однажды утром в «Белл-Гардиа» Сио поделился этими размышлениями, и Такэси кивнул в ответ. В Токио было так же, дело не в провинции; напротив, в больнице, где работал Сио, внимания пациентам уделяли больше, потому что все друг
