Соль неба - Андрей Маркович Максимов
Посмотрел отец Тимофей, ничего не сказал, вышел из Храма, но недалеко – пошел в подсобку.
Точнее сказать: это был строительный вагончик. Как и почему оказался он в церковном дворе, никто не знал. Да и то сказать: мало ли чего непонятного было брошено в разных местах города Забавино.
Ариадна оставалась на месте – ждала, что будет.
Из вагончика-подсобки отец Тимофей вынес ведро и тряпку, поставил около Ариадны:
– Иконы протри. Стремянка в подсобке стоит, если надо. В вагончике. Пол ототри от воска, где есть. Подсвечники почисти. Работа тоску лечит. А больше и не лечит ничего.
Ариадна обрадовалась поручению, хотя работа для одного человека предстояла немаленькая. Вообще-то Храм убирали любые желающие из прихожан, но они не всегда находились.
Начала уборку. Если бы женщина знала такое слово, то сказала бы, что работа ее умиротворяла. Но слово это было ей неведомо. Не в силу ограниченности образования, а потому, что негде было его до сей поры использовать: ничего умиротворяющего в жизни Ариадны не происходило никогда.
Убирать церковь– дело нелегкое. Тем более в одиночку. Однако, чем больше уставала Ариадна, тем больше чувствовала – хотя и боялась почему-то признаться себе в этом ощущении – как в душе ее разливается слепая, беспричинная радость. Радость вполне себе не метафорически, а действительно разливалась, постепенно погружая в себя все ее уставшее существо.
Когда работа закончилась, Ариадна даже ощутила некоторое расстройство: конец работы означал продолжение жизни, а куда ее продолжать?
И тут услыхала голос священника:
– Зайди в дом ко мне. Там душ проведен, потом почаевничаем чем Бог послал.
Она снова обрадовалась, что не надо принимать никаких решений, что жизнь сама влечет ее своим течением, которое очень хочется считать добрым.
Под душем стояла долго: очень уж хотела, чтобы вода смыла не пыль и грязь, а всю ее прошлую жизнь.
Потом на кухне пили чай. Священник вопросов не задавал. Смотрел только тем самым пронизывающим взглядом. Сказал, что зовут его Тимофей, и снова замолчал.
Наконец спросил:
– Идти тебе некуда, так понимаю?
Она кивнула, но, вспомнив, что священнику это не нравится, быстро произнесла:
– Да. В смысле – нет. В смысле – некуда.
– Бежишь все, – вздохнул отец Тимофей.
Она удивилась: откуда он знает?
– Бежишь, – повторил священник. – Тот, кто среди зверья живет, должен бегать. А среди людей надо спокойно ходить.
«Так я и жила среди зверья», – хотела было сказать Ариадна, но сдержалась.
– Если хочешь – оставайся здесь. В вагончике жить можешь. Там и скамья имеется. Матрац дам, одеяло, подушку. Помогать мне будешь в Храме. Мне помощники нужны.
И, не дожидаясь ответа, вышел из кухни.
Ариадна собрала посуду, вымыла, убралась на столе.
Ей и вправду казалось: ее словно несет неведомая сила, требующая от нее лишь одного – подчинения. Но этой силы она почему-то совсем не боялась.
Более того – она, всегда такая свободолюбивая, решительная, самостоятельная; она, которая с раннего детства была непослушной: мама все причитала, мол, мальчик-сорванец – это еще полбеды, а девочка-сорванец – просто неприлично; она, которую ни один мужчина в жизни не оставил, всех бросала она; она, которая дорожила собственной самостоятельностью, словно самым дорогим на земле кладом, – да, это она, Ариадна, подчинялась неясной этой силе не как неизбежному злу, а вот именно – как неизбежному добру.
Ариадна боялась, что отец Тимофей заставит ее исповедоваться и, узнав, что она – проворовавшаяся воровка, выгонит ее, а ей так не хотелось отсюда уходить…
Вошел отец Тимофей:
– Я все принес в вагончик. Ты приберись там… И живи. Сколько надо тебе, столько и живи.
– А если спросит кто: кто я такая? Что отвечать?
Священник улыбнулся:
– А ты кто такая?
– Ариадна, – автоматически ответила женщина.
А потом подумала: «Удивительное дело: никогда в жизни, никогда, ни разу не приходил ей в голову вопрос: «Кто она такая?»
– Ну, значит, так и отвечай, ежели иного ответа у тебя нет.
Так Ариадна стала жить при Храме.
Первое, что поручил ей отец Тимофей: раздавать иконы и свечи.
Поначалу и довольно долго – ни свечей, ни икон для продажи верующим в Храме не было вовсе. Иногда с оказией привозили немножко, отец Тимофей их желающим раздавал. Но все это раз от разу происходило.
А вот когда наконец наладились постоянные поставки из областного центра в Забавино, настоятель решил навести в этом деле порядок, за который и должна была отвечать Ариадна.
Слово «раздавать» Ариадну удивило – она решила, что ослышалась, – и переспросила:
– По чем продавать?
– Кассовый аппарат когда в церкви видела? – неожиданно спросил Тимофей.
– Что? – не поняла Ариадна.
– Законы знаешь? Если продаешь, должен кассовый аппарат стоять. Где аппарат? – Отец Тимофей посмотрел грозно. – Сказал же: раздавать.
Аридна не умела скрыть удивления:
– Бесплатно, что ли?
– Как Спаситель торговцев из Храма выгнал, слышала? Ну, и вот. Напиши красивыми буквами: мол, свечи и иконы берите бесплатно, однако будем вам благодарны за любые пожертвования Храму.
– Но в других церквях так не делают, там…
Отец Тимофей договорить не позволил:
– Я за другие Храмы не ответчик. Я в этом настоятель.
– Да люди ж растащат! – не выдержала Ариадна. – Им же только на халяву… Ой, извините… Задарма все похватают! За пару дней растащат!
– Ты за людей-то не решай. У них, поди, свои решалки в головах есть.
После первой же службы отец Тимофей объяснил, что теперь можно брать в церкви свечи и иконы.
– Почем стоит? – выкрикнул кто-то из прихожан.
Отец Тимофей нахмурился:
– Ты зачем в Храме голос возвышаешь? Храм – дом Христа на Земле, я же объяснял. Разве можно здесь кричать? Но это не только дом Христа, но и дом каждого из вас. И если вы не будете относиться к Храму, как к своему дому – с той же ответственностью и той же любовью, – рухнет Храм и будет стоять разрушенным, как стоял он уже много лет при бесовской власти. А дальше каждый из вас решать должен: сколько денег не жаль вам пожертвовать за свечу или икону. Не мне деньги даете, но в дом свой. Нам еще дом наш латать и латать, сами видите. Только огонь душевный в нем затеплился. Только-только. Колокольню вот хочу еще успеть поставить, если Господь сподобит… В общем, за свечами теперь не ко мне надо обращаться, а к Ариадне и давать за них столько, сколько совесть ваша не пожалеет.
Пока отец Тимофей говорил, Ариадна, как
