Сергей Юрьенен - Сделай мне больно
- Вы были в Италии?
Солист печально улыбнулся.
- Самому не верится.
- А как вам удалось?
- По линии профсоюза. Купил путевку.
- И все?
- На производстве это проще. Предполагается, что гегемон заслуживает больше доверия. У меня там ставка только в самодеятельности, но льгота, как на весь рабочий класс. В январе неделю был в Финляндии. Знаете? Не показалась. Белое безмолвие. К тому же, сухой закон. Представляете? Зима, и не согреться!
- А Италия?
- Ну, что вы... Никакого сравнения. Там неожиданность на каждом повороте.
- То есть?
Солист посмотрел в окно и вспомнил.
- Едешь, например, по автостраде, вдруг дорога вбок. А на ней, прошу прощения, член. Огромный! Прямо на асфальте нарисован. В виде, значит, указателя.
- А куда?
- Так и осталось тайной. Нас мимо провезли... - Он помолчал. - Я вас не шокировал? На самом деле, мне не то хотелось выразить. Я все, наверное, опошлил. Но как расскажешь первую любовь? Италия! Там все не так. Там жизнь, вы понимаете, ключом...
Монисто на цыганке в тамбуре уже зажглось червонным золотом.
Не только солист - все в вагоне смотрели в окна левой стороны. Лоснились набрякшие темной кровью лица Шибаева и Нинель Ивановны - они в открытую, при всех, дремали голова к голове. Очки на Комиссарове, спящем сидя и с открытым ртом, пылали, отражая закат; язык же был нехорошо обложен. Хаустов, бровь выгнув, читал научный американский "пейпер-бэк"; на глянцевой обложке карта в трещинах изображала распад Советского блока.
Обложка книги Иби, изданной в Москве официально, была обернута в последний номер "Magyar Nemzei" - собственноручно автором, который хотел остаться инкогнито, а сейчас пытался угадать реакцию своей первой зарубежной читательницы по выражению ее губ. Чувственных и без помады, как у Мамаевой, подмигнувшей Александру над журналом мод. А ушки малолетних "звездочек" алели нежно напросвет. И это длилось - мгновение - как назревание слезы невыразимости на реснице солиста "Веселых ребят" - пока на обратном пути из буфета Дядя Гена не рухнул в проход. Хотя и без баяна - со страшным грохотом.
И хохотом.
- Вот абрикосовка у них! Еб-бическая сила! А пьется, что твое ситро. Сам, сам - благодарю...
Скажите ближнему, что появился на лотках банат - гибрид банана и граната - а мы с тобой еще не пробовали, и вам, скорей всего, ответят без энтузиазма: "Надо б..."
Отчасти европейцы, что, собственно, мы о Европе знаем? Даже того не сознаем, что между Западной Европой и Восточной есть Средняя - единая в противоречиях земля других людей: не только подаренная союзниками в Ялте Сталину зона ропота и смуты с оазисами "ограниченного контингента", не только ракетно-ядерный плацдарм. Не ведаем, хоть и бываем здесь намного чаще, чем в Западной. Порой и не на танках.
Так вот, извечный райский фрукт раздора этой неведомой Европы (Средней), он же и плод достигнутого в нашем веке согласия - земля Банат.
Столица того, что от Баната этого осталось на юге Венгрии, их встретила вполне достойно: автобус, забравший на вокзале Сегеда элиту поезда Дружбы, остановился перед барочным дворцом отеля в зареве красной неоновой вывески: "Tisza"?.
Флаги различных стран, включая звездно-полосатый и наш, а также две-три машины с номерами местным, югославским и австрийским, украшали колоннаду портала.
Комиссарову все это сразу не понравилось:
- Что за космополитический бордель?
Привратник в самой настоящей ливрее с пальмами и галунами открыл им и попятился.
В фойе было так ярко, что Александр прищурился. Люстра сверкала; стойка - торжественная, как кремлевская трибуна, но намного шире - натерто сияла старинным красным деревом; за ней, на верхней полке ящика с ключами, поблескивали обложки западных журналов.
Человек за стойкой был в бордовом сюртуке. На лацканах по паре вышитых скрещенных ключей. Его медальное лицо с роскошными бакенбардами а ля Кошут не дрогнуло и мускулом при виде багажа и постояльцев, но выдали остекленевшие глаза. Ударник "Веселых ребят" сунул ему пять (и Кошут от изумления пожал), после чего, ткнув пальцем на обложку журнала "Stern", велел подать себе для ознакомления сию однографию и тут же, не отходя от кассы и слюнявя палец, начал без уважения листать. Пожалуй, не считая Иби, но включая и Шибаева с Хаустовым, даун был единственным, кто не померк при радужно-слепящем свете хрустальной люстры; ему-то было все едино: что барак, а что дворец. Он разницы не сознавал, имея на ладони единственную линию существования. Простосердечно принимал все, как оно в жизни приходило.
Тогда как Комиссаров в неадекватности приема заподозрил изощренный умысел.
Картонный ящик с водкой после Дебрецена полегчал, но одному Александру все же не в подъем. В четыре руки они поднялись на второй этаж и внесли водку в отведенный им апартамент.
- Ты видел эти потолки? Ну, русофобы...
- Отчего ж?
- Роскошью брата нашего садируют.
Александр отпал на шелковое покрывало и закинул руки. Расписной потолок был увит по периметру золочеными гирляндами, а из синих венков между ними взирали окрыленные не то ангелы, не то амуры.
- Форма садизма, - произнес он, - не лишенная приятности. А ужин в номер можно заказать?
Но у соседа, верно, язва разыгралась.
- Мадьяры, они с фантазией по этой части. В крови у них садизм. Под турками недаром побывали...
Он пустил воду и стал намыливать руки. Хоть и с амурами, но номер был без ванной, только у входа умывальник.
- Они под турками, мы под монголами, - напомнил Александр примирительно.
- Что ты хочешь сказать?
- Что общего немало.
- Общего! Ты еще нас китайцам уподобь. Что такое нагайка, знаешь?
- Как не знать! России символ. Царской...
- Притом, что слово-то - не наше. Да и подумаешь, нагайка! - Оставив воду и не вытирая рук, Комиссаров повернулся к нему. - Нагайкой им государь Николай Палыч грозил - так называемый "жандарм Европы". Допустим, было: генерал Паскевич, по просьбе австрияков, сюда на Кошута сходил. Но тут же и вернулся с победою в Россию. Это не мы, "жандармы", восставших вешали. С ними австрияки их любимые расправились. А сами они? Возьми гражданскую войну. Этот их Бела Кун хваленый. Создатель их компартии. Венгрию ему советизировать не удалось. Адмирал Хорти вышиб его на хер к нам. Так знаешь, как он над нами лютовал?
- Над кем?
- Над кем, над кем... Над русскими людьми. Над теми, кто после ухода Врангеля в Крыму остались. Такую там резню устроил, что не знаю даже с кем сравнить. Не знаешь? Ну, конечно. Кто про них знает, про зверства наших интернационалистов. Тема малопопулярная. А почитай Волошина, Шмелева... Волосы дыбом встанут! Кого-кого, а этого кровавого мадьяра за дело Сталин шлепнул. За преступление перед народом нашим. А ближе взять? Их коммунисты салашистам не уступили. Как, например, у них тут Ракоши резвился до 53-го? Превзошел и Сталина, и Берию. Кочевник, между прочим...
- То есть?
- Еврей! А что?
- А ничего.
- Тогда возьми 56-й. Мы говорим: "Контрреволюция". Но это так, лапша. То была воля венгерского народа, выраженная другими средствами. Оружием. Но как они при этом самовыражались? Снизу, так сказать? Есть фотодокументы, и не только наши - американские. Я повидал в спецхране... Кровь стынет в жилах. Как линчевали они своих гэбэшников! Кстати, летчиков при этом тоже, говорят. Хватали без разбора всех, кто в форме с голубым воротником. Веревку на ноги и через сук вниз головой. Живых ногами забивали. В лицо. Бензином обливали и поджигали тут же. И это в Будапеште. В сердце, можно сказать, Европы. Как косоглазые какие-нибудь. Да они и есть!
- Ни одного пока не видел.
- Азиаты Европы. Из-за Урала сбежали в девятом веке, но стали только тем, чем были...
- Ты воду выключишь?
- Какую воду? Ах, да... - Комиссаров завернул кран, снял полотенце и с гневом стал вытирать руки.
- А европейцы Азии, по-твоему, кто?
- Ох, Андерс, Андерс...
- Потому что, например, таджики склонны думать о себе, как об арийцах Азии.
- Неплохой ты парень, Андерс, и пишешь вроде бы с душой. Но насчет национального самосознания - с тобой работать и работать.
- В данном контексте не воспринимаю. Отложи до возвращения работу. Не волк, не убежит.
- Контекст, по-моему, тот, что надо. Разве ты не ощущаешь, как здесь, за кордоном, нечто внутри тебя сжимается... Вот так! - он показал. - В кулак!
- Не без того.
- Во! Видишь? А говоришь... Это оно и есть - твое национальное начало. Российское.
- По-моему, просто сердце.
- Можно и так сказать.
- Поскольку на родине, - добавил Александр, - в таких количествах, как правило, не пью.
Подсовывая под воротничок чистой и застиранной рубашки резинку ширпотребовского галстука, Комиссаров с укором поднял на него зеркальные очки.
- А если говорить всерьез, - ответил Александр, - то в мире виноватых нет.
- Если всерьез, то есть! И нам они еще ответят.
- О ком ты?
- Ты не знаешь?
