Николай Лейкин - Актеры-любители

— Зачѣмъ-же вамъ-то себя обременять? Вѣдь вы и такъ устали.

— А затѣмъ, чтобы отгонять отъ тебя ІІлоскова. Что это, въ самомъ дѣлѣ, онъ къ намъ привязался!

Дарья Терентьевна однако не поѣхала, но велѣла Любѣ взять съ собой горничную въ провожатыя.

Плосковъ встрѣтилъ Любу на лѣстницѣ. Онъ уже поджидалъ ее и радостно протянулъ ей руки.

— Радуйтесь, шепнула она ему съ замираніемъ сердца. — Наши дѣла поправляются.

— Знаю, знаю. По милости вашего папаши я, можетъ быть, получу повышеніе по службѣ и прибавку къ жалованью, отвѣчалъ Плосковъ.

Они вошли въ зрительный залъ и Люба принялась разсказывать ему дословно все то, что говорилъ про него ея отецъ.

— Папенька у насъ совсѣмъ не такой человѣкъ, какъ маменька, прибавила она. — А вотъ маменька — съ этой не сообразишь.

— Но вѣдь папенька-то у васъ все-таки голова въ домѣ?

— Какъ вамъ сказать… Голова-то голова, но что до меня касается, то тутъ ужъ маменька. Не взлюбила она васъ, да и что хотите. Вѣдь вотъ ужъ я какъ просилась къ Кринкиной-то вчера! Не пустила — и прямо изъ-за васъ.

— Все-таки я такъ очарованъ любезностью вашего папаши, что буквально ожилъ. По воскресеньямъ днемъ вашъ папаша бываетъ дома?

— Бываетъ.

— Ну, такъ я пріѣду къ нему съ визитомъ, чтобы поблагодарить его за любезность. Я теперь оживаю.

— Только, Бога ради, старайтесь непремѣнно застать папеньку.

— Да, да… Въ воскресенье пріѣду съ визитомъ, а потомъ выберу другое утро, явлюсь къ нему въ контору — и буду просить вашей руки.

— Да, да… Только это потомъ… Пожалуйста, потомъ… Дайте ему къ вамъ немножко привыкнуть, упрашивала Люба. — Вотъ вы съ нимъ на спектаклѣ тоже увидитесь. Ахъ, я все-таки боюсь маменьки! Вы себѣ представить не можете, какъ она васъ не взлюбила!

— Да за что? Скажите, что я ей сдѣлалъ?

— А вотъ за то, что мы любимъ другъ друга.

— Да вѣдь она еще ничего не знаетъ.

— Не знаетъ, но ужъ чуетъ, что вы влюблены, боится, что вы посватаетесь. Вы знаете, она меня только изъ за Корнева и на репетицію-то сюда пускаетъ, а то давно-бы ужъ не позволила мнѣ и въ спектаклѣ играть. Показалось ей, что Корневъ очень со мной любезенъ былъ. Да нѣтъ! Просто не любитъ она васъ за то, что вы конторщикъ въ банкѣ. Богача она мнѣ прочитъ, за богача хочетъ отдать. Сколько разъ я вамъ объ этомъ говорила.

— Скажите, какъ-бы мнѣ хоть немножко заслужить ея расположеніе? допытывался Плосковъ.

— И ума не приложу!

— Что она любитъ? Чѣмъ-бы ей мнѣ угодить?

— Ничего она у насъ особенно не любитъ. Котовъ, впрочемъ, большихъ любитъ. Но нѣтъ, это все не то.

— Тогда нельзя-ли ей кота подарить? Ужъ я разыскалъ-бы самаго большаго.

— Безполезно. Лучше и не пробуйте. Смѣяться всѣ у насъ въ домѣ будутъ.

Люба тяжело вздохнула. Плосковъ тоже вздохнулъ и прибавилъ:

— Черезъ недѣлю попробую у вашего папаши просить вашей руки, а откажетъ — обвѣнчаемся тайно.

— Но вѣдь это же ужасъ, что будетъ! произнесла Люба.

— Кто любитъ, тотъ долженъ быть на все готовъ.

Въ это время режиссеръ Луковкинъ увидалъ Любу и возгласилъ:

— Госпожа Биткова пріѣхала! Господинъ Корневъ тоже уже здѣсь. Занятые въ пьесѣ «Что имѣемъ — не хранимъ» пожалуйте на сцену.

И онъ, по своему обыкновенію, захлопалъ въ ладоши.

XIX

Въ воскресенье Дарья Терентьевна и Люба ѣздили въ Дѣвичій монастырь къ обѣднѣ. Тамъ на кладбищѣ были похоронены ихъ родственники. Люба и Дарья Терентьевна слушали обѣдню въ соборѣ. Вдругъ около нихъ, какъ изъ земли, выросъ Плосковъ. Франтоватый, припомаженный, завитой, онъ стоялъ, приложа къ груди новую шляпу цилиндръ. Увидѣвъ его, Люба вспыхнула, Дарью Терентьевну, наоборотъ, всю покоробило. Плосковъ, не подходя къ нимъ, улыбнулся и поклонился легкимъ поклономъ. Люба радостно закивала ему, а Дарья Терентьевна еле отвѣтила на поклонъ и отвернулась.

— И сюда явился! Ты, что-ли, ему здѣсь свиданіе назначила? прошептала она дочери.

— И не думала! Что вы, мамаша!

— Такъ откуда-же онъ узналъ, что ты будешь здѣсь у обѣдни?

— Просто совпаденіе. Можетъ быть, и у него здѣсь кто-нибудь похороненъ на кладбищѣ.

— Еще смѣешь въ церкви врать! Просто назначила свиданіе.

— Увѣряю васъ, что нѣтъ. Можетъ быть, дѣйствительно, въ разговорѣ на репетиціи какъ-нибудь и проговорилась, что буду въ Дѣвичьемъ монастырѣ а онъ слышалъ — и вотъ пріѣхалъ.

— Нахалъ!

Послѣ обѣдни Плосковъ подошелъ къ нимъ и освѣдомился о ихъ здоровьѣ. Дарья Терентьевна еле-еле протянула ему руку и тотчасъ-же повела дочь изъ церкви.

— Ну, просто кляну себя, дуру, что дозволила тебѣ въ спектаклѣ играть, злобно шептала она дочери. — Вотъ, полюбуйся, что изъ этого выходитъ И чего онъ хлопочетъ, я не понимаю! Вѣдь ничего этого никогда не будетъ, къ чему онъ стремится! ничего ему отъ этого не очистится.

Люба тяжело вздыхала и молчала. Выйдя изъ церкви, онѣ отправились на кладбище. Плосковъ издали шелъ за ними. Такимъ-же манеромъ проводилъ онъ ихъ и съ кладбища до экипажа. Когда онѣ сѣли въ свою крытую пролетку, Плосковъ опять издали-же, приподнялъ передъ ними шляпу. Дарья Терентьевна сдѣлала видъ, что не замѣчаетъ поклона, и отвернулась.

Пріѣхавъ домой, за завтракомъ Дарья Терентьвенна сказала мужу:

— Вообрази, нахалъ-то вѣдь и у обѣдни въ Дѣвичьемъ монастырѣ былъ! А ты еще вздумалъ за него директора просить, хлопотать о немъ.

— За Любой ухаживаетъ… Это вѣрно, улыбнулся въ отвѣтъ Андрей Иванычъ.

— А что-жъ, это, по твоему, хорошо? Хорошо это? И еще какъ хладнокровно говоришь!

— Да что-жъ мнѣ горячиться-то! Для дѣвушки тутъ ничего, кромѣ чести, нѣтъ, ежели за ней ухаживаютъ.

— Ну, съ тобой не сговоришь! — махнула рукой Дарья Терентьевна. — Для чего онъ ухаживаетъ? Вѣдь онъ ухаживаетъ-то, я думаю, съ цѣлью, а развѣ можетъ изъ этого что-нибудь выйти? Только дѣвчонку съ толку сбиваетъ. Да ужъ сбилъ, сбилъ. Это я по всему вижу.

Послѣ завтрака Андрей Иванычъ прилегъ у себя въ кабинетѣ на диванъ почитать газеты. Вдругъ, часа въ два, въ прихожей раздался звонокъ и лакей подалъ ему визитную карточку Плоскова. Андрей Иванычъ улыбнулся.

«Мѣтитъ на Любу, дѣйствительно мѣтитъ», подумалъ онъ, поднялся съ дивана и сказалъ лакею:

— Проси въ гостиную. Я сейчасъ пряду.

Плосковъ былъ во фракѣ и разгуливалъ по гостиной, разсматривая картины, висѣвшія на стѣнѣ. Завидя входящаго Андрея Иваныча, онъ тотчасъ-же приложилъ шляпу къ груди и поклонился:

— Пріѣхалъ поблагодарить васъ, многоуважаемый Андрей Иванычъ, за ваши хлопоты обо мнѣ въ банкѣ у нашего директора, сказалъ онъ. — Хотя того мѣста, о которомъ я васъ просилъ напомнить директору, я и не получилъ, но все-таки у насъ были передвиженія и я повысился и по службѣ, и по содержанію. Мнѣ дали шестьсотъ рублей въ годъ прибавки, за которыя и приношу вамъ сердечную благодарность.

Плосковъ еще разъ сдѣлалъ поклонъ.

— Ну, что-жъ… Очень радъ, что могъ быть вамъ полезенъ, отвѣчалъ, Андрей Иванычъ. — Прошу садиться.

Садясь, Плосковъ сказалъ:

— Если вы, многоуважаемый Андрей Иванычъ, не оставите меня протекціей, то я, съ вашей помощью, надѣюсь со временемъ еще подвинуться. Въ нашемъ банкѣ есть мѣста съ очень большимъ окладомъ.

— Похлопочемъ, похлопочемъ, когда понадобится, опять произнесъ Андрей Иванычъ и сдѣлалъ паузу, забарабанивъ пальцами по столу и отыскивая темы для разговора.

— Могу я видѣть Дарью Терентьевну и Любовь Андреевну, дабы засвидѣтельствовать и имъ мое почтеніе? спросилъ Плосковъ.

— Да, да… Сейчасъ я ихъ позову. Онѣ, кажется, въ столовой, чай пьютъ…

Андрей Иванычъ приподнялся, но звать не пришлось, Люба знала уже о визитѣ Плоскова и стояла въ другой комнатѣ, слушая разговоръ. Она тотчасъ-же, вышла въ гостиную, а вслѣдъ за нею выплыла и Дарья Терентьевна.

— Еще разъ здравствуйте, Любовь Андреевна. Вотъ я пріѣхалъ поблагодарить вашего папеньку. Вчера я, по его протекціи, получилъ хорошую прибавку къ жалованью, началъ Плосковъ, обращаясь къ Любѣ, и сказалъ Андрею Иванычу: — Второй разъ сегодня вижусь уже съ вашей дочерью… И въ первый разъ совершенно случайно.

— Слышалъ, слышалъ. Говорила мнѣ жена.

— Ну, ужъ что на кладбище-то вы пріѣхали случайно, то этому я никогда не повѣрю, подхватила Дарья Терентьевна.

Плосковъ подскочилъ къ ней и, когда она протянула ему руку, хотѣлъ поцѣловать ея руку, но она отдернула ее, сказавъ:

— Оставьте, оставьте, не люблю я этого…

Плосковъ чмокнулъ воздухъ и сказалъ:

— Увѣряю васъ, многоуважаемая Дарья Терентьевна, что случайно. Мнѣ очень нравится пѣніе монашенокъ и я довольно часто ѣзжу къ обѣднѣ въ Дѣвичій монастырь.

— Ну, вотъ… А Люба мнѣ сказала, что у васъ тамъ родственники похоронены. Разбери, кто правъ.

— Я, мамаша, сказала въ догадку, я сказала, что, можетъ быть, похоронены, вставила свое слово Люба.