Лев Овалов - Январские ночи
Если мы не устраним этого начинающегося разброда большинства, если мы не столкуемся об этом и письменно и (главное) свидание с Рахметовым, тогда мы все здесь прямо махнем рукой и бросим все дело. Если хотите работать вместе, то надо идти в ногу и сговариваться, действовать по сговору (а не вопреки сговора и не без сговора), а это прямо позор и безобразие: поехали за деньгами для органа, а занялись черт знает какими говенными делами.
Я выступаю на днях печатно против ЦК еще решительнее. Если мы не порвем с ЦК и с Советом, то мы будем достойны лишь того, чтобы нам все плевали в рожу.
Жду ответа и приезда Рахметова".
В три пары глаз прочитывают они письмо и снова возвращаются к нему. Ленин сердится, да какой там сердится - ругается!
Литвинов испытующе смотрит на Богданова:
- Так как же, Александр Александрович?
Богданов краснеет от волнения.
- Надо ехать.
- Вот то-то!
Письмо мало радует, Ленин упрекает всех троих в том, что они отвлеклись от основной поставленной перед ними задачи.
Литвинов опять смотрит на Богданова.
- А вообще?
- Надо подумать, - сумрачно отвечает Богданов. - Пусть каждый все обдумает, а завтра соберемся и посоветуемся.
Землячка смотрит на своих товарищей... И на них и на себя она смотрит как бы со стороны. Состоят они в одной партии, объединены одним делом, стремятся к одной цели, а какие же они разные люди...
По возрасту они все - сверстники. Только Голубева старше, четыре с половиной десятка у нее уже за плечами и тридцать лет из них посвящены опасной конспиративной работе. Убеждения у нее твердые, она стойкая большевичка, техник великолепный. Вот и сегодня - получила письмо, собрала всех, кого оно касается, и все сделает, чтобы выполнить полученные указания...
Самой Землячке столько же лет, сколько Литвинову - двадцать восемь, Богданову тридцать один, да и Ленину всего тридцать четыре...
Но вот поди ж ты! Насколько Ленин мудрее. Его партийная кличка говорит о многом: "Старик". Он старше всех их. Не по возрасту, а по силе авторитета... Учитель! Для Землячки Ленин - учитель, и поэтому его упреки и замечания она воспринимает особенно болезненно.
Землячка пытливо вглядывается в своих собеседников: как они приняли письмо Ленина?
Богданов размышляет и готов вступить в спор, Литвинов сразу же прикидывает, какие практические выводы надо сделать.
- До завтра? - спрашивает Богданов.
Землячка согласно кивает.
- Пожалуй, утро вечера мудренее.
Первым уходит Литвинов.
Богданов останавливается возле Землячки.
- Пошли?
Голубева придерживает Землячку за локоть.
- Я еще побуду немного.
Ушел и Богданов.
Голубева ласково улыбается.
- У меня для вас есть еще... Письмо. Лично вам.
Землячка умеет себя сдерживать, но тут почувствовала, что волнуется, а ей очень не хочется, чтобы Голубева это заметила.
- Давайте, - сказала она и спрятала письмо в рукав кофточки. - Прочту дома.
Ей не хотелось читать письмо даже в присутствии Голубевой - лично ей, значит, и читать его она будет лично.
Ночью, одна у себя в комнате, читает она и перечитывает ленинское письмо.
"Землячке от Старика
10.XII.04.
Только что вернулся с рефератной поездки и получил Ваше письмо No 1. С Русалкой говорил. Получили ли мое ругательное письмо (посланное и папаше и Сысойке)? Что касается состава ОК, то я, конечно, принимаю общее решение. По-моему, необходимо не тянуть в дело Рядового, а немедленно выслать его сюда. Затем обязательно организовать особую группу (или дополнить ОК) для хронического объезда комитетов и поддержки всех сношений между ними. Сношения у нас с комитетами и с Россией вообще крайне еще недостаточны, и надо все усилия приложить для развития корреспондентской и простой товарищеской переписки. Почему не связываете нас с Северным комитетом? с московскими типографщиками (очень важно!)? с Ряховским? с Тулой? с Нижним? сделайте это немедленно. Далее, почему комитеты не посылают нам повторительных резолюций о съезде? это необходимо. Я побаиваюсь сильно, что Вы слишком оптимистичны насчет съезда и насчет ЦК: из брошюры "Совет против партии" (вышла уже) вы увидите, что они идут на все и вся, на проделки черт знает какие из желания сорвать съезд. По-моему, это прямая ошибка, что ОК не выпускает печатного извещения. Во-1-х, извещение необходимо, чтобы противопоставить наш открытый способ действия тайной организации меньшинства. Иначе ЦК непременно поймает вас, воспользуется ультиматумами Сысойки и заявит о вашей "тайной" организации: это будет позор для большинства, и всецело виноваты будете в этом позоре вы. Во-2-х, печатное извещение необходимо, чтобы известить массу партийных работников о новом центре. Никакими письмами никогда вы не достигнете этого даже приблизительно. В-3-х, заявление о сплочении комитетов большинства будет иметь громадное нравственное значение для успокоения и ободрения унывающего (особенно здесь за границей) большинства. Этим неглижировать было бы величайшей политической ошибкой. И поэтому паки и паки настаиваю, чтобы тотчас после северной конференции бюро большинства (или ОК большинства комитетов) выпустило печатное заявление с ссылкой на согласие и прямое поручение комитетов Одесского, Екатеринославского, Николаевского, 4 кавказских, Рижского, СПБ., Московского, Тверского, Северного и т.д. (может быть, Тульского + Нижегородского), т.е. 12- 14 комитетов. Делу борьбы за съезд это не только не повредит, а громадно поможет. Ответьте мне немедленно, согласны ли или нет. Насчет земской кампании усиленно рекомендую издать в России немедленно и открыто (без глупого заголовка "для членов партии") и мою брошюру и письмо редакции "Искры". Может быть, напишу и еще брошюрку, но полемику с "Искрой" обязательно переиздать. Наконец, особенно важное и спешное: могу ли я подписать здешний манифест о новом органе именем организационного комитета комитетов большинства (или лучше Бюро Комитетов Большинства)? Могу ли я здесь выступать от имени бюро? назвать бюро издателем нового органа и устроителем редакционной группы? Это крайне и крайне необходимо и спешно. Отвечайте немедленно, повидавшись с Рядовым, которому скажите и повторите, что он должен ехать тотчас, немедленно, без отлагательства, если не хочет провалить себя и страшно повредить делу. Болтают невероятно везде за границей: я сам слышал, будучи на рефератах в Париже, Цюрихе и т.д. Последнее предостережение: либо удирать сюда тотчас, либо губить себя и на год отбрасывать назад все наше дело. Я здесь никаких ультиматумов о съезде никому предъявлять не берусь и не буду, ибо это вызовет лишь насмешки и издевки; ломать комедии незачем. Вдесятеро чище и лучше будет наша позиция, если мы открыто выступаем с бюро большинства и открыто выступаем за съезд, а не с какими-то закулисными глупенькими переговорами, которые в лучшем случае послужат только для проволочки дела и для новых интриг со стороны Глебовых, Конягиных, Никитичей и прочих гадов. Здесь все большинство мечется, мучается и жаждет органа, требует его повсюду. Издавать нельзя без прямого поручения бюро, а издавать надо. С деньгами принимаем все меры и надеемся достать: доставайте и вы. Ради бога, давайте скорее полномочие издавать от имени бюро и печатайте листок о нем в России".
Рахметов, Рядовой, Сысойка - это все псевдонимы Богданова, постороннему не понять, о ком идет речь.
Ленин высказывает недовольство, сердится, упрекает, но его откровенность нельзя не ценить.
Следует хорошо обо всем подумать.
Спустя четыре дня, 13 декабря, Землячка пишет ему пространный ответ:
"Ваше письмо от 3.XII и 10.XII я получила...
Разброд, который вы констатируете, сильно преувеличен. Мы расходимся в деталях.
Вы говорите: "поехали в Россию за деньгами и занялись черт знает чем..." Я не отношу эту фразу к себе. Неужели завоевание 15 комитетов - это черт знает что? Я спросила бы тогда, что вы сделали бы. без этих 15 комитетов? Повторяю, я не отношу эту фразу к себе. С первой минуты по приезде в Россию и до последней минуты (на конференции) северных комитетов я указывала на необходимость идейной подготовки к съезду, при развитии плана действий бюро и литературной группы на первый план выдвигая необходимость создать орган к съезду. К съезду я не стану относиться оптимистически до того момента, как нам удастся соединить действительно партию под одним идейным руководством. При объезде я очень энергично связывала с вами комитеты и частных лиц, всячески поясняя им необходимость посылки вам корреспонденции и возможно большего ознакомления вас с положением дел. Отсутствие живой переписки между вами и ими для меня необъяснимо. Чтобы закончить с этим, скажу вот что: 1) вопрос об органе являлся и является для меня вопросом наибольшей важности; 2) но предполагаю, что разделение труда необходимо (за 4 мес. мне пришлось почти одной вынести колоссальную работу, и естественно предположить, что одно физическое лицо не может разорваться на 10 частей), я взяла на себя ту часть работы по устройству органа, которую следовало выполнить при объезде комитетов: я готовила комитеты для поддержки органа (я просила бы вас просмотреть резолюции о литературной группе Ленина). Все остальное, я полагала, делалось вами. Больших денежных связей у меня сейчас нет. Всякие поступления по мелочам, денежные взносы я направляла к вам, о чем вам своевременно сообщала. Что касается комитетов, то они с ЦК порывают.
