Сергей Солоух - Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева
Толян не думать, не вспоминать, на счастье, на авось
традиционно уповая.
Итак, в самом начале апреля, то есть недели за две до
злополучного происшествия в Ленинской комнате
Южносибирского горного института, по едва просохшему
после весеннего полноводья асфальту молодежь города
химиков и углекопов потянулась к дверям не столько
тенорами звонкими, сколько блохами, коварно ждущими
поднятия занавеса под швами плюшевыми кресел
прославленного театра оперетты Южбасса. В этом,
отвоеванном прыгающими паразитами у музыкальной
общественности города здании, четыре дня подряд с утра и до
позднего вечера на радость насекомым бескрылым и
прожорливым гулял, насосом безотказным ритма накачивал
всегда готовую отдаться цвету, свету, танцу огневому публику
областной смотр-конкурс дискотек и дискоклубов.
Впрочем, машина, перфоратор, устройство
электрическое на самом деле лишь после шести. Весь день до
этого во тьме полупустого зала жюри (компетентное и
представительное), шурша бельем нательным, кривясь,
почесываясь, но сохраняя выдержку, экзаменовало
коллективы самодеятельной молодежи на политическую и
гражданскую зрелость. О, нет, не зря, не напрасно все силы
бросил Анатолий, нелепое сопротивление своих паршивцев
несмышленышей преодолевая, на отработку программы
тематической с названием к сердцам горячим обращенным
"Товарищ Хара".
Одни слайды чего стоили, тут и комманданте Че с
глазами просветленными, и дядя Сэм с хлебалом
перекошенным, крестьяне на полях, рабочие на марше, черно
белый президент Альенде — палец на спусковом крючке,
Пиночет — бульдожья рожа в очках пижонских, штурмовые
винтовки, солдатские сапоги, и даже, кажется, нейтронная
бомба промелькнула зловещей тенью под звуки
"Венсеремоса" и песни "Когда мы едины, мы непобедимы",
фон создавая неповторимый и незабываемый для пируэтов, па
революционных, фуэте, исполненных специально
приглашенными солистами ансамбля институтского
танцевального "Шахтерский огонек". Исключительная работа
и в результате первое место, и возможность в субботу вечером
в день заключительный Амандой Лир и Донной Саммер
потешить весь молодежный городской актив, о положении
регулятора громкости уже не беспокоясь.
Да, так, но если откровенно, начистоту, то вовсе не
ради этого, конечно, два месяца (не меньше), забросив прочие
дела, готовился к большому смотру Толя. Нет, победитель
конкурса — дискоклуб Южносибирского горного помимо
грамот, вымпела и ценного подарка (магнитофона "Илеть")
смог получить, добиться невозможного, казалось бы, права на
большом празднике спорта и мира в столице нашей Родины
необъятной, городе-герое Москве, представлять наш
промышленный, богатый талантами край, иначе говоря,
участвовать этим летом в культурной программе Олимпиады
80, привечать и развлекать атлетов, дискоболов, метателей,
если не серпа, то уж молота определенно.
Был удостоин чести, да, но мог и лишиться ее, не
отведать, не вкусить плодов заслуженного, долгожданного
успеха, на что внимание Толика обостренное и обратил
(обиняками душу отведя сперва, намеками серьезно
растревожив селезенку собеседника), уже без всяких новых
экивоков, подвохов, хитростей, тон доверительный избрав на
сей раз, товарищ лейтенант, гражданин красивый фуражкин,
вернее кепкин, хоть и обладатель восьмиклинки
пролетарского покроя, но сшитой, тем не менее, в стране,
стихию буржуазную изжившей не вполне, Германской
демократической республике.
— Вы же понимаете, Анатолий, — добрел Виктор
Михайлович, смягчался прямо на глазах, — покуда в этом
грязном деле не будет поставлена точка, пятно позорное не
смыто с института, едва ли может речь идти об участии
вашего, безусловно, интересного клуба в столь ответственном
мероприятии.
— Скажу вам больше, — склонился вдруг к столу
товарищ Макунько, приблизил поросль уставную, усища
рыжие, рецепторы гвардейские совсем уже по-дружески,
непринужденно к лицу еще довольно анемичному Толяна,
под вопросом даже не поездка, что поездка, само
существование ваше, как коллектива.
Вот так просто, по-человечески, с печалью даже,
грустью в голосе, Господи, да только за это, за перемену
чудную внезапную, за знак расположения сладкий, казалось,
право, безусловно, впредь исключавший саму возможность
возвращения к вопросам, вроде:
— В случае недомогания вы к врачу обращаетесь или
вас Ида Соломоновна по-семейному пользует? — о, Боже мой,
готов был Толя, о сей, почти с приятельской небрежностью к
его щеке придвинутый прибор, колючки рыжие, иголки
безобразные с признательностью искреннею потереться.
Но, впрочем, этого не требовалось. Сущую мелочь,
безделицу, услугу мелкую всего лишь попросил Анатолия
Кузнецова оказать Виктор Михайлович Макунько.
— Поскольку вы, Толя, человек чистый, с этой
провокацией не связанный, личной заинтересованности чью
либо сторону держать, по мнению большинства, не имеющий,
то, я думаю, многие именно с вами и будут
откровенны. Конечно, ожидать не следует признания, но если
вы будете внимательны и, главное, не станете чураться
компании товарищей, прежде всего из состава комитета
ВЛКСМ, я полагаю, я уверен, вы не только нам сможете
помочь, но и в перспективы с вашим клубом и нашим
доверием к вам можете рассчитывать не только на поездку в
Москву или на БАМ.
О! Но это в принципе, в общем. Конкретно же, в
ближайшую пару дней хотелось бы лейтенанту Макунько
через дискжокея Кузнецова деликатно и ненавязчиво
выяснить, чем все же накануне торжественного, ко дню
рождения вождя, велевшего "учиться, учиться и еще раз
учиться" приуроченного собрания отличников ЮГИ
занимались два других основателя музыкального клуба "33 и
1/3", иммунитет имевшая и к насморку, и к кашлю стойкий,
парочка — заместитель секретаря институтской организации
молодежной Василий Закс (впрочем, бывший) и
верховодивший дружиной комсомольской горняков, член
комитета ВЛКСМ (пока еще) Игорек Ким.
Пьянствовали. Да.
А смесью жидкостей различных разгорячив кровь и
плоть разволновав, отправились оба в сопровождении двух
или трех дружинников активных из числа тех двоечников, что
как бы вечно на поруки взяты не то студсоветом, не то
студотрядом, любимым делом заниматься, а именно, бороться
за здоровый быт, иначе говоря, весь вечер свиньи
беспардонные ногами двери открывали на всех без
исключения этажах общаги номер три.
Собственно, рассказом об этом чудовищном
злоупотреблении общественным доверием, непрекрытом
самодурстве, самоуправстве, короче, безобразии "невиданном,
но регулярном" и смог восстановить доверие к себе, чуть было
не утраченное вовсе после невнятных, подозрительных, да
просто недостойных мужчины извинений за непростительное
опоздание, Толя Кузнецов.
— Так, так, — с приятной интонацией в голосе, с
невольной фитой носовой резюмировал его доклад,
сообщение, Виктор Михайлович, — значит, в нетрезвом
состоянии находились?
— Да, — подтвердил Кузнец, — Вне всякого сомнения,
головой качнул, шагая нога в ногу с высоким рыжим
лейтенантом, вглубь уходя аллейки сада городского, под
фонарями зимними которого порой отроческой, увы, ввиду
здоровья никудышного ему ни разу так и не пришлось
пошаркать острыми по гладкому.
— Отлично, отлично, — внезапно выполнил Виктор
Михайлович молниеносное кру-гом, сено с соломой
перепутал, заставил возомнившего уже черт знает что,
буквально окрыленного реакцией товарища М-ко, Толяна,
второй за это утро, подумать только, раз позорно дергаться,
какие-то движенья мелкие, смешные невольно совершать.
Впрочем, сотрудник комитета особого при Совете
Министров унижать информатора, его на место ставить и в
чувство приводить не собирался, не планировал, нет, просто
эмоциям дал волю офицер, расстроенный донельзя не просто
безответственностью, ах, если бы, преступным, скажем так,
пособничеством и не каких-то отдельных отщепенцев, а целых
групп и коллективов молодых людей мерзавцам, негодяям и
подонкам.
Ведь от скольких он уже об этом рейде слышал, а
скольких расспрашивал, подробности той экспедиции