Как (не)родные - Лада Ражинскас
– Обожди, доченька, сделай глоточек чая.
– Я сделала глупость. Мне так стало обидно, что у меня по-другому.
– Что ты сделала?
– Глупость.
– Послушай, я не буду это вытягивать из тебя, но ты сама сказала, что ты здесь за советом, доченька. Я здесь и никуда не ухожу. Расскажи тогда, когда будешь готова.
Варя направила взгляд в окно. Снег уже оттаял, и лесной пояс вдалеке начинал зеленеть. На подоконнике уже стояла рассада – по крошечным росткам еще сложно было определить, что высаживает бабушка, но наверняка это были перцы, огурцы и помидоры. Варя почувствовала запах свежесорванных томатов с куста в огороде бабушки, таких вкусных, сочных, красных. Она любила в детстве трогать руками все эти листики, плоды, волосинки на стебельках куста с помидорами, а потом подносить пальцы к носу и вдыхать этот особенный запах.
– Он пришел с работы домой, и я ему сразу выпалила. Сказала ему, что он не заботится обо мне, не хочет жениться, ничего не хочет, пользуется мной, а потом бросит, когда надоем. Но, знаешь, бабуль, что самое страшное? То, что это все неправда. А правда в том, что Дима обо мне заботится так, как никто. Он всегда внимательный, всегда чуткий, всегда любящий. А я выпалила… А правда в том, что я не хочу замуж! Я была очень счастлива там, где я была. Я начала давить на него зачем-то, что хочу завести семью, детей. А на его вопрос, готова ли я, не ответила ничего. Потому что самое ужасное, бабуль, я не готова ни к семье, ни к детям. Мне так хорошо было быть собой. И просто быть с ним. Но сделала абсолютную глупость. Мы поссорились, и я уехала.
– Дорогая моя… Понимаешь, мы, женщины, иногда творим глупости. Хорошая новость: мужчины это понимают. И со временем тоже отходят. Я прожила долгую жизнь, дочурка. И поверь мне, семья – это не всегда то, что написано в документах. Государства меняются, законы переписываются. Но семья – это больше, чем штамп в паспорте. Сейчас я это понимаю, в том числе благодаря тебе. Ты такая счастливая была все эти годы, я чувствовала своим сердцем, что ты не одна в этой Москве, что у тебя все хорошо, что ты счастлива, что вы с Димой создали свою семью вне штампов, условий.
– Ты так говоришь современно, бабуль.
– Верчусь, как могу, – улыбнулась бабушка. Она достала конфетку «Васильки», начала разворачивать ее, хрустя фантиком, а потом поднесла ко рту и откусила половину. – Хочешь?
– Нет, бабуль, я не ем сладкое, – ответила Варя.
– И даже мед от Пал Иваныча?
Варя задумалась. «Да черт возьми, мир катится в тартарары, пойду вместе с ним!»
– А мед, пожалуй, буду! – улыбнулась Варя. Она зачерпнула ложкой мед – золотой, кремовый, сладкий, ароматный. Он теплом разошелся внутри, так приятно и нежно, Варя немного расслабилась.
– Мы с тобой никогда не говорили о важном, я все была маленькой, ничего не понимала, да и говорить со мной, наверное, было бессмысленно. Чего я могла понять в том возрасте? И вот сейчас я разрушаю свою жизнь.
– Дорогая моя, а что твое сердце говорит?
– Я любила и люблю, и сердце сейчас разрывается. Дима ведь сказал мне, что хочет семью, но пока рано. Он сказал, что пока не готов взять на себя все обязанности и привязать меня к себе. Он сказал, что ему намного спокойнее от понимания, что я свободна принимать свои собственные решения, а он пока встает на ноги, зарабатывает. Он сказал, что для него женитьба – это ответственность, которую он еще не готов принять.
– И что ты сказала ему, родная?
– Сказала, что, если он так считает, значит, не любит меня.
– Да, доча, ответила ты ему, как героиня сериала со второго канала.
– Бабуль. А почему мы вообще должны жениться?
– Ты правда от меня хочешь узнать ответ?
– Да.
– Дорогая моя, правда в том, что я сама не знаю. У меня было два мужа. И я до сих пор не знаю, любила ли я кого из них. Беда ведь в том, сладкая моя, что тогда я не могла себе позволить делать то, что хочу. Я забеременела, и надо было выйти замуж. Мой первый муж, Вася, не хотел детей, но я заставила его. Сказала, что, если не женишься, всей деревне расскажу, что ты за кабель. Сейчас это, может, и смешно звучит, но тогда все было очень серьезно. Да и второго мужа я тоже заставила жениться, потому что уже неудобно перед людьми было: у нас вроде как роман, цалуемся, а не женаты. А у вас все по-другому, ты можешь быть свободной, делать, что хочешь. Ты сама себя загоняешь в клетку.
– Ты так рассуждаешь современно, бабуль.
– Золотая моя. Ваша проблема в том, что вы слишком много думаете. А вы не думайте. Хотите жить вместе – живите вместе, хотите жениться – женитесь. Хотите разойтись – расходитесь. Тут тайн нет. Главное, не слушай ты никого, родная. Даже меня не слушай, я старая уже, растворилась я в пространстве. А вы здесь и сейчас, вот и живите так, как хотите, правил нет и не будет, правила – они в голове.
Варя отпила немного чая. Вкусный и свежий, с чабрецом и лимоном, бабушкин чай. Варя взглянула в окно: небо серело, собирался дождь.
– Бабуль, я хочу спросить, почему у вас с дедом были такие отношения, почему он уехал в деревню, почему он ушел в себя?
Бабушка опустила взгляд. Вены на ее руках стали выступать еще сильнее, она сжала чашку. Ее взгляд устремился в окно. Варя почувствовала, что задала страшный вопрос, на который не получит ответа. Она попыталась сменить тему.
– Мне плохо, – продолжила Варя, – я читаю новости, и мне плохо от несправедливости происходящего. В моменты, когда я вижу и ощущаю отсутствие справедливости, я вспоминаю тебя. Мама рассказывала мне, как ты в молодости подходила к вашему фамильному дому, который отобрали у семьи в революцию и сделали из него клуб, и как ты хотела поджечь его. Я все пытаюсь понять, что ты ощущала тогда? Это было то же чувство несправедливости и ненависти, что горит
