Алексей Смирнов - Сонное царство
Бориков побледнел.
- Ах ты, сука, - произнес он и сделал еще шаг вперед. Тут его поймал Парвус.
- Витек, погоди, - сказал он озабоченно и потер нос-крючок. - Дай ему объяснить. Сядь.
- Не буду я...
- Витек, ну ладно тебе, черт возьми, - послышался голос Всеволода Рюгина, хотя Всеволод выглядел не менее злым, чем Бориков. Начиная догадываться, что и здесь заваривается какая-то каша, что и здесь не найти ему отдохновения, он предчувствовал, что это может стать последней каплей. Ну? - взял он инициативу в свои руки, когда Бориков сел. - Я слушаю.
- Все будут слушать, не только ты, - отозвался Конечный.
- Я слушаю! - гаркнул Рюгин.
- О Господи, - Конечный завел глаза. - Ну, хорошо, мужики. Держитесь, он снова опустился на землю. - Сейчас, одну секунду, - он воровато, исподлобья взглянул. - Я же не могу так, без всего, - он развернул тряпицу, руки затряслись, принимая шприц. Бориков, для себя самого неожиданно, подался вперед и ударом ноги выбил инструмент. Тот полетел в грязь и, словно смеясь над ними, залихватски, в аккурат иглой, вонзился. Лицо Конечного обескровело, он едва не выдавил из себя что-то черное, какого не прощают, но сумел взять себя в руки. Криво улыбаясь, он молвил: - Оно, пожалуй, и лучше. Правильно, Витенька. Всегда так делай. Я понимаю, вы заждались объяснений. Закурить-то хоть разрешите, - он, не дожидаясь разрешения, благодарно закивал во всех направлениях и чиркнул спичкой. Выпустив струю дыма, он причмокнул и изрек: - Я - наркоман.
- Тоже, новость, - сказал Бориков.
- Ну да, конечно. Извиняюсь. Тогда вам должно быть известно, что у нашего брата временами возникает нужда сбить дозу. Это дело тяжелое, болезненное, - Конечный сделал паузу, затягиваясь и разглядывая кончик сигареты. - Вся эта хренотень началась как раз когда я сбивал дозу. У меня... м-м... имелись кое-какие связи. Ну, мой папаша был шишкой... туда-сюда... в общем, залег я в одно крутое место. Ведомственная психушка. Там главный был - он и сейчас, конечно, есть, дай ему Бог, - тут Конечный подхалимски зыркнул в небеса, - здоровья... короче, головастый проф. Папашу знавал, я пришел, поплакался, он меня и взял. Положил меня, здоровьишко поправил. Условия - райские. Да... Так вот: довелось мне лежать в палате на пару с ядерным шизом. Шиз он был не простой. Мало того, что в звании гэбэшного майора, так еще и личность примечательная. Грех молодости Сикейроса... сынок его. Ну, того, что на Льва Давыдыча руку поднял. Художник, так сказать. По доброте душевной мой профессор все это мне выболтал. Он такой раздолбай, этот проф, если б вы знали - крутняк... Да чего я рассказываю - он же тебя, Витенька, помнит. Ты у него кодировался от тяжкого недуга, да? Но я не о том, я о майоре. Майор, конечно, был подвинут капитально. Отчего это с ним стряслось, никто не знал. Во всяком случае, все молчали. Ходил звон, будто после каких-то испытаний. Как майор залег - за него, понятное дело, взялись серьезно - и не без толку. Бывали дни, что он с утра сидел как огурчик, чуть ли не в полном здравии, и с ним даже поговорить было можно, но потом - обратно, значит, в мир приключений. И вышла такая штука: я уже собрался на дембель, выписываться. Самочувствие - не опишешь в словах, до чего хорошее. Складываю вещички, подхожу к Киму (так майора звали) сказать последнее прости. Ким мне шепотом говорит: садись, мол. Я сажусь. Он - к моему уху и начинает стращать. Попомни, говорит, скоро все вы накроетесь. У ГБ есть долгосрочная программа под названием "Жатва". Будут, выходит, собирать урожай. Изобрели они какой-то химикат - да чуть ли не сам проф и изобрел - который хороших, понимаешь, людей изводит, а плохих, соответственно, не трогает. Соорудили полигон, вышли, как они выражаются, на местность. Опробовали. О результатах - не сказал, потому что его как нарочно опять куда-то не в ту степь поволокло. Только карту и успел сунуть. Я с тех пор гадаю: на хрен ему было давать мне карту? Впрочем, шиз есть шиз. И все-таки... Я же тогда, поймите, решил, что он всю эту жатву с ходу и сочинил в бреду своем кромешном. Почем я знал?
На последних словах голос Конечного начал повышаться и становился все тоньше и тоньше. В ответ он не получил ни звука. Конечный закурил вторую сигарету. Он откашлялся и продолжил:
- Вышел я на волю, порулил домой. А тут принесла нелегкая одну шмару, у нее кликуха - Писка-Ревка. Ну, все и понеслось: запаслись мы хорошим, давай ширяться. И если б только ширялись - полбеды, да была у нее с собой еще и трава. А с травы дурной становишься, будто накирялся. Короче, вспомнил я про"Жатву". Начал чудить. От папаши осталась книжечка с телефонами, он ее пуще глаза берег, никому не показывал. Номера в ней - один к одному. Я, совсем дурной, один накрутил... гэбэшный, там так и было помечено. Ответили мне - очень, кстати, вежливо, проникновенно. А я им в трубку: как, мол, поживает ваше детище? богат ли урожай? что посеешь - то пожнешь, и так далее. И какой бы я плохой ни был, а слышу: голос в трубке аж задохнулся. Резко так спрашивает: кто? откуда? да побыстрее! Я оробел, трубку бросил. Писка-Ревка мне: хорош названивать, займись делом. Сходи на угол, там Дон сейчас дома, докупи травки. Я пошел, купил. Выхожу. Только завернул за угол - вижу, торчит машина у подъезда. Я эти дела секу сразу. Внутренним, что ли, зрением понимаю, откуда машина. И номера, что самое стремное, заляпаны грязью. Чтоб ГБ настолько стремалось простого люда, что номера стала пачкать - это что-то небывалое. Я спрятался, жду. Открывается дверь, два лба волокут Писку-Ревку за волосье, и рот зажимают. Выволокли из парадняка, кинули в тачку, и привет. Вот тут-то до меня и дошло, во что я влип.
Конечный перевел дыхание. Никто по-прежнему не говорил ни слова. Конечный помялся, уставился в землю и сказал:
_ От нее с тех пор - ни слуху, ни духу. Сами видите, какое дело вышло. Мне другого не оставалось. Поверьте! - он прижал руки к груди. - Я просчитал все варианты! Они все равно меня бы достали. И осталась одна дорога - клин вышибать клином. Если у меня в руках окажется что-то весомое против них, то еще неизвестно, чья возьмет. А что у меня может оказаться весомого? Что? - и Конечный вдохновенно ткнул пальцем в сторону равнины. - Только это! Только полигон. Если все правда и мне удастся собрать на них компромат - привести сюда хорошего, так сказать, человека, заставить химикат действовать , да при свидетелях, да заснять все это дело на пленку - ну да! ну по-сволочному! что я - не понимаю? Давайте, рвите меня, только все равно других путей нет! Мы, может, уже на самом полигоне... может, эта хреновина уже работает... меня-то она не тронет, как вы догадываетесь... но со мной у вас есть хоть какой-то шанс вылезти... может, она и не сразу подействует... ну что? что смотрите? в иуды записали? ну, тогда мне бояться нечего! Вы же от страха трясетесь! Вам же шагу не сделать - т у д а! Чем же вы лучше? И чего мне вас бояться? в таком-то разрезе? вы ведь тогда тоже ничем не рискуете! Не волнуйтесь, не заразитесь! А где ж тогда всемогущий Спаситель? Иуда на месте, а где же другой? Если среди вас такой найдется, то уж он-то точно меня не тронет...
- Заткнись! - сказал Бориков, лязгая зубами, серый лицом.
- Да с какой стати мне затыкаться? Я же объясняю - черта с два вам меня разорвать! Ворон ворону глаз не выклюнет! Только, видно, все напрасно. Что зубками стучите? Чего испугались? Зря! Каждый думает - мол, специально для меня морилку придумали! Такой вот я таракан!
Парвус неожиданно, не выражая больше лицом былого добродушия, опустился перед Конечным на корточки и принялся лупцевать того по щекам. Конечный скоро затих и впал в ступор. Он сидел без движений, и топкая равнина отражалась в его прозрачных глазах.
- Ладно, ребята, - молвил Бориков чужим голосом. - Думать надо. Допустим, все это правда. Что нам делать? Получается, что лучший должен идти. Исключаем... ну, понятно, рассказчика - он у нас самокритичный, паскуда такая.
- Люди, пошли назад, - выкрикнул Рюгин. Лицо у него горело. Казалось, он вот-вот затопочет ногами в истерике. - Кто вам сказал, что нет выхода? Этот? Зачем нам идти? Пошли обратно! Сию же секунду!
- Ну, нет, - остановил Конечный Рюгина, отпрянул и вынул испещренный царапинами револьвер - впрочем, нет, кое-кто расценил, что это будет уж слишком, так что никакого револьвера у Конечного не было, а он просто сказал - да, так он сказал: - Я вас сдам! - он как-то очень быстро очухался. - Всю команду! Я скажу им, что вы все знаете!
- А мы тебя вон на том, - мотнул головой Рюгин, - суку повесим, и ты никого не сдашь.
- Сдам! Книжки читаем, слава Богу! Я письмецо оставил. Если не вернусь, то... сами знаете...
- Хорош, - вмешался Бориков. - Есть ли письмо, нет - не так важно. Здесь дело принципа. Я продолжаю: Конечный отпадает. Видимо, бессмысленно засылать и Парвуса. Ведь это он нас собрал, и про лагерь наплел тоже он. Все, выходит, знал - так ведь, Парвиссимо?
- Нетушки, - оскалил зубы Парвус. - Ошибаешься, Витек. Позвал - я. Наплел - я. Только идейка сама - не моя. Только сам я поверил не меньше вашего. Просто меня попросили выступить по старой памяти запевалой. Чтоб все натуральнеее выглядело.
