Флаги осени - Павел Васильевич Крусанов
Корреспондент. Оригинальный метод – исследование природы денег через аскетизм.
Август. Разговор пока о сдержанности, а не об аскезе. Итак, деньги. Что мы о них знаем?
Корреспондент. Их вечно не хватает. Лично мне.
Август. Есть кое-что ещё. Они звенят в горсти, жгут ляжку и лишают сна. Они умеют таять, обращаться в дым, пускаться в оборот, лежать в чулке, улетать в трубу и возвращаться сторицей, как подружейная собака с уткой. Они ходят по свету, но их тянет друг к другу. От них дают прикурить. На них можно купить удовольствие, но нельзя построить счастье. Они дешевле уговора, но любят счёт и тишину. Они бывают лишними и бешеными. Играют в прятки. Вводят в грех. Идут мерцающим курсом. Их ссуживают под процент (нехорошие люди) и кладут на язык в уплату Харону.
Корреспондент. Разве их кладут не на веки?
Август. Ещё один расхожий предрассудок. Ко всему, если приглядеться – деньги подражают людям: они бывают цветными, носят на себе лица, забавны на просвет и хрустят на изломе. Шутка Веспасиана, будто им не присущ запах, – сомнительна. Иначе с чего бы им отмываться?
Корреспондент. А как быть с фальшивомонетчиками? Что деньги думают о них?
Август. В истоке природы денег – фальшь. Но при этом деньги не любят подделки. Потому что честолюбивы – тем порочным честолюбием, которое превышает дарование.
Корреспондент. Мрачная картина. Но разве есть деньгам противовес?
Август. Не только деньги объявляют войны. Порой и им бросают вызов. Нам известны подвиги бескорыстия, сбивавшие программу построенного на стяжании земных благ мира. Чего стоит пример Гаутамы, образец кинической школы, опыт первохристианских общин, жест – пусть и половинчатый, не доведённый до предела – битников и хиппи. Деньги несут потери, но не сдаются – отбивают сданные рубежи. Благодаря короткой памяти они считают, что не знают поражения.
Корреспондент. Мне отчего-то думается, плохи не деньги сами по себе, а люди, ослеплённые деньгами и не знающие удержу.
Август. Но точно так же можно заявить, что плохи не люди, а их дурные помыслы. Я говорил уже: в самой идее денег как универсального эквивалента сокрыты соблазн и фальшь. В действительности они не универсальны. Однако таковыми быть хотят. Причём – во что бы то ни стало. Поэтому деньги сделали посмешищем достоинство и добродетель – чувствуя призрачность своей цены, они обесценивают всё, что цены не имеет. При этом мудростью сердца мы всё же понимаем – а если не понимаем, то ощущаем, и порой довольно болезненно, – что путь Башлачёва вернее пути Вексельберга. И все разговоры о том, что, выбирая дорожку, мы не знаем, куда она приведёт, – лукавство и обман. Знаем. Отлично знаем: будет смерть и будет суд. В этом смысле с будущим всё просто. А то, что мы здесь, в Петербурге, сами зачастую не имеем сил быть безупречными, – так это ничего, бывает.
Корреспондент. То есть вы готовы отчасти тельца принять и поклонение ему простить?
Август. Готов понять. Не более того. Новому эллину противен вид соотечественника, давящегося за копейку, как противен вид художника, сбежавшего от муторной реальности в искусство и обретшего там то, от чего бежал, – отвратительные сцены тщеславия и дикой погони за прибылью. Уже не говорю, насколько скверно всё это, если проецировать на музыку, звучит… Особенно если это сверхзвуковая музыка, которой я отдаю предпочтение.
Корреспондент. Вернёмся всё-таки к деньгам.
Август. Деньги новому эллину нужны лишь для того, чтобы держать дух в бодрости и иметь возможность жить внутри культуры, поскольку культура – это то, что придаёт короткой жизни длинный смысл. Речь о культуре как о внутреннем порыве – когда человек добровольно делает что-то задаром ради того, что не совсем осознаёт и что, как это ни странно, возможно, совершенно смысла лишено.
Корреспондент. Значит, деньги всё-таки нужны.
Август. Как функция. Как агент по доставке насущного. Только и всего. Но нельзя забывать, что деньги лукавы. Они обводят человека вокруг пальца и, точно базарный плут, совершают подмену желаемого. В мире стяжания, где единственным мерилом успеха становится банковский счёт и всё имеет свою цену, человек, стремящийся к радостной сосредоточенности на любимом деле, сначала должен раздобыть к этому средства. Иначе говоря, вынужденно и суетно побеспокоиться. Но тут – ловушка, поскольку деньги от начала времён несут в себе порчу. Постепенно они, эти молчаливые лакеи, служащие поставщиками необходимого и желанного, прибирают вожжи и сами становятся объектом вожделения. Утоление страсти обладания деньгами теперь – такая же потребность, как утоление страсти физического обладания. Деньги превращаются в источник чистого наслаждения.
Корреспондент. Понятно. Стало быть, единственный противовес – культура?
Август. Не столько культура сама по себе, сколько творящий её бескорыстный порыв. Ведь и в культуре заводятся черви. Вырождаясь, люди и культуры теряют способность к благородному устремлению и становятся меркантильными. При этом они непременно подчёркивают своё внешнее изобилие и тучность, как бы говоря, что если бы дела их шли из рук вон плохо, разве им было бы настолько хорошо – им, с их надутыми щеками, таким роскошным и богатым? Но внутри это наливное яблочко давно уже источил червяк – деньги. Они – тот паразит, который управляет обречённой жизнью лишённого собственной воли хозяина.
Корреспондент. Знаете рецепт исцеления? Что предлагаете?
Август. Намордник на алчность. Есть хорошее русское слово «достаток», спокойное и твёрдое. В нём чувствуется осмысленность стремления и равнодушие к излишеству. В этом слове деньгам определён предел. Ведь богатство, не обременённое границей разума, равно как и само стремление к нему – уродство, горб, жутчайший флюс. Другое дело, что по сию пору все попытки построить мир, в котором денег будет ровно столько, чтобы постоянно о них не думать, потерпели крах, потому что деньги соблазняют, а человек слаб и непременно начинает откладывать в сундук по дукату или воровать – кто медный грош, кто миллиард. И ведь ворует и копит, и страсть эту не объяснить ни дурным воспитанием, ни скудостью детства.
Корреспондент. Помнится, пробовали строить мир вообще без денег.
Август. Попытка построить такой мир, несмотря на солидное теоретическое обоснование, провалилась потому, что мир хочет оставаться продажным, а деньги – им править. И раз уж мир таков, то в итоге предпоследний человек купит всё, из чего этот мир составлен – его воды, леса, горы, степи, газы, недра, воспоминания и даже его Бога, а последние люди,