Эффект безмолвия - Андрей Викторович Дробот
– ДОО «Скорпион», – напомнил Алик.
– Так вот – милицейская операция «Скорпион» будет закончена, как и твоя недописанная книга, – подвела итог Марина. – Оставайся дома.
И опять душа Алика откликнулась на новую жизненную ситуацию совершенно необычно и, на первый взгляд, оторвано от реальности.
«Почему-то жизнь устроена так, что всегда надо расставаться и уходить, – опять задумался Алик, сидя в своем любимом кожаном кресле. – Сначала нам радуются за то, что мы просто приходим, появляемся на свет, затем – за то, что мы с собой приносим, а напоследок – за то, что перестаем докучать. Поэтому, когда кого-то хоронишь, помни, что и тебя будут хоронить».
Он глянул в окно, в освещенную единственным фонарем полутьму, пойманную в коробку, ограниченную стенами корпусов пятиэтажных домов. Он привык к этому угрюмому виду и смотрел сквозь него:
«Даже самый прекрасный край иногда покидают птицы, даже самый прекрасный голос не может звучать вечно, но, если подобное происходит и, например, листья опадают – это совсем не повод готовиться к смерти».
Темнота неба вернула его к собственным переживаниям, к себе. Кто он в этой картине мира?
«Человек, откликающийся на каждое воздействие со стороны, подобен неразумной бактерии. Нельзя себя казнить, для этого есть другие».
Тут он обратил внимание на множество горящих за квартирными стеклами ограниченных миров:
«Когда слишком долго ищешь в пустоте, то начинаешь находить призраков. В этом смысле любой уход из пустоты, пустоты маленького нефтяного города, в том числе, – жизнеутверждающий».
Кто ищет на одном месте? – Только верующие:
«А разве верующие, считающиеся истинными, не похожи на людей, которых изнутри поедает невидимый червь? Сколько раз, глядя на них, я задумывался, откуда и почему эта сухая бледность лица и выжатая строгость взгляда? Отчего выхолощенная определенность мысли? Это душевное обрезание. Главным в религии является не предметное обрезание, а душевное. Они не могут уйти от обжитого, не опустев.
А разве вера во власть – не религия? Подчинение имеет в своей основе либо любовь, либо страх. Общественное мнение – это лишь блеяние отары овец, находящейся под присмотром пастуха. Стоит какой-либо овце увлечься одинокой прогулкой, как ее догонит плеть. Страх плети и хищников гонит шальную овцу в отару так сильно, что даже там, где нет пастуха, овцы все равно держатся вместе. Общественное мнение до того предвзято, что даже на открытом поле общественное мнение смеет ходить только по прохожей тропинке. И это добровольное самоограничение и самоуничтожение – что может быть достойно большей похвалы со стороны врага? Чем больше самоуничтожения в обществе, тем меньше сил требуется власти для управления этим обществом. Но достойно ли уважения власти подобное общество?..».
На следующее утро Алика в кардиологическом отделении ждала выписка: больничный лист, закрытый за нарушение больничного режима. Выходные прошли прекрасно. Отдых на писательском кресле принес понимание того, что: «Лидеры выигрывают не всегда, поскольку ставят поверхностные цели. Например, они ставят цель первыми зайти в самолет. Но не ставят вопрос: зачем? Алик всегда заходил в самолет последним, зато всегда первым занимал оставшиеся свободными ряды сидений. Первых много, но не все первые – выигрывают. Алик всегда с интересом смотрел и на людей, стоявших в проходе самолета, стремившихся быстрее покинуть его после приземления. Они спешили, в конечном счете, опаздывая. Только выходивший последним из самолета, заходил последним в автобус, отвозивший пассажиров в аэропорт, а, значит, оказывался первым у его двери и, соответственно, первым входил в аэропорт. Ошибка многих первых в том, что они стремились быть первыми на ограниченном отрезке жизни, не заглядывая вдаль. Они подчинялись инстинкту толпы. А, если заглянуть дальше, то оказывалось, что в некоторые моменты лучше быть последним, чтобы потом обогнать всех».
ОТСТРАНЕНИЕ ОТ РАБОТЫ
«Даже небесные светила смертны, что говорить о человеке и его делах».
В первый же рабочий день, который Алик, ввиду отстранения от работы, планировал провести дома, как и все последующие дни отстранения, и заняться писательством, в его доме раздался провокационный звонок.
– Вас беспокоит, начальник отдела кадров, – сказала Плутьянова. – Вы должны подойти и написать объяснительную…
– Ничего писать не буду, я сейчас гражданин, – оборвал Алик.
– Тогда мы составим акт об отказе, – пригрозила Плутьянова.
– Составляйте, что хотите, – ответил Алик, желая прекратить отвлекающий разговор.
– Кстати, а почему вы дома? – спросила Плутьянова.
– Я отстранен от работы, потому и дома, – вернул Алик.
– Нет. Вы, несмотря на отстранение от работы, все равно должны присутствовать на рабочем месте. У вас же сохраняется заработная плата, – со знанием дела выдохнула Плутьянова.
Праздник, который Алик наметил себе, исчез, словно пух с одуванчика, от пустого дыхания какой-то Плутьяновой…
Алик перелистал весь Интернет и Трудовой Кодекс, но не нашел ни одного основания, по которому его мог бы отстранить от работы глава маленького нефтяного города Хамовский, который и являлся его работодателем. О сохранении заработной платы отстраненным руководителям, говорилось как о незаконной норме, а о том, чтобы отстраненный присутствовал при отстранении от работы на рабочем месте – ни единого слова. Но юристы маленького нефтяного города всегда имеют свои взгляды на российское законодательство, а отсуживать грязную запись в трудовой книжке сложнее, чем ее не получить. И Алик решил в течение десяти оставшихся дней отстранения просидеть в помещении телевидения, занимаясь написанием книги…
Он зашел в редакцию телевидения с небольшим опозданием, облегченно отметил отсутствие комиссии по выявлению нарушений трудовой дисциплины, которую против него могли выставить, и, найдя Задрина, сказал, протягивая повестку:
– Жора, мне нужно в милицию, по инциденту у моей двери.
– Хорошо, – деловито и с удовлетворением ответил Задрин, не имевший и школьной десятилетки, но занявший в телерадиокомпании маленького нефтяного города в награду кресло руководителя, вместо Алика…
Из милиции Алика отконвоировали на милицейском микроавтобусе в мировой суд, как преступника. При этом обоих его конвоиров перед выездом в суд пригласил к себе их командир и аккуратно прикрыл дверь так, чтобы Алик не слышал разговор.
«Дает инструкции», – понял Алик, а находясь в суде, он уединился с одним из охранников, вполне адекватным человеком, который, как выяснилось, тоже оказался под судом.
– Тут правды нет, приговоры выносятся по косвенным уликам – и ничего не докажешь, – объяснил он.
– А что вам сообщил командир? – поинтересовался Алик.
– Не поддавайтесь на провокации, – смущенно ответил милиционер.
– Какие провокации? – исполнил удивление Алик.
– Бывает, что люди наносят себе побои, – ответил молодой. –
