Что за девушка - Алисса Шайнмел

Майк все делает намеренно.

Конечно, День всех влюбленных мы провели вместе. Мне впервые было с кем отпраздновать четырнадцатое февраля, и я очень этого ждала. Одолжила у лучшей подруги красный топик, но пришлось сверху надеть свитер, потому что на левом предплечье темнели три синяка — их оставил Майк, слишком крепко сжав пальцы.

Я сказала себе, что это неважно, что холодно и свитер все равно пришлось бы надеть.

Потом, когда Майк начал меня раздевать, я ждала, что он проигнорирует синяки. Но вместо этого он поцеловал каждый — методично, один за другим, крепко прижимаясь губами к коже — так, как другой парень прижимался бы к татуировке со своим именем на коже любимой.

— Я люблю тебя.

Он целовал меня не останавливаясь. Он даже это делал аккуратно, будто прочитал руководство о том, в какие места целовать девушек, чтобы им нравилось: за ухом, между ключицами, в веки.

— Я тоже тебя люблю, — ответила я, и это было правдой.

Я любила, когда он целовал меня и держал за руку. Я любила, когда мы вместе шли по улице, когда я садилась к нему в машину. Я любила, когда он вел машину — одна рука на руле, другая у меня на коленке.

Я должна его ненавидеть. Я должна ненавидеть его за причиненную боль. Проблема в том, что я одновременно ненавижу его за то, что он делал мне больно, и люблю за то, как все было, когда он этого не делал.

Все было совсем не так, как в фильмах и книжках, где парни теряли контроль в порыве страсти. Он никогда не просил меня молчать, не умолял хранить его секрет.

Никак не могу решить: это было бы страшнее или нет?

Дело в том, что я его не боялась. Это глупо? Не думаю, что Майк когда-нибудь нанес бы мне серьезную травму. Для этого он слишком осторожен.

Он так осторожен, так систематичен: значит ли это, что он планировал оставить синяк в воскресенье? Конечно, он не мог быть абсолютно уверен, насколько сильно бить; это зависит от меня, от того, как легко я зарабатываю синяки (очень легко, как нежное яблоко), от того, сколько железа я приняла за последние несколько дней, от того, сколько я выпила воды.

Он не все может контролировать.

Может, другая девушка ударила бы его в ответ. Может, другая девушка рассказала бы обо всем сразу — после первого удара, в день, когда он подвернул лодыжку. Может, другая девушка рассказала бы еще раньше, распознала бы в толчках, тычках, хватании тревожные звонки, не стала бы отмахиваться от них как от проявлений страсти. Та девушка не полюбила бы Майка. А если бы полюбила, то разлюбила бы гораздо раньше. Но эта девушка — я — терпела месяцами.

Говорят, что кто-то планирует устроить демонстрацию перед забегом в воскресенье, требовать исключения Майка. Он может потерять все шансы на стипендию. Возможно, его никогда больше не допустят до соревнований.

Я на это надеялась, когда в понедельник пришла к директору Скотт?

Может, стоило подождать, пока закончится сезон, пока выберут стипендиатов.

В конце концов, я столько терпела. Почему нельзя было потерпеть еще немножко?

Но я ни о чем таком не думала, когда заходила в кабинет директора Скотт.

Я думала только об одном: чтобы это закончилось.

ИЗМОТАННАЯ ДЕВУШКА

Я прохожу мимо столика, за которым тусуются популярные ребята. Я смотрю только на машину Хайрама в дальнем конце парковки, думаю, какое облегчение ждет меня там.

Я не курила нигде, кроме его машины. Может показаться, что он наслаждается своей властью — контролирует мой доступ. Но на самом деле свой доступ контролирую я сама. Уверена, Хайрам даст мне все, что я попрошу. Но я решила не просить.

Я иду как можно быстрее, но стараюсь не переходить на бег. Если побегу, привлеку внимание, а мне нужно смешаться с толпой, чтобы никто не заметил, куда я направляюсь. Чувствую себя ребенком, который играет в догонялки: меня вот-вот поймают, надо скорее успеть спрятаться там, где меня не достать.

Я смотрю вниз. На ногах новые кроссовки; я заказала их в понедельник, доплатив за срочную доставку, хотя папа назвал бы это пустой тратой денег.

Но мне нужна была новая обувь, и когда оказалось, что кроссовки велики, все равно надела их. Старые я уже выкинула.

Я чувствую спиной его взгляд. Нет, это глупости. Нельзя почувствовать взгляд. Так говорят только в романах и плохих фильмах. И все равно я знаю, он здесь, где-то позади. Я поднимаю взгляд на парковку и замечаю, как Хайрам выходит из машины. Не помню, когда в последний раз видела его не в машине, и он кажется мне меньше, чем я помнила. Сантиметров на десять выше меня.

Вокруг толпа, но я с ней не смешиваюсь. Я в середине. Я перехожу на бег. Все равно все на меня смотрят, так какая разница?

Впереди Хайрам открывает рот, но ничего не говорит. А может, я слишком далеко, чтобы услышать. Вместо этого раздается другой голос — сзади. Я слышу, как кто-то ускоряется, чтобы догнать меня: его длинные ноги, широкий шаг, быстрая походка. Я больше не бегу.

Мне все равно его не обогнать.

Нет смысла пытаться.

ИЗМОТАННАЯ ДЕВУШКА

ДЕВУШКА С БУЛИМИЕЙ

ПОПУЛЯРНАЯ ДЕВУШКА

ЕГО ДЕВУШКА

— Майя, — говорит он. Он не повышает голоса. Он знает, что я его слышу.

Я оборачиваюсь.

ДЕВУШКИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Понедельник, 10 апреля

ТРЕВОЖНАЯ ДЕВУШКА

Она меня бросит.

Я уверена.

Я же вижу.

Ладно, хорошо, мне всегда кажется, что она вот-вот меня бросит. Особенно ночью. В кровати. Когда не уснуть. Как сейчас. Может, с утра все будет нормально.

А может, на этот раз все не так. Может, на этот раз я не воображаю и она действительно ответила на мое пожелание спокойной ночи не так быстро, как раньше. А когда ответила, то так коротко: «Спокойной». Ни «зайка», ни «целую», ни «сладких снов».

И дело не в последнем сообщении, думаю я, поворачиваясь и (снова) поправляя одеяло. Уже за полночь. Мне вставать через шесть с половиной часов. Если я просплю (снова), то опоздаю (снова). Так вот, я готова поклясться, что Тесс