Шломо Вульф - Эпикруг
"Но если Поль прав, - потемнел лицом Илья, - то зачем же нас приглашали в страну? Рабочих мест нет, пенсии никто платить не собирается, рынок квартир - обман, страна принадлежит не нам..."
"Израильтяне, - злорадно резюмировал Поль, - обожают чеки без покрытия. Или, как говорили у вас в России - главное прокукарекать, а там хоть и не рассветай."
"Не слушайте вы его, - сказала "американка". - Живите как все. В Израиле все рано или поздно устраиваются. У господина Поля израильская биография не сложилась, и он зол на весь мир. А в таком состоянии души все срывают злость на евреях. Покупайте квартиру и живите пока живется. Снимать - унижение."
"А вы, Поль, купили? - спросила Женя. - Или снимаете?"
"Я? Снимаю? Нет уж. Я приехал тогда, когда государство давало всем репатриантам квартиры. Я никакому банку ничего не должен." "А государству?" "Что государству? Я плачу квартплату. При моем мизерном пособии это очень много..." "Это пособие вам платят за счет тех, кто работает, а не рычит от зависти на все четыре стороны, - наседала "полька". - Что ж касается арабов, то их надо просто увидеть вблизи, чтобы понять наше к ним отношение. Ни в одной из двадцати арабских стран ни один израильтянин не может купить квартиру или устроиться там на работу, в то время, как арабское население самого Израиля на четверть состоит из равноправных евреям арабов! Я поддержу это равноправие своим голосом на любых выборах, если мне предоставят право купить в Дамаске такую же виллу, какую арабы имеют в Хайфе, и соседи там будут ко мне относиться так же, как я отношесь к моим арабским соседям! Но если даже в мирном для нас Египте евреев вообще нет и никогда не будет, то я за то, чтобы арабы тоже убирались из моей страны в свои мусульманские государства." "Они бы и не задержались тут надолго, - захихикал Адольф, если бы нашлась хоть одна арабская страна с нашим уровнем жизни." "Почему же? - горела "полька". - В Кувейте немногим хуже. И туда тоже хлынули так называемые палестинцы. И тут же вырезали своих кувейтских братьев, как только началось саддамское нашествие. Я очень сомневаюсь, что к нам они при удобном для них случае отнесутся милосерднее..." "Теперь вы видите звериный оскал иудо-нацистов, господа бывшие интернационалисты? - ликовал Поль. Учитесь. И делайте выводы. У вас, к сожалению, есть право голоса..."
"Мама, - подошла Лена. - Мне тут скучно. Поели - и спасибо. Пошли, а? Я хочу домой. И ваш этот Поль, - добавила она на ухо, - мне ужасно неприятен."
Адольф уже спешил к ним, тонко уловив настроение своих подопечных. "Если вы уже наговорились, я готов отвезти вас домой." 2.
"Скажите, Адольф, - решилась спросить Женя на обратном пути. - Этот... Поль, он чем вообще занимается?" "Поль? Ничем." "То есть, как это? поразился Илья. - Где он работает?" "Нигде. Он живет на пособие по прожиточному минимуму, автахат ахнаса. И не пропускает ни одного политического или культурного мероприятия. Очень интересный человек. Ленинградский интеллигент." "А мы думали, что он, как и вы, из Германии." "Нет-нет. У него папа был русский немец, а мама еврейка. Она тут умерла. Он полагает, что по вине врачей." "Он - антисионист?" "Что вы! Он активист партии, которая считает себя самой сионистской." "А вы?" "Мы с Инессой законченные консерваторы и традиционно голосуем за партию-основатель Израиля." "А это левая или правая партия?" "Партия труда? Конечно левая." "И она тоже считает религию лишней в еврейской стране?" "Я бы этого не сказал. У нас консенсус. Мы с религиозными терпимы друг к другу. Мы социал-демократы, а фундамент любой демократии - терпимость. Харедим неотъемлемая часть нашего общества." "Но они же паразиты? Ничего не производят..." "И философы ничего не производят. И астрономы. И не все композиторы нравятся всем. И что же? Лишить их куска хлеба? Решить что общество может обойтись без духовной пищи?"
"Я жду вас завтра у себя, Илья, в семь вечера, - сказал Адольф прощаясь. - Поговорим о путях вашего трудоустройства, хорошо? Уже будут ходить автобусы. Вот отсюда поедете вон на том автобусе, идет?" 3.
"Есть только один путь вашего трудоустройства, - говорил чернобородый полный человек, вхожий в некоторые круги университета, - стипендия Шапира." "Вы не поняли меня, - остророжно заметил Илья. - Я не студент и не аспирант. Я не нуждаюсь в обучении на стипендию. Я претендую на рабочее место по своей квалификации доктора биологических наук." "Это вы не поняли меня, - блеснули в черных кудрях до глаз белые зубы собеседника. - Здесь нет для вас рабочего места доктора наук. А стипендией это пособие для советских ученых, начинающих свой путь в израильской науке названо потому, что вас надо именно учить работать по западным стандартам. С хорошим английским и ивритом, с компьютером, с умением держать руку на пульсе состояния вашей отрасли в мире. Вы же, согласитесь, ничего этого никогда не умели и не умеете. Если мне удастся найти для вас временное, на год с последующим продлением или приостановкой, место при какой-нибудь фирме внутри или вне университета, то вам дадут около двух тысяч шекелей в месяц и..." "А сколько получает израильский доктор наук с моим стажем?" "В Израиле, - веско сказал чернобородый, - каждый получает ровно столько, сколько он стоит по мнению своего работодателя. Скажем, биолог на должности профессора имеет десять и больше тысяч в месяц, но... Простите, Илья, а сколько вам полных лет?" "Пятьдесят шесть." "Вы... вы выглядите моложе. Простите, но в таком возрасте ни одна фирма в мире не возьмет вас на постоянную работу. Стипендия Шапира максимум, на что вы можете рассчитывать. Но то место, которое я имел в виду для вас по просьбе моего друга Адольфа, тоже не для вас." "А я и не собирался соглашаться на какие-то стипендии, - взорвался Илья. - Я наслышался об этих благодеяниях. Спасибо, Адольф. Мне жаль вашего времени..." "Погодите, - заметался добрый ватик. - Вы хотели рассказать о вашем эликсире молодости." "Не надо, - остановил его жестом человек с заросшим лицом. - Я говорил с несколькими серьезными людьми. Поставить на поток это средство невозможно из-за сложности и исключительной дороговизны поиска и отлова ваших креветок. А наукой ради науки никто заниматься не собирается. Каждый вложенный в ваш эликсир доллар должен дать минимум сто долларов отдачи, причем гарантированно. Вот если бы препарат можно было немедленно производить на месте и из располагаемого сырья, причем по дешевой и уже освоенной, но нигде не запатентованной технологии, то..." "Короче говоря, мне ни при каких обстоятельствах не попасть в ваш эпикруг, загадочно для собеседника произнес Илья. - И днем и ночью кот ученый... Впрочем, мы и так бродим эпикругом, а в эпицентре - Израиль, в который мы, боюсь никогда так и не приедем... При всем нашем гражданстве." 4.
"А на что же мы будем жить? - с ужасом спрашивала Женя, пока Лена оцепенело сидела на встроенном в нишу-балкон диванчике их домика. Отказаться от двух тысяч! Это же огромные деньги. Мне рассказывали, что тут платят на уборках нашим женщинам по десять шекелей в час. За унизительный труд с семи до семи можно заработать максимум полторы-две тысячи в месяц. И то не так легко найти место и изловчиться так работать, чтобы не выгнали."
"Папе скоро на пенсию, - неуверенно сказала Лена. - А четыре года как-нибудь перекантуемся. Я пойду работать в киоск на рынке. Как-никак полторы тысячи в месяц." "Пенсии нам тут не положено, - криво улыбнулся уже многоопытный Илья. Дают мизерное пособие по старости, не покрывающее даже стоимости съема жилья. Для стариков в этом эпикруге гарантирована только нищета! К тому же, мне и до такой "пенсии" не четыре года, а девять. Из империи зла мы попали в страну лицемерия и лжи. Но я верю, что мы прорвемся. Как-то же все устраиваются! Не будем пока делать выводов. Мы пока в процессе абсорбции. А интеграция в общество наступит, когда мы окончим ульпан..." 5. 1.
А в ульпане была своя прграмма абсорбции. Там не интересовались мнением Леона о месте олим в Израиле. Учили ивриту, традициям, истории - и все!
В эту программу входило посещение религиозного квартала в Иерусалиме. С трудом притерпевшиеся к своему такому же кварталу в Хайфе Лернеры с изумлением оглядывались на террасы нарядных улиц. Дома были облицованы золотистого цвета камнем и построены в видекаскадов, чтобы у каждой квартиры был открытый сверху балкон.
На одном из таких балконов столпились пассажиры экскурсионного автобуса с новыми гражданами еврейской страны. Перед ними открывался изумительный вид на залитые солнцем иерусалимские холмы.
Шустрый распорядитель в развевающемся черном плаще приводил так же странно одетых мужчин и театрально наряженных женщин, которые, приглядываясь к группе, выбирали себе пару иммигрантов по своему вкусу и, улыбаясь, уводили за собой.
"Хижина дяди Тома, - тихо бушевал Илья. - Выбирают! Нас..."
"Не в рабство же, а в гости, - шептала Женя. - Нам же сказали подружимся семьями. Может быть на всю жизнь." "Да не желаю я дружить с этими ряженными! Тем более на всю жизнь..."
